А Кимура, ощутив неловкость молчания, подыскивал нужные слова и наконец тихим голосом, в котором слышались слезы, произнес любимое имя:
– Йоко-сан!
Голос его прозвучал на удивление приятно. Йоко даже подумала, что никто никогда не произносил ее имя с такой поистине романтической пылкостью. И она нарочно крепко сжала его руку, а глаза устремила на его губы, словно поощряя сказать еще что-нибудь. К Кимура наконец вернулось красноречие, и он заговорил гладко, без запинки.
– В старину говорили: «Один день как тысяча лет». Так и я ждал вас!
Слова эти разочаровали Йоко, она едва не расхохоталась, настолько они были банальны. Но даже в ее сердце, принадлежавшем теперь Курати, не хватило жестокости посмеяться над искренней простотой Кимура. Она лишь с неприязнью подумала: «Именно это я в нем и ненавижу».
Но так же, как и Кимура, Йоко не могла побороть смущение и перейти на нужный тон. После ухода Курати она заперлась в каюте, чтобы спокойно обдумать, как лучше ей поступить, но так ничего и не придумала. Тут она вспомнила, что, когда уходила от Кибэ, у нее тоже не было четкого плана и поступки ее зависели от настроения. Тем не менее все были уверены, что Йоко очень тщательно все продумала. «Ничего, как-нибудь выплыву!» – решила она и уже совершенно спокойно предложила Кимура сесть. Потом положила руку ему на колено и, глядя прямо в глаза, промолвила:
– Мы и правда давно не виделись. Вы, кажется, немного похудели.
Кимура так расчувствовался, что не мог унять дрожь в теле, слезы струились у него по щекам. Как нарочно, одна слезинка повисла на самом кончике носа. Глядя на эту смешную слезинку, Йоко сказала:
– Я знаю, как много у вас забот, и очень волновалась, хотела поскорее приехать, но представьте мое положение. Чтобы добраться сюда, мне пришлось распродать решительно все, и то едва хватило…
Кимура поспешно перебил ее:
– Я это очень хорошо понимаю.
Он поднял голову. Слезинка сорвалась с кончика носа и упала на брюки. Йоко почему-то заинтересовал этот кончик носа. Он распух, наверное, от слез, стал красным и ярко блестел. Она знала, что неприлично так откровенно разглядывать человека, но никак не могла удержаться.
А Кимура терзался, не зная, как приступить к главному.
– Вы получили в Виктории мою телеграмму? – спросил он, чтобы скрыть неловкость. Йоко не получала никакой телеграммы, но невозмутимо ответила:
– Да, спасибо.
Она думала, как поскорее выйти из этого нелепого положения.
– Я сейчас только узнал от помощника капитана, – продолжал Кимура, – что вы хворали. Что с вами было? Нелегко вам пришлось. Я ничего не знал и лишь с нетерпением ждал минуты, когда смогу увидеть вас счастливой и лучезарной. Поистине испытания не оставляют вас. Чем же вы хворали?
Йоко слушала его и с неприязнью думала о том, как неделикатно со стороны мужчины так прямо расспрашивать женщину о ее болезнях. Поэтому она уклончиво ответила, что из-за перемены климата и пищи у нее обострилось давнишнее желудочное заболевание и она слегла. Он слушал с участием, страдальчески наморщив лоб.
Этот неискренний разговор стал надоедать Йоко. Кимура вызвал в ее памяти воспоминания о тягостных днях в Сэндае, о смерти матери… И чтобы переменить тему, она с деланным оживлением спросила:
– Ну, а как ваше дело?
Она умышленно употребила слово «дело», вместо того чтобы сказать «работа» или «как обстоят дела».
Выражение лица Кимура сразу изменилось. Он вытащил из верхнего кармана пиджака большой полотняный платок, ловко расправил его, звучно высморкался и так же ловко отправил платок обратно в карман.
– Очень плохо, – ответил он с горестной ноткой в голосе. Однако глаза его улыбались. Он рассказал, что японский консул в Сан-Франциско совершенно индифферентен к предпринимательской деятельности своих соотечественников в Америке, что в Сан-Франциско его, Кимура, постигла неудача, потому что он встретил там более серьезные препятствия, чем предполагал, – конкуренцию других японцев; что, как он и думал, предпринимательством нужно заниматься не на западе, а в центральной части Америки, особенно в районе Чикаго; что в Сан-Франциско ему посчастливилось познакомиться с одним весьма солидным немцем, который принял его предложение о посредничестве; что в Сиэтле он ищет подходящий магазин для посреднических операций, а в Чикаго намерен поступить на службу к довольно крупному торговцу железом – почетному консулу Японии в Чикаго и приобрести опыт в торговых сделках в Америке, а потом уже с помощью этого человека начать непосредственные сделки с Японией, и что он уже подыскал квартиру в Чикаго. Квартира не из дешевых, но если сдавать свободные комнаты, то обойдется она не слишком дорого, зато жить в ней будет очень удобно. В подобных вопросах он был скрупулезно точен и обо всем рассказывал обстоятельно, тоном делового человека. У Йоко отлегло от сердца, она чувствовала себя как человек, которому удалось выбраться из трясины. Рассеянно слушая Кимура, она внимательно его разглядывала. Здесь, в Америке, он изменился до неузнаваемости. Белая от природы кожа, словно отполированная каким-то особым способом, была необыкновенно гладкой. Напомаженные черные волосы, очень густые, тщательно расчесанные на пробор, подчеркивали белизну кожи. У белокурых европейцев такого контраста не увидишь. Воротничок, галстук и весь вид Кимура свидетельствовали о его тонком вкусе.
– Мне стыдно, что в первый же день нашей встречи я рассказываю вам обо всех этих вещах, – он через силу улыбнулся. – Но в последнее время я действительно вел тяжелую борьбу. Едва наскреб денег, чтобы приехать сюда встретить вас. – На груди его, однако, блестела массивная золотая цепочка, пальцы были украшены драгоценными кольцами. Взглянув на одно из них – золотое, которое Кимура получил от нее в день помолвки, Йоко вспомнила, что своего кольца не носила, и поспешно спрятала руку под покрывало, натянув его до самого подбородка. Словно следуя за ее рукой, Кимура наклонился к самому лицу Йоко.
– Йоко-сан!
– Что?
«Снова любовная сцена», – с легким раздражением подумала Йоко, но не решилась отвернуться и почувствовала неловкость. К счастью, в эту минуту раздался стук в дверь, и вошел Курати. Йоко встретила его веселым взглядом:
– А, вы весьма кстати. Простите меня за мое недавнее поведение. Лезла какая-то чепуха в голову, и я покапризничала. Мне очень неловко… Вы, как всегда, заняты?
Курати, подхватив ее полунасмешливое-полушутливое замечание, сказал:
– Я обнаружил, что из-за Кимура-сан забыл об одной важной вещи. В Виктории на ваше имя была получена телеграмма от Кимура-сан, но в суматохе я забыл передать ее вам. Виноват. Я ее измял…
Он вынул из кармана скомканную телеграмму с прилипшими к ней крошками табака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Йоко-сан!
Голос его прозвучал на удивление приятно. Йоко даже подумала, что никто никогда не произносил ее имя с такой поистине романтической пылкостью. И она нарочно крепко сжала его руку, а глаза устремила на его губы, словно поощряя сказать еще что-нибудь. К Кимура наконец вернулось красноречие, и он заговорил гладко, без запинки.
– В старину говорили: «Один день как тысяча лет». Так и я ждал вас!
Слова эти разочаровали Йоко, она едва не расхохоталась, настолько они были банальны. Но даже в ее сердце, принадлежавшем теперь Курати, не хватило жестокости посмеяться над искренней простотой Кимура. Она лишь с неприязнью подумала: «Именно это я в нем и ненавижу».
Но так же, как и Кимура, Йоко не могла побороть смущение и перейти на нужный тон. После ухода Курати она заперлась в каюте, чтобы спокойно обдумать, как лучше ей поступить, но так ничего и не придумала. Тут она вспомнила, что, когда уходила от Кибэ, у нее тоже не было четкого плана и поступки ее зависели от настроения. Тем не менее все были уверены, что Йоко очень тщательно все продумала. «Ничего, как-нибудь выплыву!» – решила она и уже совершенно спокойно предложила Кимура сесть. Потом положила руку ему на колено и, глядя прямо в глаза, промолвила:
– Мы и правда давно не виделись. Вы, кажется, немного похудели.
Кимура так расчувствовался, что не мог унять дрожь в теле, слезы струились у него по щекам. Как нарочно, одна слезинка повисла на самом кончике носа. Глядя на эту смешную слезинку, Йоко сказала:
– Я знаю, как много у вас забот, и очень волновалась, хотела поскорее приехать, но представьте мое положение. Чтобы добраться сюда, мне пришлось распродать решительно все, и то едва хватило…
Кимура поспешно перебил ее:
– Я это очень хорошо понимаю.
Он поднял голову. Слезинка сорвалась с кончика носа и упала на брюки. Йоко почему-то заинтересовал этот кончик носа. Он распух, наверное, от слез, стал красным и ярко блестел. Она знала, что неприлично так откровенно разглядывать человека, но никак не могла удержаться.
А Кимура терзался, не зная, как приступить к главному.
– Вы получили в Виктории мою телеграмму? – спросил он, чтобы скрыть неловкость. Йоко не получала никакой телеграммы, но невозмутимо ответила:
– Да, спасибо.
Она думала, как поскорее выйти из этого нелепого положения.
– Я сейчас только узнал от помощника капитана, – продолжал Кимура, – что вы хворали. Что с вами было? Нелегко вам пришлось. Я ничего не знал и лишь с нетерпением ждал минуты, когда смогу увидеть вас счастливой и лучезарной. Поистине испытания не оставляют вас. Чем же вы хворали?
Йоко слушала его и с неприязнью думала о том, как неделикатно со стороны мужчины так прямо расспрашивать женщину о ее болезнях. Поэтому она уклончиво ответила, что из-за перемены климата и пищи у нее обострилось давнишнее желудочное заболевание и она слегла. Он слушал с участием, страдальчески наморщив лоб.
Этот неискренний разговор стал надоедать Йоко. Кимура вызвал в ее памяти воспоминания о тягостных днях в Сэндае, о смерти матери… И чтобы переменить тему, она с деланным оживлением спросила:
– Ну, а как ваше дело?
Она умышленно употребила слово «дело», вместо того чтобы сказать «работа» или «как обстоят дела».
Выражение лица Кимура сразу изменилось. Он вытащил из верхнего кармана пиджака большой полотняный платок, ловко расправил его, звучно высморкался и так же ловко отправил платок обратно в карман.
– Очень плохо, – ответил он с горестной ноткой в голосе. Однако глаза его улыбались. Он рассказал, что японский консул в Сан-Франциско совершенно индифферентен к предпринимательской деятельности своих соотечественников в Америке, что в Сан-Франциско его, Кимура, постигла неудача, потому что он встретил там более серьезные препятствия, чем предполагал, – конкуренцию других японцев; что, как он и думал, предпринимательством нужно заниматься не на западе, а в центральной части Америки, особенно в районе Чикаго; что в Сан-Франциско ему посчастливилось познакомиться с одним весьма солидным немцем, который принял его предложение о посредничестве; что в Сиэтле он ищет подходящий магазин для посреднических операций, а в Чикаго намерен поступить на службу к довольно крупному торговцу железом – почетному консулу Японии в Чикаго и приобрести опыт в торговых сделках в Америке, а потом уже с помощью этого человека начать непосредственные сделки с Японией, и что он уже подыскал квартиру в Чикаго. Квартира не из дешевых, но если сдавать свободные комнаты, то обойдется она не слишком дорого, зато жить в ней будет очень удобно. В подобных вопросах он был скрупулезно точен и обо всем рассказывал обстоятельно, тоном делового человека. У Йоко отлегло от сердца, она чувствовала себя как человек, которому удалось выбраться из трясины. Рассеянно слушая Кимура, она внимательно его разглядывала. Здесь, в Америке, он изменился до неузнаваемости. Белая от природы кожа, словно отполированная каким-то особым способом, была необыкновенно гладкой. Напомаженные черные волосы, очень густые, тщательно расчесанные на пробор, подчеркивали белизну кожи. У белокурых европейцев такого контраста не увидишь. Воротничок, галстук и весь вид Кимура свидетельствовали о его тонком вкусе.
– Мне стыдно, что в первый же день нашей встречи я рассказываю вам обо всех этих вещах, – он через силу улыбнулся. – Но в последнее время я действительно вел тяжелую борьбу. Едва наскреб денег, чтобы приехать сюда встретить вас. – На груди его, однако, блестела массивная золотая цепочка, пальцы были украшены драгоценными кольцами. Взглянув на одно из них – золотое, которое Кимура получил от нее в день помолвки, Йоко вспомнила, что своего кольца не носила, и поспешно спрятала руку под покрывало, натянув его до самого подбородка. Словно следуя за ее рукой, Кимура наклонился к самому лицу Йоко.
– Йоко-сан!
– Что?
«Снова любовная сцена», – с легким раздражением подумала Йоко, но не решилась отвернуться и почувствовала неловкость. К счастью, в эту минуту раздался стук в дверь, и вошел Курати. Йоко встретила его веселым взглядом:
– А, вы весьма кстати. Простите меня за мое недавнее поведение. Лезла какая-то чепуха в голову, и я покапризничала. Мне очень неловко… Вы, как всегда, заняты?
Курати, подхватив ее полунасмешливое-полушутливое замечание, сказал:
– Я обнаружил, что из-за Кимура-сан забыл об одной важной вещи. В Виктории на ваше имя была получена телеграмма от Кимура-сан, но в суматохе я забыл передать ее вам. Виноват. Я ее измял…
Он вынул из кармана скомканную телеграмму с прилипшими к ней крошками табака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106