Но не успевала Йоко облегченно вздохнуть, как ревизор устремлял на нее дерзкий немигающий взгляд, проникавший в самую душу. «Почему Курати и госпожа Тагава так волнуют меня? Как это отвратительно! Что за судьба…»
Презирая себя, Йоко в то же время готова была ответить на взгляд Курати с привычным кокетством. Душа ее оказалась в плену множества удивительных огоньков, похожих на те, что прыгают в закрытых глазах, обращенных к солнцу, образуя беспорядочный узор. Звезды продолжали двигаться в медленном танце. «О-о, о-о, оэ, оэ!» В сердце Йоко вспыхнул гнев, заслонив собою все видения. Постепенно гнев утих, и Йоко снова очутилась в бесконечно унылом, бесцветном, будто мертвом, мире. Какое-то время Йоко находилась в состоянии прострации и ничего не понимала.
Как прыгают и мечутся искры, вместе с дымом поднимаясь из трубы, так летали видения в темных глубинах памяти Йоко. Лица, бесконечные лица, они всплывали перед глазами по мере того, как Йоко опасливо пробиралась по лабиринтам самых сокровенных воспоминаний. В конце их длинной вереницы появился мужчина в ослепительно красном длинном кимоно. Музыка, звучавшая в душе Йоко, сразу стихла, и в грохочущей пустынной тишине раздались звуки склянок, холодные, будто ледышки: «Кан-кан, кан-кан, каан…» Но Йоко не обратила на них внимания, она силилась узнать мужчину в красном. Он смутно напоминал Кимура, но сколько Йоко ни вглядывалась, ей так и не удалось ничего разобрать. «Не может это быть Кимура! – беззвучно крикнула Йоко. – Кимура мой муж. Зачем бы он стал надевать эту нелепую красную одежду… Бедный Кимура! Наверно, уже приехал из Сан-Франциско в Сиэтл встречать меня и сейчас ждет, сгорая от нетерпения, а я здесь разглядываю мужчину в красном. Сгорая от нетерпения? Возможно! Но ведь я знаю, каким будет этот Кимура после того, как я стану его женой. До чего же гадки мужчины. Кимура, Курати – все одинаковы… Ну вот, опять вспомнила про Курати. Ладно, приеду в Америку, буду жить спокойно, следуя велениям рассудка, а не сердца. Как бы то ни было, а Кимура человек отзывчивый. Если денег будет достаточно, непременно выпишу Садако, пусть говорит что хочет, он ведь знал, что у меня дочь. Но почему он в красном кимоно? Странно…» Йоко снова увидела человека в красном. Однако сейчас это был Курати, и красное кимоно очень шло к нему. Йоко обомлела и, стараясь получше рассмотреть этого человека, силилась раскрыть тяжелые, помимо ее воли смежавшиеся веки.
Вдруг она увидела перед собой живого Курати, в темно-коричневом плаще, с фонарем в руке.
– Что с вами? Вы здесь в такой поздний час. Что это нашло сегодня на людей… Ока-сан, смотрите, еще одна полуночница, – проговорил Курати, обращаясь к кому-то, шедшему сзади. Спутником Курати оказался бледный от волнения, робкий и застенчивый юноша аристократического вида, тот самый, которого Йоко видела в столовой.
Глаза Йоко были открыты, но она все еще грезила наяву. В тот самый момент, как подошел Курати, Йоко снова услыхала шум волн, только музыка в них уже не звучала – они просто с диким ревом обрушивались на судно. Йоко все еще не отдавала себе отчета в происходящем. Что это – сон или явь? Пожалуй, только что пережитое ею фантастическое приключение души скорее походило на явь, нежели багровое от сакэ лицо ревизора, казавшееся Йоко фантомом, страшным и в то же время неодолимо манящим.
– Я выпил лишнего, да к тому же долго просидел за делами. Спать не хотелось, вот и решил выйти на палубу поразмяться, а заодно проверить, все ли в порядке. Смотрю – Ока-сан… – Курати снова оглянулся. – Стоит на холоде, перегнулся через поручни и глядит в море. Я забрал его, чтобы отвести в каюту, и тут наткнулся на вас. Вот любопытная публика! И какой интерес смотреть на море?.. Вам не холодно? Смотрите, шаль сползла.
Слушая Курати, Йоко думала о том, что провинциальный выговор и хриплый голос хорошо сочетаются с его внешностью и характером. Окончательно стряхнув с себя дремоту, Йоко коротко ответила:
– Нет, не холодно.
Оглядев ее с обычной бесцеремонностью, Курати продолжал:
– Хлопот с этой молодежью не оберешься… Ну, пошли!
Он оглушительно расхохотался. Что-то дьявольское почудилось ей в этом смехе, прозвучавшем на фоне неистового рева волн. «Молодежь!» – это было сказано с насмешливой снисходительностью, но, словно признавая за Курати право говорить так, Йоко и не подумала ответить ему насмешкой. Она подобрала шаль и хотела послушно последовать за ним, однако ноги одеревенели и не двигались с места, будто притянутые магнитом. Йоко попыталась сделать шаг, но резкая боль пронизала онемевшее от холода колено, она невольно подалась всем телом вперед и с трудом удержалась на ногах.
– Подождите же! – проговорила она беспомощно. Ока, который шел следом за ревизором, тотчас обернулся.
– Позвольте опереться на вашу руку. Я понимаю, это очень нескромно, мы ведь только познакомились… Но что-то у меня с ногами, не знаю, застыли, наверно. – Йоко поморщилась.
Ока несколько мгновений стоял в нерешительности – эти простые слова остановили его, словно неожиданный удар кулаком в грудь. Наконец он молча приблизился. Еще не коснувшись его, Йоко знала, что он дрожит всем своим тонким, почти как у нее, стройным телом. Курати, не оборачиваясь, шел впереди, стуча каблуками.
Ухватившись за плечо юноши, поминутно вздрагивавшего, как породистая холеная лошадь, у которой волнение толчками пробегает под тонкой кожей, Йоко плелась, сердито уставившись в широкую спину Курати, словно перед ней был враг.
Сладкий крепкий аромат европейского вина, исходивший от еще не протрезвившегося ревизора, казалось, окутал его ядовитым туманом. В небрежном покачивании его плеч ощущалась необузданная чувственность. В Йоко вспыхнуло желание первой женщины, вкусившей запретный плод. Больше всего ей хотелось сейчас заглянуть в душу этого человека. В то же время рука ее, лежавшая на плече Ока, явственно ощущала упругие движения мышц, неожиданно сильных, несмотря на кажущуюся его женственность. Токи, исходившие от обоих мужчин, сплелись в душе Йоко, вызвав в ней бурю чувств. Как отбрасывают сухой лист, слетевший с дерева, так она отмела прочь мимолетную мысль о женихе: «Кимура?.. Надоело… Пусть помалкивает!» В горле пересохло, стало трудно дышать, рука, лежавшая на плече Ока, похолодела. Затуманенные желанием глаза ничего не видели, кроме спины Курати. Она инстинктивно прижалась к Ока и обожгла его лицо горячим дыханием. А Курати шел как ни в чем не бывало, освещая фонарем каждый уголок палубы, проверяя, все ли в порядке.
– Вы куда едете? – ласково спросила Йоко, приблизив губы к самому уху Ока. В голосе ее появились те нотки интимной близости, которые звучат в лепете перестающей сопротивляться женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Презирая себя, Йоко в то же время готова была ответить на взгляд Курати с привычным кокетством. Душа ее оказалась в плену множества удивительных огоньков, похожих на те, что прыгают в закрытых глазах, обращенных к солнцу, образуя беспорядочный узор. Звезды продолжали двигаться в медленном танце. «О-о, о-о, оэ, оэ!» В сердце Йоко вспыхнул гнев, заслонив собою все видения. Постепенно гнев утих, и Йоко снова очутилась в бесконечно унылом, бесцветном, будто мертвом, мире. Какое-то время Йоко находилась в состоянии прострации и ничего не понимала.
Как прыгают и мечутся искры, вместе с дымом поднимаясь из трубы, так летали видения в темных глубинах памяти Йоко. Лица, бесконечные лица, они всплывали перед глазами по мере того, как Йоко опасливо пробиралась по лабиринтам самых сокровенных воспоминаний. В конце их длинной вереницы появился мужчина в ослепительно красном длинном кимоно. Музыка, звучавшая в душе Йоко, сразу стихла, и в грохочущей пустынной тишине раздались звуки склянок, холодные, будто ледышки: «Кан-кан, кан-кан, каан…» Но Йоко не обратила на них внимания, она силилась узнать мужчину в красном. Он смутно напоминал Кимура, но сколько Йоко ни вглядывалась, ей так и не удалось ничего разобрать. «Не может это быть Кимура! – беззвучно крикнула Йоко. – Кимура мой муж. Зачем бы он стал надевать эту нелепую красную одежду… Бедный Кимура! Наверно, уже приехал из Сан-Франциско в Сиэтл встречать меня и сейчас ждет, сгорая от нетерпения, а я здесь разглядываю мужчину в красном. Сгорая от нетерпения? Возможно! Но ведь я знаю, каким будет этот Кимура после того, как я стану его женой. До чего же гадки мужчины. Кимура, Курати – все одинаковы… Ну вот, опять вспомнила про Курати. Ладно, приеду в Америку, буду жить спокойно, следуя велениям рассудка, а не сердца. Как бы то ни было, а Кимура человек отзывчивый. Если денег будет достаточно, непременно выпишу Садако, пусть говорит что хочет, он ведь знал, что у меня дочь. Но почему он в красном кимоно? Странно…» Йоко снова увидела человека в красном. Однако сейчас это был Курати, и красное кимоно очень шло к нему. Йоко обомлела и, стараясь получше рассмотреть этого человека, силилась раскрыть тяжелые, помимо ее воли смежавшиеся веки.
Вдруг она увидела перед собой живого Курати, в темно-коричневом плаще, с фонарем в руке.
– Что с вами? Вы здесь в такой поздний час. Что это нашло сегодня на людей… Ока-сан, смотрите, еще одна полуночница, – проговорил Курати, обращаясь к кому-то, шедшему сзади. Спутником Курати оказался бледный от волнения, робкий и застенчивый юноша аристократического вида, тот самый, которого Йоко видела в столовой.
Глаза Йоко были открыты, но она все еще грезила наяву. В тот самый момент, как подошел Курати, Йоко снова услыхала шум волн, только музыка в них уже не звучала – они просто с диким ревом обрушивались на судно. Йоко все еще не отдавала себе отчета в происходящем. Что это – сон или явь? Пожалуй, только что пережитое ею фантастическое приключение души скорее походило на явь, нежели багровое от сакэ лицо ревизора, казавшееся Йоко фантомом, страшным и в то же время неодолимо манящим.
– Я выпил лишнего, да к тому же долго просидел за делами. Спать не хотелось, вот и решил выйти на палубу поразмяться, а заодно проверить, все ли в порядке. Смотрю – Ока-сан… – Курати снова оглянулся. – Стоит на холоде, перегнулся через поручни и глядит в море. Я забрал его, чтобы отвести в каюту, и тут наткнулся на вас. Вот любопытная публика! И какой интерес смотреть на море?.. Вам не холодно? Смотрите, шаль сползла.
Слушая Курати, Йоко думала о том, что провинциальный выговор и хриплый голос хорошо сочетаются с его внешностью и характером. Окончательно стряхнув с себя дремоту, Йоко коротко ответила:
– Нет, не холодно.
Оглядев ее с обычной бесцеремонностью, Курати продолжал:
– Хлопот с этой молодежью не оберешься… Ну, пошли!
Он оглушительно расхохотался. Что-то дьявольское почудилось ей в этом смехе, прозвучавшем на фоне неистового рева волн. «Молодежь!» – это было сказано с насмешливой снисходительностью, но, словно признавая за Курати право говорить так, Йоко и не подумала ответить ему насмешкой. Она подобрала шаль и хотела послушно последовать за ним, однако ноги одеревенели и не двигались с места, будто притянутые магнитом. Йоко попыталась сделать шаг, но резкая боль пронизала онемевшее от холода колено, она невольно подалась всем телом вперед и с трудом удержалась на ногах.
– Подождите же! – проговорила она беспомощно. Ока, который шел следом за ревизором, тотчас обернулся.
– Позвольте опереться на вашу руку. Я понимаю, это очень нескромно, мы ведь только познакомились… Но что-то у меня с ногами, не знаю, застыли, наверно. – Йоко поморщилась.
Ока несколько мгновений стоял в нерешительности – эти простые слова остановили его, словно неожиданный удар кулаком в грудь. Наконец он молча приблизился. Еще не коснувшись его, Йоко знала, что он дрожит всем своим тонким, почти как у нее, стройным телом. Курати, не оборачиваясь, шел впереди, стуча каблуками.
Ухватившись за плечо юноши, поминутно вздрагивавшего, как породистая холеная лошадь, у которой волнение толчками пробегает под тонкой кожей, Йоко плелась, сердито уставившись в широкую спину Курати, словно перед ней был враг.
Сладкий крепкий аромат европейского вина, исходивший от еще не протрезвившегося ревизора, казалось, окутал его ядовитым туманом. В небрежном покачивании его плеч ощущалась необузданная чувственность. В Йоко вспыхнуло желание первой женщины, вкусившей запретный плод. Больше всего ей хотелось сейчас заглянуть в душу этого человека. В то же время рука ее, лежавшая на плече Ока, явственно ощущала упругие движения мышц, неожиданно сильных, несмотря на кажущуюся его женственность. Токи, исходившие от обоих мужчин, сплелись в душе Йоко, вызвав в ней бурю чувств. Как отбрасывают сухой лист, слетевший с дерева, так она отмела прочь мимолетную мысль о женихе: «Кимура?.. Надоело… Пусть помалкивает!» В горле пересохло, стало трудно дышать, рука, лежавшая на плече Ока, похолодела. Затуманенные желанием глаза ничего не видели, кроме спины Курати. Она инстинктивно прижалась к Ока и обожгла его лицо горячим дыханием. А Курати шел как ни в чем не бывало, освещая фонарем каждый уголок палубы, проверяя, все ли в порядке.
– Вы куда едете? – ласково спросила Йоко, приблизив губы к самому уху Ока. В голосе ее появились те нотки интимной близости, которые звучат в лепете перестающей сопротивляться женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106