Йоко отнеслась к такому непочтительному отношению горничной равнодушно и с газетой в руках вернулась в свою комнату. Уборка была сделана кое-как, даже щетка осталась под настенной полкой. Йоко сама с присущей ей энергией навела порядок в номере, затем, взяв сумочку и зонтик, вышла из гостиницы.
На улице она заметила горничных, которые, закончив работу пораньше, направлялись, видимо, к храму Нокэяма на праздничное гуляние. Теперь Йоко поняла, почему они так спешили с уборкой. Она проводила их взглядом, и ей почему-то стало грустно.
Йоко казалось, что газетная вырезка, спрятанная за оби, жжет грудь, и она на ходу переложила ее в сумочку. Идти ей, собственно, было некуда, и она, понурившись, спускалась по Момидзидзака, постукивая зонтиком по оттаивающей земле. Йоко не заметила, как оказалась на какой-то грязной, узкой улочке. Случай привел ее к той самой «Сагамия», где однажды она была с Кото. Здесь по-прежнему висел закопченный фонарь со старинными иероглифами. Опасаясь, как бы ее не узнали, Йоко поспешила пройти мимо.
Совсем рядом оказалась вокзальная площадь. Ярко светило полуденное осеннее солнце. По мостам, переброшенным через канал, группами сновали оживленные прохожие. Йоко мерещилось, что все с любопытством ее разглядывают. В другое время она не смутилась бы, обратись на нее одновременно тысяча глаз. Но она только что прочитала эту проклятую заметку, а кроме того, на ней было уродливое кимоно. Быть может, все дело именно в кимоно, и Йоко пожалела, что вышла из гостиницы.
Вот и пристань. В небольшой кирпичной таможне занимались своим делом молодые чиновники, в тужурках с двумя рядами золотых пуговиц, во флотских фуражках. Они уставились на Йоко, как на старую знакомую, будто запомнили ее во время вчерашней высадки. Уж не догадываются ли они, что это о ней напечатано в газете? Йоко поймала себя на мысли, что становится мнительной. Надо было уйти, но Йоко не могла. Она надеялась, что в обеденный час на пристани, степенно неся свое большое тело, покажется Курати.
Йоко побрела по набережной к «Гранд-отелю». Пусть только Курати сойдет на берег, он непременно заметит ее, либо она почувствует всем своим существом его появление, и Йоко шла не оглядываясь. Пристань постепенно оставалась позади. У железных цепей, связывающих кнехты вдоль набережной, под надзором гувернанток играли дети европейцев. Их охраняли большие, чуть не с теленка величиной, собаки. Увидев Йоко, дети приветливо улыбались. Малыши всегда напоминали ей о Садако – сердце ее болезненно сжималось, на глаза навертывались слезы. Сейчас Йоко с особой печалью смотрела на детей и, словно стремясь убежать от них, повернула назад, к таможне. Здесь по-прежнему было много людей, но ревизора среди них Йоко не видела, а подойти к «Эдзима-мару» у нее не хватало смелости. Как-то неприятно было бродить под пристальными взглядами таможенников, и Йоко, миновав главные ворота таможни, уныло двинулась к префектуральному управлению.
23
В этот день Йоко долго еще бродила по вишневым аллеям в ожидании Курати. Наконец он появился, торопливо шагая вверх по Момидзидзака, весь запыленный и потный. Стоял ноябрь, к вечеру заметно похолодало, подул ветер. Смешавшись с толпой людей, видимо утомленных суматохой праздничного дня, Курати шел, глядя прямо перед собой, выражение лица у него было недовольное. Стоило Йоко увидеть его, как силы тотчас вернулись к ней, сразу появилось игривое настроение. Спрятавшись за вишню, она пропустила Курати вперед, потом догнала его и тихонько пошла рядом. Курати изумленно заглянул в большие глаза Йоко, в которых от холода застыли слезинки, словно хотел спросить: «Откуда ты взялась?» Он и сам не думал, что таким бесконечно долгим покажется день без Йоко, после того как они несколько недель ни на минуту не расставались друг с другом, и теперь явно был рад этой неожиданной встрече. Поглядев на счастливого Курати, Йоко сразу забыла все горести. Ей хотелось схватить его черную от грязи руку и ласково прижаться к ней горячими губами. Но разве можно себе позволить такое на улице, где подойти поближе и то страшно. Она огорчилась и, чтобы показать ему свое недовольство, капризно сказала:
– Я больше не вернусь в гостиницу. Там ко мне плохо относятся. Иди один, если хочешь.
– Что случилось? – Курати остановился и удивленно посмотрел на Йоко. – В таком виде (он широко развел выпачканными руками и нахмурился) я не могу тебя сопровождать.
– Вот и иди в гостиницу.
Медленно шагая рядом с Курати, Йоко, чуть-чуть сгущая краски, стала жаловаться на хозяйку, на распущенных горничных и заявила, что хочет поскорее переехать в «Сокакукан». Курати слушал ее, глядя в сторону, точно обдумывая что-то, и, когда они подошли совсем близко к гостинице, вдруг остановился.
– Оттуда должны были сообщить по телефону, есть ли свободный номер. Ты не спрашивала? – Йоко совсем забыла об этом поручении Курати и смущенно покачала головой… – Ну, ладно, дадим телеграмму. Ты поедешь, а я уложу вещи и выеду следом, сегодня же ночью.
Йоко очень не хотелось ехать одной. Но должен же кто-то укладывать вещи.
– Все равно нам нельзя вместе садиться на поезд, – добавил Курати. Йоко как раз собиралась с силами, чтобы спросить его о сегодняшнем номере «Хосэй-симпо», но вдруг испугалась и ничего не сказала.
– Ты что? – с упреком спросил Курати, заметив, что при всей кажущемся спокойствии Йоко чем-то встревожена. Очень медлительный, Курати в то же время обладал поразительной способностью мгновенно все подмечать. Йоко ответила, что ничего не случилось, и он не стал больше допытываться.
Йоко ни за что не хотела возвращаться в свой номер и решила здесь же расстаться с Курати. Он согласился, пристально посмотрел на Йоко и, не оглядываясь, зашагал к гостинице. Она с чувством сожаления и какой-то пустоты смотрела ему вслед. Потом с необъяснимой легкой гордостью, чуть заметно улыбаясь, пошла вниз по той самой Момидзидзака, по которой недавно поднимался Курати.
Когда она подошла к вокзалу, везде уже зажгли газовые фонари. Опасаясь встретить кого-нибудь из знакомых, Йоко просидела до самого отхода поезда в закусочной, затем быстро прошмыгнула в купе первого класса. В просторном вагоне никого не было, только трое иностранцев с нарядно одетыми женами. Они, вероятно, ехали на званый ужин в министерство иностранных дел. Появление Йоко оказало свое обычное действие: иностранцы с любопытством и удовольствием воззрились на нее. Но Йоко не стала своим излюбленным жестом поправлять волосы. С независимым видом она села в углу купе, положив сумочку и зонтик на колени. На случайно встреченный взгляд она отвечала спокойным, простодушным взглядом. Ее нисколько не интересовал ни возраст, ни внешний вид спутников – перед глазами все время стоял Курати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
На улице она заметила горничных, которые, закончив работу пораньше, направлялись, видимо, к храму Нокэяма на праздничное гуляние. Теперь Йоко поняла, почему они так спешили с уборкой. Она проводила их взглядом, и ей почему-то стало грустно.
Йоко казалось, что газетная вырезка, спрятанная за оби, жжет грудь, и она на ходу переложила ее в сумочку. Идти ей, собственно, было некуда, и она, понурившись, спускалась по Момидзидзака, постукивая зонтиком по оттаивающей земле. Йоко не заметила, как оказалась на какой-то грязной, узкой улочке. Случай привел ее к той самой «Сагамия», где однажды она была с Кото. Здесь по-прежнему висел закопченный фонарь со старинными иероглифами. Опасаясь, как бы ее не узнали, Йоко поспешила пройти мимо.
Совсем рядом оказалась вокзальная площадь. Ярко светило полуденное осеннее солнце. По мостам, переброшенным через канал, группами сновали оживленные прохожие. Йоко мерещилось, что все с любопытством ее разглядывают. В другое время она не смутилась бы, обратись на нее одновременно тысяча глаз. Но она только что прочитала эту проклятую заметку, а кроме того, на ней было уродливое кимоно. Быть может, все дело именно в кимоно, и Йоко пожалела, что вышла из гостиницы.
Вот и пристань. В небольшой кирпичной таможне занимались своим делом молодые чиновники, в тужурках с двумя рядами золотых пуговиц, во флотских фуражках. Они уставились на Йоко, как на старую знакомую, будто запомнили ее во время вчерашней высадки. Уж не догадываются ли они, что это о ней напечатано в газете? Йоко поймала себя на мысли, что становится мнительной. Надо было уйти, но Йоко не могла. Она надеялась, что в обеденный час на пристани, степенно неся свое большое тело, покажется Курати.
Йоко побрела по набережной к «Гранд-отелю». Пусть только Курати сойдет на берег, он непременно заметит ее, либо она почувствует всем своим существом его появление, и Йоко шла не оглядываясь. Пристань постепенно оставалась позади. У железных цепей, связывающих кнехты вдоль набережной, под надзором гувернанток играли дети европейцев. Их охраняли большие, чуть не с теленка величиной, собаки. Увидев Йоко, дети приветливо улыбались. Малыши всегда напоминали ей о Садако – сердце ее болезненно сжималось, на глаза навертывались слезы. Сейчас Йоко с особой печалью смотрела на детей и, словно стремясь убежать от них, повернула назад, к таможне. Здесь по-прежнему было много людей, но ревизора среди них Йоко не видела, а подойти к «Эдзима-мару» у нее не хватало смелости. Как-то неприятно было бродить под пристальными взглядами таможенников, и Йоко, миновав главные ворота таможни, уныло двинулась к префектуральному управлению.
23
В этот день Йоко долго еще бродила по вишневым аллеям в ожидании Курати. Наконец он появился, торопливо шагая вверх по Момидзидзака, весь запыленный и потный. Стоял ноябрь, к вечеру заметно похолодало, подул ветер. Смешавшись с толпой людей, видимо утомленных суматохой праздничного дня, Курати шел, глядя прямо перед собой, выражение лица у него было недовольное. Стоило Йоко увидеть его, как силы тотчас вернулись к ней, сразу появилось игривое настроение. Спрятавшись за вишню, она пропустила Курати вперед, потом догнала его и тихонько пошла рядом. Курати изумленно заглянул в большие глаза Йоко, в которых от холода застыли слезинки, словно хотел спросить: «Откуда ты взялась?» Он и сам не думал, что таким бесконечно долгим покажется день без Йоко, после того как они несколько недель ни на минуту не расставались друг с другом, и теперь явно был рад этой неожиданной встрече. Поглядев на счастливого Курати, Йоко сразу забыла все горести. Ей хотелось схватить его черную от грязи руку и ласково прижаться к ней горячими губами. Но разве можно себе позволить такое на улице, где подойти поближе и то страшно. Она огорчилась и, чтобы показать ему свое недовольство, капризно сказала:
– Я больше не вернусь в гостиницу. Там ко мне плохо относятся. Иди один, если хочешь.
– Что случилось? – Курати остановился и удивленно посмотрел на Йоко. – В таком виде (он широко развел выпачканными руками и нахмурился) я не могу тебя сопровождать.
– Вот и иди в гостиницу.
Медленно шагая рядом с Курати, Йоко, чуть-чуть сгущая краски, стала жаловаться на хозяйку, на распущенных горничных и заявила, что хочет поскорее переехать в «Сокакукан». Курати слушал ее, глядя в сторону, точно обдумывая что-то, и, когда они подошли совсем близко к гостинице, вдруг остановился.
– Оттуда должны были сообщить по телефону, есть ли свободный номер. Ты не спрашивала? – Йоко совсем забыла об этом поручении Курати и смущенно покачала головой… – Ну, ладно, дадим телеграмму. Ты поедешь, а я уложу вещи и выеду следом, сегодня же ночью.
Йоко очень не хотелось ехать одной. Но должен же кто-то укладывать вещи.
– Все равно нам нельзя вместе садиться на поезд, – добавил Курати. Йоко как раз собиралась с силами, чтобы спросить его о сегодняшнем номере «Хосэй-симпо», но вдруг испугалась и ничего не сказала.
– Ты что? – с упреком спросил Курати, заметив, что при всей кажущемся спокойствии Йоко чем-то встревожена. Очень медлительный, Курати в то же время обладал поразительной способностью мгновенно все подмечать. Йоко ответила, что ничего не случилось, и он не стал больше допытываться.
Йоко ни за что не хотела возвращаться в свой номер и решила здесь же расстаться с Курати. Он согласился, пристально посмотрел на Йоко и, не оглядываясь, зашагал к гостинице. Она с чувством сожаления и какой-то пустоты смотрела ему вслед. Потом с необъяснимой легкой гордостью, чуть заметно улыбаясь, пошла вниз по той самой Момидзидзака, по которой недавно поднимался Курати.
Когда она подошла к вокзалу, везде уже зажгли газовые фонари. Опасаясь встретить кого-нибудь из знакомых, Йоко просидела до самого отхода поезда в закусочной, затем быстро прошмыгнула в купе первого класса. В просторном вагоне никого не было, только трое иностранцев с нарядно одетыми женами. Они, вероятно, ехали на званый ужин в министерство иностранных дел. Появление Йоко оказало свое обычное действие: иностранцы с любопытством и удовольствием воззрились на нее. Но Йоко не стала своим излюбленным жестом поправлять волосы. С независимым видом она села в углу купе, положив сумочку и зонтик на колени. На случайно встреченный взгляд она отвечала спокойным, простодушным взглядом. Ее нисколько не интересовал ни возраст, ни внешний вид спутников – перед глазами все время стоял Курати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106