Пожилой лоцман с лицом Бисмарка, чуть ли не вдвое выше капитана ростом, обернулся и, внимательно оглядев Йоко, сказал с сильным шотландским акцентом:
– Charming little lassie! Wha'is that?
Он предполагал, что Йоко не понимает по-английски. Капитан что-то смущенно шепнул ему, лоцман расхохотался и еще раз оглянулся на Йоко.
Его простодушный смех очень понравился Йоко. Он был как-то неуловимо созвучен сухому, ясному небу осеннего утра. Йоко даже захотелось потрепать лоцмана по плечу.
Пароход спокойно пробирался между большими и малыми островами, невысокие волны тихо плескались о борта. К полудню он обогнул мыс и вскоре вошел в Порт-Таунсэнд. Здесь американские власти производили проверку судна, которая была чистой формальностью.
Порт-Таунсэнд представлял собой рыбачий поселок, построенный на искусственно расширенной за счет моря каменной площадке, с маленькой пристанью. Двух– и трехэтажные домики, выкрашенные одинаковой яркой краской, похожие на квадратные ящики с вырезанными в них отверстиями, неровными рядами вытянулись по крутому склону, а на вершине холма в голубом небе лениво махали белыми крыльями ветряные мельницы, качающие воду. Вокруг парохода, над самой водой, спокойно кружили и как-то по-кошачьи кричали чайки. С берега доносились громкие голоса, напоминавшие выкрики уличных торговцев тянучками. Прислонясь к штурманской рубке, под лучами мягкого осеннего солнца, Йоко любовалась маленькой жизнью маленькой гавани. На душе было мирно и спокойно. За эти четырнадцать дней она успела понять и полюбить море, безбрежное море, мечущееся и стонущее в разнузданной, изменчивой страсти! Глядя, как спокойная рябь морщит воду, она вспоминала о минувшем плавании, как Ева, тоскующая о потерянном рае.
– Госполо Сацуки, покажитесь на минутку, пожалуйста. Нет, нет, не нужно спускаться, – раздался откуда-то снизу голос Кураги. С радостно бьющимся сердцем Йоко перегнулась через перила мостика.
– One more over there, look! – Курати указал на Йоко какому-то американцу, по-видимому таможенному чиновнику. Тот кивнул головой и что-то записал в блокнот.
Вскоре «Эдзима-мару» покинул этот рыбачий поселок. Немного спустя Курати поднялся на мостик.
– Here we are! Seatle is as good as reached now, – проговорил он, ни к кому в отдельности не обращаясь, потом пожал руку лоцману и добавил: – Thanks to you.
Некоторое время трое мужчин оживленно болтали о всякой всячине, потом Курати, словно вспомнив что-то, вдруг обернулся к Йоко:
– Я сейчас опять буду занят до одури, но перед этим мне нужно было бы с вами потолковать. Может быть, сойдете вниз?
Кивнув капитану на прощанье, Йоко пошла вслед за Курати. Спускаясь по трапу, она видела перед собой его широкие, крутые плечи, но уже не боялась их, как прежде. Они дошли до каюты Курати, он положил ей руку на плечо и отворил дверь. В каюте, где было темно от табачного дыма, стояло и сидело несколько мужчин. Йоко узнала в них тех самых субъектов, которые вместе с Курати и врачом каждый день собирались тесным кружком в салоне и, потягивая виски, время от времени бесцеремонно вмешивались в разговор других пассажиров. Среди них Йоко заметила и Короку. Курати спокойно вошел, не снимая руки с плеча Йоко.
Судя по тому, как свободно эти люди чувствовали себя в американских костюмах, которые обычно не идут японцам, можно было предположить, что они уже не впервые пересекают Тихий океан. Кто они такие, чем занимаются – Йоко при всей своей проницательности определить не могла. Когда она вошла в каюту, никто из них не представился ей, только один, занимавший самое удобное кресло, уступил его Йоко, а сам, согнувшись почти пополам, втиснулся на койку, где уже кто-то сидел. Это всех рассмешило. Но они тут же с бесстрастными лицами возобновили непринужденный разговор. Эти люди уважали Курати. Он, очевидно, уже рассказал им о своих отношениях с Йоко, и она в конце концов почувствовала себя среди них легко и свободно.
– Придем туда, непременно жди неприятностей. Эта ведьма – жена Тагава не утерпит, чтобы не напакостить.
– Да, она настоящая мегера!
– Ну, что ж, придется все прямо сказать Кимура и решить дело без лишних слов.
В тоне их разговора проглядывало доброжелательное отношение к Йоко. Курати хмуро молчал, а Йоко старалась определить характеры этих людей, разгадать, к чему они клонят. Мужчина средних лет в шелковом ватном кимоно, человек, видно, бывалый, пытливо вглядываясь в лицо Йоко, сказал:
– Вам, пожалуй, лучше всего вернуться в Японию с этим же пароходом.
– Я тоже так думаю, – поддержал его Курати. – А вы как смотрите на это?
– Хм… – Йоко замялась. Ей не хотелось отвечать при незнакомых людях.
Тут с глубокомысленным видом вмешался Короку:
– Это действительно самое лучшее. Проще всего сказаться больной. Пусть все думают, что вы не можете двигаться и поэтому вам лучше не высаживаться, а то начнут придираться карантинные врачи, заставят вас раздеться в карантинном пункте, недавно был такой случай, а потом возникнут международные осложнения или еще какие-нибудь неприятности. Ну и, стало быть, вам лучше оставаться на судне до самого его отхода в Японию. Я все это устрою как нельзя лучше. Ну вот, а перед самым отплытием мы заявим, что сойти вам никак нельзя, и делу конец.
Будто не слушая его, Курати проговорил:
– Если госпожа Тагава наговорит Кимура всяких неприятных вещей, это будет нам только на руку.
Но Йоко знала, что Кимура упрям и так легко ее не отпустит. Какие только сплетни не ходили о ней, но тем, кто настраивал его против Йоко, Кимура обычно возражал:
– Я прекрасно знаю все ее недостатки и слабости. Мне хорошо известно также, что у нее есть внебрачный ребенок. Но как христианин я хочу спасти ее любым способом. Представьте себе спасенную Йоко. Я уверен, что у меня будет идеальная better half.
И это упрямство, присущее северянам, раздражало Йоко.
Йоко молча слушала заговорщиков, собравшихся у Курати. Стратегический план Короку казался ей самым реальным. Приветливо глядя на него, она промолвила:
– Короку-сан, вы советуете мне притвориться больной, а ведь я и в самом деле больна. Все хотела показаться вам, да так и не собралась, думала, мнительность… Что бы это могло быть? Вот тут, в животе, временами какие-то странные боли… Еще перед отъездом они меня мучили.
Один из мужчин, тот, что сидел, согнувшись пополам, усмехнулся. Йоко строго на него посмотрела, но затем тоже улыбнулась.
– Может быть, сейчас не время говорить об этом или вы думаете, что я притворяюсь, но у меня и в самом деле бывают боли… Короку-сан, так вы потом посмотрите меня?
На этом, собственно, совещание и закончилось. Курати и Йоко остались вдвоем. Йоко ткнула Курати пальцем в щеку.
– Итак, теперь я настоящая больная…
Вдалеке уже виднелось густое облако дыма и копоти над Сиэтлом, и Йоко вернулась к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Charming little lassie! Wha'is that?
Он предполагал, что Йоко не понимает по-английски. Капитан что-то смущенно шепнул ему, лоцман расхохотался и еще раз оглянулся на Йоко.
Его простодушный смех очень понравился Йоко. Он был как-то неуловимо созвучен сухому, ясному небу осеннего утра. Йоко даже захотелось потрепать лоцмана по плечу.
Пароход спокойно пробирался между большими и малыми островами, невысокие волны тихо плескались о борта. К полудню он обогнул мыс и вскоре вошел в Порт-Таунсэнд. Здесь американские власти производили проверку судна, которая была чистой формальностью.
Порт-Таунсэнд представлял собой рыбачий поселок, построенный на искусственно расширенной за счет моря каменной площадке, с маленькой пристанью. Двух– и трехэтажные домики, выкрашенные одинаковой яркой краской, похожие на квадратные ящики с вырезанными в них отверстиями, неровными рядами вытянулись по крутому склону, а на вершине холма в голубом небе лениво махали белыми крыльями ветряные мельницы, качающие воду. Вокруг парохода, над самой водой, спокойно кружили и как-то по-кошачьи кричали чайки. С берега доносились громкие голоса, напоминавшие выкрики уличных торговцев тянучками. Прислонясь к штурманской рубке, под лучами мягкого осеннего солнца, Йоко любовалась маленькой жизнью маленькой гавани. На душе было мирно и спокойно. За эти четырнадцать дней она успела понять и полюбить море, безбрежное море, мечущееся и стонущее в разнузданной, изменчивой страсти! Глядя, как спокойная рябь морщит воду, она вспоминала о минувшем плавании, как Ева, тоскующая о потерянном рае.
– Госполо Сацуки, покажитесь на минутку, пожалуйста. Нет, нет, не нужно спускаться, – раздался откуда-то снизу голос Кураги. С радостно бьющимся сердцем Йоко перегнулась через перила мостика.
– One more over there, look! – Курати указал на Йоко какому-то американцу, по-видимому таможенному чиновнику. Тот кивнул головой и что-то записал в блокнот.
Вскоре «Эдзима-мару» покинул этот рыбачий поселок. Немного спустя Курати поднялся на мостик.
– Here we are! Seatle is as good as reached now, – проговорил он, ни к кому в отдельности не обращаясь, потом пожал руку лоцману и добавил: – Thanks to you.
Некоторое время трое мужчин оживленно болтали о всякой всячине, потом Курати, словно вспомнив что-то, вдруг обернулся к Йоко:
– Я сейчас опять буду занят до одури, но перед этим мне нужно было бы с вами потолковать. Может быть, сойдете вниз?
Кивнув капитану на прощанье, Йоко пошла вслед за Курати. Спускаясь по трапу, она видела перед собой его широкие, крутые плечи, но уже не боялась их, как прежде. Они дошли до каюты Курати, он положил ей руку на плечо и отворил дверь. В каюте, где было темно от табачного дыма, стояло и сидело несколько мужчин. Йоко узнала в них тех самых субъектов, которые вместе с Курати и врачом каждый день собирались тесным кружком в салоне и, потягивая виски, время от времени бесцеремонно вмешивались в разговор других пассажиров. Среди них Йоко заметила и Короку. Курати спокойно вошел, не снимая руки с плеча Йоко.
Судя по тому, как свободно эти люди чувствовали себя в американских костюмах, которые обычно не идут японцам, можно было предположить, что они уже не впервые пересекают Тихий океан. Кто они такие, чем занимаются – Йоко при всей своей проницательности определить не могла. Когда она вошла в каюту, никто из них не представился ей, только один, занимавший самое удобное кресло, уступил его Йоко, а сам, согнувшись почти пополам, втиснулся на койку, где уже кто-то сидел. Это всех рассмешило. Но они тут же с бесстрастными лицами возобновили непринужденный разговор. Эти люди уважали Курати. Он, очевидно, уже рассказал им о своих отношениях с Йоко, и она в конце концов почувствовала себя среди них легко и свободно.
– Придем туда, непременно жди неприятностей. Эта ведьма – жена Тагава не утерпит, чтобы не напакостить.
– Да, она настоящая мегера!
– Ну, что ж, придется все прямо сказать Кимура и решить дело без лишних слов.
В тоне их разговора проглядывало доброжелательное отношение к Йоко. Курати хмуро молчал, а Йоко старалась определить характеры этих людей, разгадать, к чему они клонят. Мужчина средних лет в шелковом ватном кимоно, человек, видно, бывалый, пытливо вглядываясь в лицо Йоко, сказал:
– Вам, пожалуй, лучше всего вернуться в Японию с этим же пароходом.
– Я тоже так думаю, – поддержал его Курати. – А вы как смотрите на это?
– Хм… – Йоко замялась. Ей не хотелось отвечать при незнакомых людях.
Тут с глубокомысленным видом вмешался Короку:
– Это действительно самое лучшее. Проще всего сказаться больной. Пусть все думают, что вы не можете двигаться и поэтому вам лучше не высаживаться, а то начнут придираться карантинные врачи, заставят вас раздеться в карантинном пункте, недавно был такой случай, а потом возникнут международные осложнения или еще какие-нибудь неприятности. Ну и, стало быть, вам лучше оставаться на судне до самого его отхода в Японию. Я все это устрою как нельзя лучше. Ну вот, а перед самым отплытием мы заявим, что сойти вам никак нельзя, и делу конец.
Будто не слушая его, Курати проговорил:
– Если госпожа Тагава наговорит Кимура всяких неприятных вещей, это будет нам только на руку.
Но Йоко знала, что Кимура упрям и так легко ее не отпустит. Какие только сплетни не ходили о ней, но тем, кто настраивал его против Йоко, Кимура обычно возражал:
– Я прекрасно знаю все ее недостатки и слабости. Мне хорошо известно также, что у нее есть внебрачный ребенок. Но как христианин я хочу спасти ее любым способом. Представьте себе спасенную Йоко. Я уверен, что у меня будет идеальная better half.
И это упрямство, присущее северянам, раздражало Йоко.
Йоко молча слушала заговорщиков, собравшихся у Курати. Стратегический план Короку казался ей самым реальным. Приветливо глядя на него, она промолвила:
– Короку-сан, вы советуете мне притвориться больной, а ведь я и в самом деле больна. Все хотела показаться вам, да так и не собралась, думала, мнительность… Что бы это могло быть? Вот тут, в животе, временами какие-то странные боли… Еще перед отъездом они меня мучили.
Один из мужчин, тот, что сидел, согнувшись пополам, усмехнулся. Йоко строго на него посмотрела, но затем тоже улыбнулась.
– Может быть, сейчас не время говорить об этом или вы думаете, что я притворяюсь, но у меня и в самом деле бывают боли… Короку-сан, так вы потом посмотрите меня?
На этом, собственно, совещание и закончилось. Курати и Йоко остались вдвоем. Йоко ткнула Курати пальцем в щеку.
– Итак, теперь я настоящая больная…
Вдалеке уже виднелось густое облако дыма и копоти над Сиэтлом, и Йоко вернулась к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106