Надо найти себя, пока не поздно. Я утру нос тем женщинам, которые увивались вокруг меня, а потом изменили мне и смирились со своей судьбой. Да, пока я не состарилась, я докажу, на что способна. На помощь Кимура тут рассчитывать нечего, – думала Йоко, – но и мешать он не станет».
С началом японо-китайской войны у ровесниц Йоко на смену иллюзиям пришло какое-то смутное беспокойство. Йоко, которая переживала все особенно остро, постоянно подстрекала подруг на самые невероятные выходки и в то же время понятия не имела о том, как преодолеть это беспокойство в самой себе, как пережить трудное время. Неудовлетворенность окружающим вызывала в Йоко раздражение. Постепенно она привыкла поступать, как ей заблагорассудится. «Пусть я не знаю жизни, – раздумывала Йоко. – Зато у меня острый ум, прекрасное тело (сила женщины именно в этом, хотя некоторые совсем иного мнения) и способность сильно чувствовать». И Йоко бросилась в пучину жизни. Она часто оступалась, никто не помог ей подняться. Не раз хотелось Йоко бросить вызов обществу: «Если я поступаю плохо, заблуждаюсь, помогите мне исправиться! У мужчин, обративших женщину в рабство, нет и доли той честности, что была у древнего Адама. Пока женщина покорна, они учтивы с нею, но стоит ей проявить малейшую самостоятельность, как они превращаются в деспотов. И находятся малодушные женщины, которые поощряют это». Йоко достаточно натерпелась в гимназии. И к восемнадцати годам, когда к ней пришла первая любовь – любовь к Кибэ, – она уже не была девочкой. Мимолетная страсть, разжигаемая препятствиями, подобно огню, испепелила все дотла и угасла, как только эти препятствия исчезли, и Йоко взглянула на свою любовь и на партнера по любви холодными глазами критика. Неужели ей суждено всю жизнь прожить с этим человеком? Мужчины пытались превратить ее сердце в игрушку, она успела разглядеть изнанку мужской души, так неужели она должна быть насильно связана с этим Кибэ, заурядным студентом, мужественным и энергичным лишь в ее воображении?! Йоко задрожала от отчаяния. И она рассталась с Кибэ.
Жизнь предостерегала Йоко от опасности попасть в зависимость к мужчине. Но что за шутка природы! Несмотря на все, что ей довелось пережить, Йоко уже не могла оставаться одинокой. Вступив однажды на ложный путь, она не переставала искать источник радости в мужчинах, а те, в свою очередь, пагубно влияли на Йоко. Так, привыкнув к мышьяку, больной уже не может обходиться без него, сознавая в то же время, какой это сильный яд. В таком же положении оказалась сейчас и Йоко. Для мужчин, которые с вожделением увивались вокруг Йоко, она хладнокровно, как паук, плела свою паутину. И они все без исключения попадались. Незаметно для себя самой она стала жестока. Жажда жизни заставляла Йоко изо дня в день плести коварную паутину, как плетет ее паук-вампир, обладающий странной притягательной силой. К тому, кто не решался приблизиться к сетям и лишь поносил ее, она относилась с холодным безразличием, как к камню или дереву на дороге.
По правде говоря, Йоко могла жить только так, как ей повелевало сердце. До чего же тупы и отвратительны люди, которым нет никакого дела до ее чувств!
Родственники в глазах Йоко были алчущей, жадной толпой. Отца она считала слабым, жалким человеком. Ближе всех ей, пожалуй, была мать. Но и к ней Йоко относилась враждебно, они с трудом уживались. Мать понимала, что к дочери нужно подходить по-особому, а как это сделать, не знала. Характер Йоко удивительно быстро сформировался в рамках, установленных матерью, и вдруг оказалось, что мать, как колдунья, стоит на пути Йоко, ревниво следя за тем, чтобы никто не превзошел ее саму в чарах. Это и было главной причиной их вражды, такой сильной, что никто и представить себе не мог. Эта тайная борьба повлияла на сложный характер Йоко, придала ему черты, которые одновременно и привлекали и отталкивали. Но мать есть мать. Порицая Йоко, она все же понимала ее лучше, чем остальные. И при мысли об этом у Йоко появлялось ей самой непонятное теплое чувство к матери.
После ее смерти Йоко остро почувствовала свое одиночество. В состоянии нервного возбуждения она, как птичка, в поисках пищи перелетающая с дерева на дерево, переходила от одного мужчины к другому в поисках наслаждений. Временами к ней воровски подползала тревога, бросавшая ее в бездонную трясину меланхолии. «Я не дерево, прибитое бурными волнами к скалистому берегу. Но я еще более одинока, чем это дерево. Я не увядший лист, который падает с дерева, кружась на ветру. Но я еще более беспомощна, чем этот лист.
Неужели нет жизни иной, чем эта? Где же тот человек, который направлял бы мою жизнь?» Такие мысли изредка приходили в голову Йоко, когда она серьезно задумывалась над своей жизнью. Но мысли оставались мыслями. А тоска гнала ее то к кормилице, то к Утида, откуда она возвращалась с еще большей пустотой в сердце. Одиночество толкало ее к разврату. Но стоило мужчине обнаружить перед Йоко свои слабости, как она, точно королева, надменно отворачивалась от своего пленника и потом вспоминала случившееся с отвращением, как дурной сон. Она отчетливо сознавала, что все эти приключения приносят ей в качестве трофеев нечто совершенно отвратительное.
Именно тревога и безнадежность побудила Йоко выбрать себе в мужья попавшего к ней в сети Кимура. Одно время ей даже казалось, что если она уживется с ним, то, быть может, со временем у них сложится обыкновенная семья, каких много на свете. Но мысли эти были словно заплаты на покрывале тревоги, окутавшем ее сердце. Йоко пробовала взять себя в руки, и спокойно обдумать, как она будет жить в Америке, но в ее будущей жизни Кимура отводилась незавидная роль человека, ставшего помехой на пути, человека, с которым никто не станет считаться. «Буду жить с Кимура», – решила она, садясь на пароход. Но это было несерьезно. Йоко растерялась, словно девочка, которая не знает, куда девать куклу с оторванными руками и ногами – то ли спрятать в ящик с игрушками, то ли выбросить.
И вот неожиданная встреча с Курати. С того дня, как на палубе «Эдзима-мару», у причала Йокогамы, Йоко впервые увидела этого похожего на исполинского зверя человека, она остро ощутила его превосходство над собой. В другую эпоху Курати не служил бы ревизором небольшого парохода. Он, как и Йоко, родился не вовремя. Йоко всем сердцем сочувствовала Курати и в то же время боялась его. Всегда спокойная и непринужденная, она в присутствии Курати всячески старалась показать себя с наилучшей стороны и, к своему удивлению, обычно поступала вопреки собственной воле. Она готова была покориться ему, это даже казалось ей заманчивым. Жизнь ее станет яркой лишь тогда, когда она полностью растворится в этом человеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
С началом японо-китайской войны у ровесниц Йоко на смену иллюзиям пришло какое-то смутное беспокойство. Йоко, которая переживала все особенно остро, постоянно подстрекала подруг на самые невероятные выходки и в то же время понятия не имела о том, как преодолеть это беспокойство в самой себе, как пережить трудное время. Неудовлетворенность окружающим вызывала в Йоко раздражение. Постепенно она привыкла поступать, как ей заблагорассудится. «Пусть я не знаю жизни, – раздумывала Йоко. – Зато у меня острый ум, прекрасное тело (сила женщины именно в этом, хотя некоторые совсем иного мнения) и способность сильно чувствовать». И Йоко бросилась в пучину жизни. Она часто оступалась, никто не помог ей подняться. Не раз хотелось Йоко бросить вызов обществу: «Если я поступаю плохо, заблуждаюсь, помогите мне исправиться! У мужчин, обративших женщину в рабство, нет и доли той честности, что была у древнего Адама. Пока женщина покорна, они учтивы с нею, но стоит ей проявить малейшую самостоятельность, как они превращаются в деспотов. И находятся малодушные женщины, которые поощряют это». Йоко достаточно натерпелась в гимназии. И к восемнадцати годам, когда к ней пришла первая любовь – любовь к Кибэ, – она уже не была девочкой. Мимолетная страсть, разжигаемая препятствиями, подобно огню, испепелила все дотла и угасла, как только эти препятствия исчезли, и Йоко взглянула на свою любовь и на партнера по любви холодными глазами критика. Неужели ей суждено всю жизнь прожить с этим человеком? Мужчины пытались превратить ее сердце в игрушку, она успела разглядеть изнанку мужской души, так неужели она должна быть насильно связана с этим Кибэ, заурядным студентом, мужественным и энергичным лишь в ее воображении?! Йоко задрожала от отчаяния. И она рассталась с Кибэ.
Жизнь предостерегала Йоко от опасности попасть в зависимость к мужчине. Но что за шутка природы! Несмотря на все, что ей довелось пережить, Йоко уже не могла оставаться одинокой. Вступив однажды на ложный путь, она не переставала искать источник радости в мужчинах, а те, в свою очередь, пагубно влияли на Йоко. Так, привыкнув к мышьяку, больной уже не может обходиться без него, сознавая в то же время, какой это сильный яд. В таком же положении оказалась сейчас и Йоко. Для мужчин, которые с вожделением увивались вокруг Йоко, она хладнокровно, как паук, плела свою паутину. И они все без исключения попадались. Незаметно для себя самой она стала жестока. Жажда жизни заставляла Йоко изо дня в день плести коварную паутину, как плетет ее паук-вампир, обладающий странной притягательной силой. К тому, кто не решался приблизиться к сетям и лишь поносил ее, она относилась с холодным безразличием, как к камню или дереву на дороге.
По правде говоря, Йоко могла жить только так, как ей повелевало сердце. До чего же тупы и отвратительны люди, которым нет никакого дела до ее чувств!
Родственники в глазах Йоко были алчущей, жадной толпой. Отца она считала слабым, жалким человеком. Ближе всех ей, пожалуй, была мать. Но и к ней Йоко относилась враждебно, они с трудом уживались. Мать понимала, что к дочери нужно подходить по-особому, а как это сделать, не знала. Характер Йоко удивительно быстро сформировался в рамках, установленных матерью, и вдруг оказалось, что мать, как колдунья, стоит на пути Йоко, ревниво следя за тем, чтобы никто не превзошел ее саму в чарах. Это и было главной причиной их вражды, такой сильной, что никто и представить себе не мог. Эта тайная борьба повлияла на сложный характер Йоко, придала ему черты, которые одновременно и привлекали и отталкивали. Но мать есть мать. Порицая Йоко, она все же понимала ее лучше, чем остальные. И при мысли об этом у Йоко появлялось ей самой непонятное теплое чувство к матери.
После ее смерти Йоко остро почувствовала свое одиночество. В состоянии нервного возбуждения она, как птичка, в поисках пищи перелетающая с дерева на дерево, переходила от одного мужчины к другому в поисках наслаждений. Временами к ней воровски подползала тревога, бросавшая ее в бездонную трясину меланхолии. «Я не дерево, прибитое бурными волнами к скалистому берегу. Но я еще более одинока, чем это дерево. Я не увядший лист, который падает с дерева, кружась на ветру. Но я еще более беспомощна, чем этот лист.
Неужели нет жизни иной, чем эта? Где же тот человек, который направлял бы мою жизнь?» Такие мысли изредка приходили в голову Йоко, когда она серьезно задумывалась над своей жизнью. Но мысли оставались мыслями. А тоска гнала ее то к кормилице, то к Утида, откуда она возвращалась с еще большей пустотой в сердце. Одиночество толкало ее к разврату. Но стоило мужчине обнаружить перед Йоко свои слабости, как она, точно королева, надменно отворачивалась от своего пленника и потом вспоминала случившееся с отвращением, как дурной сон. Она отчетливо сознавала, что все эти приключения приносят ей в качестве трофеев нечто совершенно отвратительное.
Именно тревога и безнадежность побудила Йоко выбрать себе в мужья попавшего к ней в сети Кимура. Одно время ей даже казалось, что если она уживется с ним, то, быть может, со временем у них сложится обыкновенная семья, каких много на свете. Но мысли эти были словно заплаты на покрывале тревоги, окутавшем ее сердце. Йоко пробовала взять себя в руки, и спокойно обдумать, как она будет жить в Америке, но в ее будущей жизни Кимура отводилась незавидная роль человека, ставшего помехой на пути, человека, с которым никто не станет считаться. «Буду жить с Кимура», – решила она, садясь на пароход. Но это было несерьезно. Йоко растерялась, словно девочка, которая не знает, куда девать куклу с оторванными руками и ногами – то ли спрятать в ящик с игрушками, то ли выбросить.
И вот неожиданная встреча с Курати. С того дня, как на палубе «Эдзима-мару», у причала Йокогамы, Йоко впервые увидела этого похожего на исполинского зверя человека, она остро ощутила его превосходство над собой. В другую эпоху Курати не служил бы ревизором небольшого парохода. Он, как и Йоко, родился не вовремя. Йоко всем сердцем сочувствовала Курати и в то же время боялась его. Всегда спокойная и непринужденная, она в присутствии Курати всячески старалась показать себя с наилучшей стороны и, к своему удивлению, обычно поступала вопреки собственной воле. Она готова была покориться ему, это даже казалось ей заманчивым. Жизнь ее станет яркой лишь тогда, когда она полностью растворится в этом человеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106