Йоко умела вдохновлять и заражать энтузиазмом других. И именно в такие минуты становилась особенно обаятельной. Каждое слово, слетавшее с ее уст, отличалось тонким изяществом. В одной из связок оказалось письмо от Ока. Он благодарил ее за дружеское внимание на пароходе и сообщал, что вернулся в Японию на том же судне, что и Йоко. По этой причине все домашние считают его слабовольным человеком, каким он слыл всегда, и это очень его удручает. Он всячески старался узнать ее адрес, но так и не смог, потом в пароходной компании ему посчастливилось выяснить адрес Курати, и вот он шлет ей письмо. Он почитает Йоко как старшую сестру, беспрестанно думает о ней и просит разрешения хотя бы изредка говорить или писать ей о своих чувствах. Йоко отнеслась к письму с любопытством археолога, выкопавшего из руин хорошо сохранившуюся статую юноши.
– Если бы мне было столько лет, сколько Айко, я могла бы, пожалуй, вместе с ним покончить жизнь самоубийством. А то ведь с годами человек с самой нежной душой превращается в такого, как ты.
– Что значит в такого, как я?
– В такого, как ты, разбойника.
– Ну, это не по адресу.
– Как раз по адресу. Вернее говоря, в точно такого же, как ты. Пожалуй, лучше было бы принадлежать тебе только сердцем, а ему – телом.
– Дура! Мне твое сердце ни к чему.
– Тогда, может, ему отдать?
– Отдай. У тебя их, должно быть, много, вот и отдай ему все.
– Но мне жаль тебя, и одно, самое маленькое, я, пожалуй, оставлю.
Они рассмеялись. Курати отложил письмо Ока в число тех, на которые следовало ответить. Это слегка заинтриговало Йоко.
Затем они нашли письмо Кото, адресованное Курати. Но в конверте оказалось одно лишь длинное послание Кимура к Йоко. Было еще два письма Кимура, помеченных тем же числом. Йоко порвала их, не читая.
– Не дури! Интересно все же, что он там написал, – произнес Курати с самоуверенной улыбкой, в которой сквозило горделивое сознание, что он безраздельно владеет Йоко.
– Такие письма только портят аппетит, – возразила Йоко, брезгливо поморщившись. Они снова расхохотались.
На глаза им попалось письмо из редакции «Хосэй-симпо». Курати объяснил, что в свое время он, желая замять дело, сам обратился в редакцию. Но теперь с этой историей покончено, и читать его незачем. На этот раз уже он порвал письмо, не распечатывая. «Интересно, о чем он думал, когда рвал письмо?» – с тревогой подумала Йоко, вдруг вспомнив о том, почему сама она порвала письмо Кимура. Но тут же успокоилась. В следующей стопке внимание их привлек большой конверт со штампами пароходной компании. Курати чуть сдвинул брови – на лице его отразилось минутное колебание, – потом передал конверт Йоко и велел распечатать. Йоко машинально взяла его, и сердце замерло от страха. «Все же Курати из-за меня…» Изменившись в лице, она медленно вскрыла конверт. Там оказались два документа, похожие на дипломы, и официальное письмо. Это был приказ компании об увольнении и о выплате выходного пособия. В письме сообщалось также о порядке получения пособия. Положив приказ на колени, Йоко в замешательстве молчала. Она не думала, что все кончится так скверно. Значит, Курати сказал правду? Значит, он и в самом деле так привязан к ней? Глаза щипало, к горлу подкатил комок. Йоко понимала, что плакать сейчас не время, но едва сдерживалась.
– Как я перед тобой виновата… Прости… Я готова остаться твоей любовницей, содержанкой, только бы ты был со мной. Да, да, правда, больше мне ничего не нужно… Я всему буду рада!
Курати спокойно и внимательно смотрел на плачущую Йоко, словно хотел сказать: «Ну, что с тобой говорить после этого?»
– Какая любовница, какая содержанка? У меня ты одна, больше никого. Письмо о разводе я послал жене сразу же, как только попал в Йокогаму.
Йоко перестала плакать и, затаив дыхание, растерянно глядела на Курати.
– Помнишь, на пароходе я как-то сказал, что люблю тебя сильнее, чем любит Кимура. Я на ветер слов не бросаю. Первые дни, пока мы жили в «Сокакукан», я вообще не ездил в Йокогаму. Больше всего мне докучали переговоры с родственниками жены. Но как только дело в общем было улажено, я с небольшим багажом перебрался сюда незадолго до твоего приезда… Ну, теперь все хорошо, и я спокоен… Хозяйку «Сокакукан» эта бумага тоже ошарашит.
Теперь-то Йоко до конца узнала своего избранника. Все тревоги о его жене исчезли. Не вытирая слезы, Йоко подвинулась к Курати, положила руки ему на плечи и крепко прижалась щекой к его груди. Задача, мучившая ее днем и ночью, была решена, и Йоко не знала, как выразить свою радость. Но облегчения она не почувствовала, ей почему-то стало грустно, словно это она была покинутой женой Курати. Любовно гладя черные, как эбонит, растрепавшиеся волосы Йоко, Курати сказал с необычной серьезностью:
– Ну вот, стал я жить совсем как медведь в берлоге. Остается полеживать да лапу сосать… Я не стану болтать разный вздор, что, дескать, я забыл жену и дочерей. У меня и сейчас душа болит, когда подумаю о них… Я ведь человек… Но мне хорошо здесь, я счастлив, что же еще нужно?.. Я, кажется, становлюсь дурак дураком.
Курати крепко обнял Йоко. Его слова опьяняли ее, и она хотела снова и снова пить это чудесное вино. Склонив голову, она без конца повторяла про себя: «Я не допущу, чтобы только ты один страдал. Я тоже оставлю Садако». Эти мысли довели ее до слез.
Сквозь кимоно Курати чувствовал, как горит лицо Йоко, покоившееся у него на груди. Глаза его затуманились, и он стал осторожно раскачивать Йоко, словно младенца. За окном снова подул суровый зимний ветер, роща глухо шумела, сухие листья кружились, как птицы, и с мягким шелестом ударялись о сёдзи, отбрасывая на них черные тени. Но в комнате было тепло. Впрочем, Йоко не знала, тепло или холодно в комнате. Она чувствовала лишь, что сердце ее обволакивает какая-то сладкая боль. «Пусть бы вот так прошла целая вечность! Пусть бы вот так я погрузилась в пучину смерти, спокойную, как сон!» Теперь, когда сердца их слились в одно большое, до краев переполненное нежностью сердце, Йоко скорее готова была умереть, чем лишиться этого огромного счастья.
29
Некоторое время Курати, казалось, был вполне доволен уединенной жизнью вдвоем с Йоко. Йоко содержала дом в идеальном порядке и стремилась все сделать так, чтобы Курати чувствовал себя уютно, а он в погожие дни выходил в сад и трудился в поте лица, чтобы Йоко было приятно совершать там прогулки. Он переговорил с владельцем усадьбы «Тайкоэн» и сделал еще одну калитку, чтобы можно было гулять вдали от хозяйского дома. Хозяева, в свою очередь, тоже старались не докучать им. Сад, где цвели розы, зимой имел унылый, заброшенный вид. И все же розовые кусты, с одинокими хилыми цветами, отчаянно сопротивляясь холоду и инею, старались раскрыть свои бутоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Если бы мне было столько лет, сколько Айко, я могла бы, пожалуй, вместе с ним покончить жизнь самоубийством. А то ведь с годами человек с самой нежной душой превращается в такого, как ты.
– Что значит в такого, как я?
– В такого, как ты, разбойника.
– Ну, это не по адресу.
– Как раз по адресу. Вернее говоря, в точно такого же, как ты. Пожалуй, лучше было бы принадлежать тебе только сердцем, а ему – телом.
– Дура! Мне твое сердце ни к чему.
– Тогда, может, ему отдать?
– Отдай. У тебя их, должно быть, много, вот и отдай ему все.
– Но мне жаль тебя, и одно, самое маленькое, я, пожалуй, оставлю.
Они рассмеялись. Курати отложил письмо Ока в число тех, на которые следовало ответить. Это слегка заинтриговало Йоко.
Затем они нашли письмо Кото, адресованное Курати. Но в конверте оказалось одно лишь длинное послание Кимура к Йоко. Было еще два письма Кимура, помеченных тем же числом. Йоко порвала их, не читая.
– Не дури! Интересно все же, что он там написал, – произнес Курати с самоуверенной улыбкой, в которой сквозило горделивое сознание, что он безраздельно владеет Йоко.
– Такие письма только портят аппетит, – возразила Йоко, брезгливо поморщившись. Они снова расхохотались.
На глаза им попалось письмо из редакции «Хосэй-симпо». Курати объяснил, что в свое время он, желая замять дело, сам обратился в редакцию. Но теперь с этой историей покончено, и читать его незачем. На этот раз уже он порвал письмо, не распечатывая. «Интересно, о чем он думал, когда рвал письмо?» – с тревогой подумала Йоко, вдруг вспомнив о том, почему сама она порвала письмо Кимура. Но тут же успокоилась. В следующей стопке внимание их привлек большой конверт со штампами пароходной компании. Курати чуть сдвинул брови – на лице его отразилось минутное колебание, – потом передал конверт Йоко и велел распечатать. Йоко машинально взяла его, и сердце замерло от страха. «Все же Курати из-за меня…» Изменившись в лице, она медленно вскрыла конверт. Там оказались два документа, похожие на дипломы, и официальное письмо. Это был приказ компании об увольнении и о выплате выходного пособия. В письме сообщалось также о порядке получения пособия. Положив приказ на колени, Йоко в замешательстве молчала. Она не думала, что все кончится так скверно. Значит, Курати сказал правду? Значит, он и в самом деле так привязан к ней? Глаза щипало, к горлу подкатил комок. Йоко понимала, что плакать сейчас не время, но едва сдерживалась.
– Как я перед тобой виновата… Прости… Я готова остаться твоей любовницей, содержанкой, только бы ты был со мной. Да, да, правда, больше мне ничего не нужно… Я всему буду рада!
Курати спокойно и внимательно смотрел на плачущую Йоко, словно хотел сказать: «Ну, что с тобой говорить после этого?»
– Какая любовница, какая содержанка? У меня ты одна, больше никого. Письмо о разводе я послал жене сразу же, как только попал в Йокогаму.
Йоко перестала плакать и, затаив дыхание, растерянно глядела на Курати.
– Помнишь, на пароходе я как-то сказал, что люблю тебя сильнее, чем любит Кимура. Я на ветер слов не бросаю. Первые дни, пока мы жили в «Сокакукан», я вообще не ездил в Йокогаму. Больше всего мне докучали переговоры с родственниками жены. Но как только дело в общем было улажено, я с небольшим багажом перебрался сюда незадолго до твоего приезда… Ну, теперь все хорошо, и я спокоен… Хозяйку «Сокакукан» эта бумага тоже ошарашит.
Теперь-то Йоко до конца узнала своего избранника. Все тревоги о его жене исчезли. Не вытирая слезы, Йоко подвинулась к Курати, положила руки ему на плечи и крепко прижалась щекой к его груди. Задача, мучившая ее днем и ночью, была решена, и Йоко не знала, как выразить свою радость. Но облегчения она не почувствовала, ей почему-то стало грустно, словно это она была покинутой женой Курати. Любовно гладя черные, как эбонит, растрепавшиеся волосы Йоко, Курати сказал с необычной серьезностью:
– Ну вот, стал я жить совсем как медведь в берлоге. Остается полеживать да лапу сосать… Я не стану болтать разный вздор, что, дескать, я забыл жену и дочерей. У меня и сейчас душа болит, когда подумаю о них… Я ведь человек… Но мне хорошо здесь, я счастлив, что же еще нужно?.. Я, кажется, становлюсь дурак дураком.
Курати крепко обнял Йоко. Его слова опьяняли ее, и она хотела снова и снова пить это чудесное вино. Склонив голову, она без конца повторяла про себя: «Я не допущу, чтобы только ты один страдал. Я тоже оставлю Садако». Эти мысли довели ее до слез.
Сквозь кимоно Курати чувствовал, как горит лицо Йоко, покоившееся у него на груди. Глаза его затуманились, и он стал осторожно раскачивать Йоко, словно младенца. За окном снова подул суровый зимний ветер, роща глухо шумела, сухие листья кружились, как птицы, и с мягким шелестом ударялись о сёдзи, отбрасывая на них черные тени. Но в комнате было тепло. Впрочем, Йоко не знала, тепло или холодно в комнате. Она чувствовала лишь, что сердце ее обволакивает какая-то сладкая боль. «Пусть бы вот так прошла целая вечность! Пусть бы вот так я погрузилась в пучину смерти, спокойную, как сон!» Теперь, когда сердца их слились в одно большое, до краев переполненное нежностью сердце, Йоко скорее готова была умереть, чем лишиться этого огромного счастья.
29
Некоторое время Курати, казалось, был вполне доволен уединенной жизнью вдвоем с Йоко. Йоко содержала дом в идеальном порядке и стремилась все сделать так, чтобы Курати чувствовал себя уютно, а он в погожие дни выходил в сад и трудился в поте лица, чтобы Йоко было приятно совершать там прогулки. Он переговорил с владельцем усадьбы «Тайкоэн» и сделал еще одну калитку, чтобы можно было гулять вдали от хозяйского дома. Хозяева, в свою очередь, тоже старались не докучать им. Сад, где цвели розы, зимой имел унылый, заброшенный вид. И все же розовые кусты, с одинокими хилыми цветами, отчаянно сопротивляясь холоду и инею, старались раскрыть свои бутоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106