В этой связи можно сослаться, например, на строительные традиции русских переселенцев XVII - начала XX в.в. Так, на юге Украины они строили рубленные дома из толстых бревен, в то время как окружающее их украинское население жило в саманных и глинобитных хатах более приспособленных для проживаниях в теплых климатических условиях. Лес русские переселенцы привозили за многие сотни километров. Это было доступно отнюдь не каждому, тем не менее первоначально многие неимущие семьи предпочитали жить в примитивных землянках, чтобы накопить средства на постройку единственного, с их точки зрения, достойного жилища - жилища из дерева.
Связи с этническим началом обнаруживаются не только в самой культурной адаптации к среде обитания, но и в ценностных ориентациях, касающихся ее охраны. В этом отношении каждый народ имеет свои специфические традиции. Такого рода традиции, в частности, весьма наглядно проявляются в регламентации числа убиваемых на охоте зверей. Например, у некоторых народов Кавказа не разрешалось убивать больше двух - трех зверей, а также стельную дичь, даже в том случае, когда на охоте было несколько человек.
У аборигенных народов Дальнего Востока - нивхов, нанайцев, ульчей и других исторически сложились устойчивые традиции бережного отношения к природе. Не исчезнувшие и поныне, они всегда играли важную регулирующую роль в практике природопользования и хозяйственных занятиях, оказывая заметное воздействие на систему поведения и культуру охотников, собирателей и рыболовов. При этом достаточно отчетливо выделяются нормы, запреты, правила, относящиеся к земле-, лесо- и водопользованию, охоте, рыболовству и т.д.
Один из исследователей культуры айнов, японский этнограф Х.Ватанабе, назвал подобные взаимоотношения системой солидарности между человеком и природой. Перечень подобных примеров, касающихся как экофильного, так и экофобного отношения к природе у самых разных народов мира, нетрудно продолжить.
Характеризуя отношения этносов и природы, не следует забывать, что такого рода отношения имеют двусторонний характер. А это, в свою очередь, позволяет рассматривать этнос и среду его обитания как определенную целостность - этноэкологическую систему. Правда, на разных этапах человеческой истории значимость этих систем для жизни общества была не одинакова. На ранних этапах развития человечества этноэкологическим системам, несомненно, принадлежала важная роль. Это было обусловлено тем, что исторически накопленный экологический опыт имел устойчивую локальную конфигурацию и был аккумулирован в основном в этнических культурных традициях. Но и сегодня, когда в условиях глобализации и перехода к постиндустриальному обществу, часть важных экологических функций, которые этнокультурные традиции были призваны выполнять в прошлом, стали переходить к массивам надэтнических культур, характеризующихся тенденцией к унификации, локальное культурное разнообразие человечества в весьма значительной степени продолжает сохраняться.
Дело, прежде всего, состоит в том, что локальное разнообразие культуры человечества, рассматриваемое как ее поливариантность, есть не что иное как одно из выражений ее избыточности. А эта избыточность потенциально имеет огромное адаптивное значение. Для эффективного выполнения культурой своих адаптивных функций по отношению к человечеству в целом она должна быть способной постоянно не только отвечать минимуму требований условий окружающей среды, но и нести в себе необходимые потенции для достижения адаптивного эффекта в новых, порой непредвиденных или резко изменяющихся условиях.
«Сбалансированный полиморфизм типовых вариаций, - отмечают в данной связи Д.А. Сергеев и С.А. Арутюнов, - позволяет проявлять большую гибкость в их количественном соотношении, применяясь к нюансам экологической среды. Напротив, высокая степень специализации влечет за собой потерю полиморфизма, высокую степень однородности. С одной стороны, такое развитие обеспечивает наивысшую продуктивность, но с другой - опасно для выживания культуры, если среда резко изменится». Одним из важнейших источников этих адаптивных потенций является как раз локальное разнообразие как человечества в целом, так и его соответствующих отдельных подсистем.
Необходимо в этой связи еще раз указать на противоречивый характер культуры в выполнении своих экологоадаптивных функций. Выступая в целом как мощный универсальный механизм общества и неизмеримо увеличивая приспособительные возможности человека, она в то же время несет в себе и деструктивное, дестабилизирующее начало. Весьма ощутимо это свойство проявляется в локальной поливариантности культуры, одним из последствий которой являются противоречия и конфликты регионально выработанных идей, интересов и социальных институтов. Эти противоречия и конфликты естественным образом выступают одним из дестабилизирующих факторов социоприродного взаимодействия. Но они же, в процессах реального взаимодействия исторических общностей с окружающей их средой, в свою очередь, выступают источником рождения новых, относительно устойчивых и более соответствующих наличным условиям, культурных форм, которые могут создать основы оптимального развития системы «общество - природа».
При этом мы сталкиваемся со специфическими проявлениями общих законов эволюции живых форм, которое происходит в диалектическом противоречии энтропийных и негэнтропийных процессов, то есть процессов нарушения организации систем и рождения в ходе этого нарушения новых форм организации. Отсюда проистекает и противоречивая природа адаптивных процессов вообще и процессов человеческой адаптации в частности. Как справедливо отмечает В.В. Трушков, процесс приспособления человека к окружающей среде является постоянным, непрерывным и все время изменяющимся. Это диалектический процесс, представляющий собой бесконечное единство нарушения и восстановления равновесия между человечеством и природой. Как осуществляется этот процесс в современных условиях, мы рассмотрим подробно во второй главе. Сейчас же целесообразно рассмотреть примеры разрешения этой проблемы такими разными традициями как чань-буддизм и средневековая алхимия.
Школа чань-буддизма сформировалась на рубеже V-VI в.в. н.э. в процессе синтеза буддизма махаяны (Индия) с традиционно китайскими учениями. Но в отличие от конфуцианства, культивировавшего по преимуществу экстравертный тип поведения, опирающийся на достаточно жесткие социальные нормы и предписания, противопоставлявшего культурное природному, социальное естественному, чань-буддизм пытался выработать модель поведения, открытую для импровизации, позволяющую учитывать неповторимую индивидуальность и непрерывную изменчивость, динамизм каждой конкретной ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Связи с этническим началом обнаруживаются не только в самой культурной адаптации к среде обитания, но и в ценностных ориентациях, касающихся ее охраны. В этом отношении каждый народ имеет свои специфические традиции. Такого рода традиции, в частности, весьма наглядно проявляются в регламентации числа убиваемых на охоте зверей. Например, у некоторых народов Кавказа не разрешалось убивать больше двух - трех зверей, а также стельную дичь, даже в том случае, когда на охоте было несколько человек.
У аборигенных народов Дальнего Востока - нивхов, нанайцев, ульчей и других исторически сложились устойчивые традиции бережного отношения к природе. Не исчезнувшие и поныне, они всегда играли важную регулирующую роль в практике природопользования и хозяйственных занятиях, оказывая заметное воздействие на систему поведения и культуру охотников, собирателей и рыболовов. При этом достаточно отчетливо выделяются нормы, запреты, правила, относящиеся к земле-, лесо- и водопользованию, охоте, рыболовству и т.д.
Один из исследователей культуры айнов, японский этнограф Х.Ватанабе, назвал подобные взаимоотношения системой солидарности между человеком и природой. Перечень подобных примеров, касающихся как экофильного, так и экофобного отношения к природе у самых разных народов мира, нетрудно продолжить.
Характеризуя отношения этносов и природы, не следует забывать, что такого рода отношения имеют двусторонний характер. А это, в свою очередь, позволяет рассматривать этнос и среду его обитания как определенную целостность - этноэкологическую систему. Правда, на разных этапах человеческой истории значимость этих систем для жизни общества была не одинакова. На ранних этапах развития человечества этноэкологическим системам, несомненно, принадлежала важная роль. Это было обусловлено тем, что исторически накопленный экологический опыт имел устойчивую локальную конфигурацию и был аккумулирован в основном в этнических культурных традициях. Но и сегодня, когда в условиях глобализации и перехода к постиндустриальному обществу, часть важных экологических функций, которые этнокультурные традиции были призваны выполнять в прошлом, стали переходить к массивам надэтнических культур, характеризующихся тенденцией к унификации, локальное культурное разнообразие человечества в весьма значительной степени продолжает сохраняться.
Дело, прежде всего, состоит в том, что локальное разнообразие культуры человечества, рассматриваемое как ее поливариантность, есть не что иное как одно из выражений ее избыточности. А эта избыточность потенциально имеет огромное адаптивное значение. Для эффективного выполнения культурой своих адаптивных функций по отношению к человечеству в целом она должна быть способной постоянно не только отвечать минимуму требований условий окружающей среды, но и нести в себе необходимые потенции для достижения адаптивного эффекта в новых, порой непредвиденных или резко изменяющихся условиях.
«Сбалансированный полиморфизм типовых вариаций, - отмечают в данной связи Д.А. Сергеев и С.А. Арутюнов, - позволяет проявлять большую гибкость в их количественном соотношении, применяясь к нюансам экологической среды. Напротив, высокая степень специализации влечет за собой потерю полиморфизма, высокую степень однородности. С одной стороны, такое развитие обеспечивает наивысшую продуктивность, но с другой - опасно для выживания культуры, если среда резко изменится». Одним из важнейших источников этих адаптивных потенций является как раз локальное разнообразие как человечества в целом, так и его соответствующих отдельных подсистем.
Необходимо в этой связи еще раз указать на противоречивый характер культуры в выполнении своих экологоадаптивных функций. Выступая в целом как мощный универсальный механизм общества и неизмеримо увеличивая приспособительные возможности человека, она в то же время несет в себе и деструктивное, дестабилизирующее начало. Весьма ощутимо это свойство проявляется в локальной поливариантности культуры, одним из последствий которой являются противоречия и конфликты регионально выработанных идей, интересов и социальных институтов. Эти противоречия и конфликты естественным образом выступают одним из дестабилизирующих факторов социоприродного взаимодействия. Но они же, в процессах реального взаимодействия исторических общностей с окружающей их средой, в свою очередь, выступают источником рождения новых, относительно устойчивых и более соответствующих наличным условиям, культурных форм, которые могут создать основы оптимального развития системы «общество - природа».
При этом мы сталкиваемся со специфическими проявлениями общих законов эволюции живых форм, которое происходит в диалектическом противоречии энтропийных и негэнтропийных процессов, то есть процессов нарушения организации систем и рождения в ходе этого нарушения новых форм организации. Отсюда проистекает и противоречивая природа адаптивных процессов вообще и процессов человеческой адаптации в частности. Как справедливо отмечает В.В. Трушков, процесс приспособления человека к окружающей среде является постоянным, непрерывным и все время изменяющимся. Это диалектический процесс, представляющий собой бесконечное единство нарушения и восстановления равновесия между человечеством и природой. Как осуществляется этот процесс в современных условиях, мы рассмотрим подробно во второй главе. Сейчас же целесообразно рассмотреть примеры разрешения этой проблемы такими разными традициями как чань-буддизм и средневековая алхимия.
Школа чань-буддизма сформировалась на рубеже V-VI в.в. н.э. в процессе синтеза буддизма махаяны (Индия) с традиционно китайскими учениями. Но в отличие от конфуцианства, культивировавшего по преимуществу экстравертный тип поведения, опирающийся на достаточно жесткие социальные нормы и предписания, противопоставлявшего культурное природному, социальное естественному, чань-буддизм пытался выработать модель поведения, открытую для импровизации, позволяющую учитывать неповторимую индивидуальность и непрерывную изменчивость, динамизм каждой конкретной ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35