Вначале это развлекало ее, но со временем она стала презирать Кибэ за его пристрастие к кухне. Вдобавок Кибэ с каждым днем становился все ленивее, сам не хотел даже пальцем пошевельнуть, только вмешивался во все и, любуясь собой, красивым звучным голосом читал длинные стихи, которые совсем не нравились Йоко. Ее так и подмывало сказать ему что-нибудь дерзкое, очень обидное. Курати же с самого начала не делал ничего подобного. Умывшись, он, как избалованный ребенок, сразу усаживался за стол и подчистую съедал все, что подавала ему Йоко. Кибэ в этом случае стал бы с глубокомысленным видом рассуждать о каждом блюде, на все лады расхваливать искусство Йоко, почти не притрагиваясь к еде. И сейчас она не могла сдержать ласковой улыбки, наблюдая за тем, как энергично орудует палочками Курати.
Отодвинув чашку и бросив палочки, Курати со скучающим видом задымил сигарой, лениво поглядывая вокруг. Потом вдруг вскочил и, подбирая на ходу полы кимоно, босиком выбежал в сад. Неуклюже, как Геркулес, если бы он принялся за шитье, Курати стал убирать сад. На еще влажной земле всюду оставались его огромные следы. Вместе с сорняком Курати безжалостно вырывал еще не увядшие хризантемы. И Йоко уже стала опасаться за судьбу сада. Она села на край веранды, прислонившись плечом к столбу, и то и дело громко смеялась: своим видом Курати очень забавлял ее.
Утомившись, он долго разглядывал «Тайкоэн», потом быстро подошел к Йоко, обнял ее выпачканными руками, привлек к себе и, прижавшись щекой к ее носу, вытянул трубочкой губы. Йоко с озорной улыбкой посмотрела по сторонам, закрыла ладонями его лицо и поцеловала. После этого Курати с новыми силами принялся за работу.
Он проработал весь день. А когда стало смеркаться, в сад вышла Йоко. Курати, который, казалось, работал небрежно, забавы ради, привел все в строгий и разумный порядок. Крышу уборной, так раздражавшую Йоко, теперь закрывал специально пересаженный сюда дуб. Пионы на клумбах по обе стороны дорожки, ведущей к дому, были аккуратно прикрыты соломой на случай заморозков.
Временами из гостиницы «Коёкан» слышались музыка и пение, а из «Тайкоэн» ветер приносил нежный аромат роз, и это скрашивало пребывание в доме, окруженном криптомериевой рощей. Предвкушение счастливой жизни вдвоем с Курати наполняло душу Йоко радостью. Прежде она возмущалась своими бывшими подругами, которые нарожали детей, стали хозяйками и просто не в состоянии были понять ее. Она смеялась над ними и клялась, что скорее умрет, чем последует их примеру. Но теперь она все это забыла. Теперь она готова была нестись стремглав, наверстывая упущенное, по пути, избранному ее подругами.
28
Похожее на сон счастье продолжалось почти неделю. Йоко любила удовольствия и инстинктивно стремилась как можно веселее прожить каждый день. Больше всего она боялась нарушить безмятежность нынешнего существования. Сестры, с которыми Йоко после возвращения виделась всего раз, по праздникам настойчиво просились в гости, но она отказывала им, ссылаясь то на болезнь, то на беспорядок в доме. Она предполагала, что письма от Кимура приходят либо на имя Исокава, либо Кото, но они не знали адреса Йоко и поэтому не могли их ей переслать. Время от времени Йоко с мучительной нежностью думала о Садако, но чем чаще она ее вспоминала, тем сильнее желала забыть. Только при мысли о жене Курати у Йоко до боли сжималось сердце и становилось трудно дышать. Однако она старалась не омрачать всем этим радость настоящей минуты. Она всячески ублажала Курати, жадно ища его ласки. Если он будет любить ее так же сильно, как любит она, трудная задача разрешится сама собой.
Курати, пожалуй, тоже привязался к Йоко и тоже хотел без конца пить из чаши удовольствий, которую сна ему подносила. Деятельный по натуре, он после переезда ни разу не покинул дома, хотя сам признавался, что такой образ жизни непривычен для него. Словно впервые познавшие любовь юноша и девушка, которые, забыв обо всем на свете, даже о самой жизни, горят единым стремлением – слить воедино души, не боясь разрушить этим самое плоть, Йоко и Курати упивались страстью, наслаждаясь близостью. Впрочем, они не столько наслаждались, сколько мучили друг друга и наслаждались этими муками. Курати перестал выписывать газеты, но сообщил о перемене адреса, и почту доставляли регулярно. Не только письма, но даже надписи на конвертах оставались непрочитанными; Цуя связывала письма в пачки и складывала на полку в маленькой комнате Йоко. Йоко писали только сестры. Но ни Курати, ни Йоко не страдали от одиночества. Более того, они гордились им и были счастливы. На воротах висела небольшая табличка с единственным словом: «Кимура». «Кимура – самая обычная фамилия. Никто и не догадается, что у нас здесь счастливое гнездышко», – заявил Курати. И все же Йоко понимала, что жить так замкнуто Курати долго не сможет. Однажды после ужина, сидя на коленях у Курати и нежно перешептываясь с ним, Йоко в чувственном порыве горячо поцеловала его, и – о, ужас! – она заметила, как в эту самую минуту Курати подавил зевок. И тогда она поняла, что счастье не бесконечно. Но оттого, что конец наступил так скоро, ей стало очень горько. С огромным трудом воздвигнутый замок, казалось, рушился на глазах. Прижавшись к груди Курати, она провела ночь почти без сна.
На следующий день Йоко снова была радостной и оживленной. Она всячески старалась сохранить веселый и счастливый вид, и благодаря самозабвенной любви к Курати у нее это получалось легко и непринужденно.
– Пойдем ко мне в комнату, займемся интересным делом. Ладно? – тоном маленькой девочки, обращающейся к подружке, предложила Йоко. Огромный, как бык, Курати хмуро последовал за ней.
В комнате Йоко на всем лежал отпечаток женского изящества. В восточное окно лились нежаркие лучи ноябрьского солнца. Круглая вышитая подушечка на стене, опрыснутая привезенными из Америки духами, распространяла по комнате едва уловимый, тонкий аромат. Йоко пододвинула к стене шелковую подушку для сидения, усадила на нее Курати и достала с полки несколько связок писем.
– Давай выглянем сегодня из нашей пещеры. Я думаю, это будет занятно, – сказала Йоко, пододвинувшись ближе к Курати.
Курати взглянул на письма с такой кислой миной, будто плотно поел и теперь чувствовал тяжесть в желудке, но потом заинтересовался и стал один за другим вскрывать конверты.
Даже самая скучная деловая корреспонденция превратилась в неожиданно интересное развлечение для любовников, живущих то ли на отрезанном от мира острове, то ли в восхитительном заточении за высокими стенами. Курати и Йоко вчитывались в обыкновенные, ничем не примечательные строки, находили в них какой-то тайный смысл и с упоением фантазировали, придавая каждому слову им одним понятное значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Отодвинув чашку и бросив палочки, Курати со скучающим видом задымил сигарой, лениво поглядывая вокруг. Потом вдруг вскочил и, подбирая на ходу полы кимоно, босиком выбежал в сад. Неуклюже, как Геркулес, если бы он принялся за шитье, Курати стал убирать сад. На еще влажной земле всюду оставались его огромные следы. Вместе с сорняком Курати безжалостно вырывал еще не увядшие хризантемы. И Йоко уже стала опасаться за судьбу сада. Она села на край веранды, прислонившись плечом к столбу, и то и дело громко смеялась: своим видом Курати очень забавлял ее.
Утомившись, он долго разглядывал «Тайкоэн», потом быстро подошел к Йоко, обнял ее выпачканными руками, привлек к себе и, прижавшись щекой к ее носу, вытянул трубочкой губы. Йоко с озорной улыбкой посмотрела по сторонам, закрыла ладонями его лицо и поцеловала. После этого Курати с новыми силами принялся за работу.
Он проработал весь день. А когда стало смеркаться, в сад вышла Йоко. Курати, который, казалось, работал небрежно, забавы ради, привел все в строгий и разумный порядок. Крышу уборной, так раздражавшую Йоко, теперь закрывал специально пересаженный сюда дуб. Пионы на клумбах по обе стороны дорожки, ведущей к дому, были аккуратно прикрыты соломой на случай заморозков.
Временами из гостиницы «Коёкан» слышались музыка и пение, а из «Тайкоэн» ветер приносил нежный аромат роз, и это скрашивало пребывание в доме, окруженном криптомериевой рощей. Предвкушение счастливой жизни вдвоем с Курати наполняло душу Йоко радостью. Прежде она возмущалась своими бывшими подругами, которые нарожали детей, стали хозяйками и просто не в состоянии были понять ее. Она смеялась над ними и клялась, что скорее умрет, чем последует их примеру. Но теперь она все это забыла. Теперь она готова была нестись стремглав, наверстывая упущенное, по пути, избранному ее подругами.
28
Похожее на сон счастье продолжалось почти неделю. Йоко любила удовольствия и инстинктивно стремилась как можно веселее прожить каждый день. Больше всего она боялась нарушить безмятежность нынешнего существования. Сестры, с которыми Йоко после возвращения виделась всего раз, по праздникам настойчиво просились в гости, но она отказывала им, ссылаясь то на болезнь, то на беспорядок в доме. Она предполагала, что письма от Кимура приходят либо на имя Исокава, либо Кото, но они не знали адреса Йоко и поэтому не могли их ей переслать. Время от времени Йоко с мучительной нежностью думала о Садако, но чем чаще она ее вспоминала, тем сильнее желала забыть. Только при мысли о жене Курати у Йоко до боли сжималось сердце и становилось трудно дышать. Однако она старалась не омрачать всем этим радость настоящей минуты. Она всячески ублажала Курати, жадно ища его ласки. Если он будет любить ее так же сильно, как любит она, трудная задача разрешится сама собой.
Курати, пожалуй, тоже привязался к Йоко и тоже хотел без конца пить из чаши удовольствий, которую сна ему подносила. Деятельный по натуре, он после переезда ни разу не покинул дома, хотя сам признавался, что такой образ жизни непривычен для него. Словно впервые познавшие любовь юноша и девушка, которые, забыв обо всем на свете, даже о самой жизни, горят единым стремлением – слить воедино души, не боясь разрушить этим самое плоть, Йоко и Курати упивались страстью, наслаждаясь близостью. Впрочем, они не столько наслаждались, сколько мучили друг друга и наслаждались этими муками. Курати перестал выписывать газеты, но сообщил о перемене адреса, и почту доставляли регулярно. Не только письма, но даже надписи на конвертах оставались непрочитанными; Цуя связывала письма в пачки и складывала на полку в маленькой комнате Йоко. Йоко писали только сестры. Но ни Курати, ни Йоко не страдали от одиночества. Более того, они гордились им и были счастливы. На воротах висела небольшая табличка с единственным словом: «Кимура». «Кимура – самая обычная фамилия. Никто и не догадается, что у нас здесь счастливое гнездышко», – заявил Курати. И все же Йоко понимала, что жить так замкнуто Курати долго не сможет. Однажды после ужина, сидя на коленях у Курати и нежно перешептываясь с ним, Йоко в чувственном порыве горячо поцеловала его, и – о, ужас! – она заметила, как в эту самую минуту Курати подавил зевок. И тогда она поняла, что счастье не бесконечно. Но оттого, что конец наступил так скоро, ей стало очень горько. С огромным трудом воздвигнутый замок, казалось, рушился на глазах. Прижавшись к груди Курати, она провела ночь почти без сна.
На следующий день Йоко снова была радостной и оживленной. Она всячески старалась сохранить веселый и счастливый вид, и благодаря самозабвенной любви к Курати у нее это получалось легко и непринужденно.
– Пойдем ко мне в комнату, займемся интересным делом. Ладно? – тоном маленькой девочки, обращающейся к подружке, предложила Йоко. Огромный, как бык, Курати хмуро последовал за ней.
В комнате Йоко на всем лежал отпечаток женского изящества. В восточное окно лились нежаркие лучи ноябрьского солнца. Круглая вышитая подушечка на стене, опрыснутая привезенными из Америки духами, распространяла по комнате едва уловимый, тонкий аромат. Йоко пододвинула к стене шелковую подушку для сидения, усадила на нее Курати и достала с полки несколько связок писем.
– Давай выглянем сегодня из нашей пещеры. Я думаю, это будет занятно, – сказала Йоко, пододвинувшись ближе к Курати.
Курати взглянул на письма с такой кислой миной, будто плотно поел и теперь чувствовал тяжесть в желудке, но потом заинтересовался и стал один за другим вскрывать конверты.
Даже самая скучная деловая корреспонденция превратилась в неожиданно интересное развлечение для любовников, живущих то ли на отрезанном от мира острове, то ли в восхитительном заточении за высокими стенами. Курати и Йоко вчитывались в обыкновенные, ничем не примечательные строки, находили в них какой-то тайный смысл и с упоением фантазировали, придавая каждому слову им одним понятное значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106