Как отмечает Я.К. Ребане, социальная память - это отнюдь не сумма передаваемых в обществе знаний. По аналогии с общенаучным понятием памяти (память как накопленная информация) социальную память можно охарактеризовать как «накопленную в ходе социально-исторического развития информацию, зафиксированную в результатах практической и познавательной деятельности, передаваемую из поколения в поколение с помощью социокультурных средств».
Причем понятие информации используется в данном случае в кибернетическом смысле, как разнообразие, или ограничение разнообразия, как нечто такое, что «придает форму», как структурная упорядоченность в процессах управления. Носителем социальной памяти является: во-первых, человек как общественное существо; во-вторых, орудия труда и овеществленные результаты труда; в-третьих, возникшая на основе производственной деятельности человека система объективных общественных отношений, данная людям как внешняя социальная реальность; в-четвертых, язык, во всех его проявлениях и неязыковые семиотические системы. Средства передачи и сохранения социальной памяти являются одновременно и средствами накопления внегенетической информации, то есть информации, которая накапливается и сохранияется в социокультурной среде. А одним из важнейших универсальных социокультурных механизмов аккумуляции и трансляции такой информации как раз и являются традиции.
Действие механизма культурной традиции, специфическими чертами которой являются: социальная природа (надбиологичность), надиндивидуальность, устойчивость, нормативность и уникальность, обеспечивает включение субъектов экологически ориентированной деятельности в апробированные на практике формы деятельности, а также регулирование этой деятельности. Причем видение процесса предметно-преобразующей деятельности сквозь призму содержания понятия «культурная традиция», принятие функции стабилизации в качестве одной из определяющих характеристик традиции, отражает лишь момент воспроизводства деятельности, ее продолжения по заданным основаниям, или, говоря иначе, воспроизводство заранее данных отношений.
Если ограничиться рассмотрением только этой стороны и функции традиции, то вся культура предстанет как монотонный процесс воспроизводства наличных форм, деятельность человека получит одностороннюю характеристику, абсолютизирующую ее репродуктивный аспект, да и сам процесс возникновения традиций, как и любого другого феномена действительности не получит удовлетворительного объяснения. С решением этого вопроса непосредственно связана проблема соотношения традиции, старого и нового. Следует учесть, что традиции, будучи устойчивым феноменом, в некоторых случаях допускают интерпретацию в качестве «старого»: ведь последнее предполагает в определенном смысле нечто устоявшееся, сложившееся. Вместе с тем, «старым» может быть и то, что противоположно традиции, - нечто единичное, случайное, неповторимое. Таким образом, «традиции» и «старое» выступают как «перекрещивающиеся», но отнюдь не покрывающие друг друга по объему понятия.
Грубой ошибкой будет отождествление традиции с устаревшим в культурно-историческом развитии. В философской литературе понятие старого нередко употребляют в трех основных смыслах: тормозящего процесс, вредного и поэтому требующего безусловного преодоления и даже ликвидации; временно необходимого для развития нового как способствующего укреплению последнего и потому нуждающегося в сохранении на определенные сроки; безусловно необходимого для дальнейшего процесса и означающего, в случае утраты, прекращения развития, регресса. Устаревшее, очевидно, необходимо связывать со старым в первом его значении. Когда же традиция проявляется как старое во втором и третьем его значениях, ее необходимо сохранять.
Более сложный характер имеет проблема соотношения традиции и нового. Информационные программы деятельности, заложенные в традиции, коррелируются с объектами, на которые направлена деятельность и с условиями, в которых она осуществляется. Но как замечает Б.М. Бернштейн, ценою некоторого упрощения в традиции можно различить двоякую направленность. С одной стороны, программы культурной традиции обращены как бы «вовне» коллектива - к свойствам окружающей среды и к способам взаимодействия ней. С другой стороны обращены «вовнутрь» - на самый коллектив, на его собственное устройство. Оба аспекта связаны, часто до неразличимости. То, что субъективно в сознании самих носителей этой культуры, выступает как образ мира или средство воздействия на природу, на самом деле может выполнять функцию консолидации коллектива или сохранения его структуры и т.п. Вот почему часто информация, передаваемая традицией, не сводится к научному или «правильному» знанию, иначе говоря, к знанию, отвечающему положению вещей.
Традиции часто способствуют воспроизводству стереотипов, которые противоречат элементарным эмпирическим данным, а их целесообразность никак не доказана. Одним из наглядных примеров этого может служить обряд - классическая форма традиционного поведения. Обряд обычно имеет цель вне самого себя - он выполняется, например, для воздействия на силы природы и т.п. Эффективность его, однако, в рамках традиционной культуры не может быть проверена. Обратная связь отсутствует, и поэтому единственным критерием соответствия поведения его внешней цели является точное выполнение самой формы обряда. Предельным случаем, вытекающим из самой его природы, является такой обряд, который неукоснительно исполняется, хотя его смысл и цель исполнителям неизвестны и непонятны. Субъективное целеполагание «не знает», не замечает того, что обряд подтверждает определенную картину мира, возбуждает чувства единства коллектива, закрепляет модели поведения, способы взаимодействия с природой и т. д.
Причем чем ниже уровень материального производства, тем большую долю среди феноменов его духовной жизни занимает природная магия, обряды и символы связанные с попытками воздействия на природу. Для этой стадии развития характерно наличие большого числа обычаев и ритуалов, связанных с биологическим жизненным циклом человека, ощущающим себя непосредственной частью природы, включенным в вечный круговорот живой материи. «То обстоятельство, что в аграрном обществе время регулировалось природными циклами, определяло не только зависимость человека от смены годичных периодов, но и специфическую структуру его сознания. В природе нет развития - во всяком случае, оно скрыто от взора людей этого общества. Они видят в природе лишь регулярное повторение, не в состоянии преодолеть тиранию ее ритмического круговорота движения, и это вечное возвращение не могло не стать в центре духовной жизни в древности и средние века».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Причем понятие информации используется в данном случае в кибернетическом смысле, как разнообразие, или ограничение разнообразия, как нечто такое, что «придает форму», как структурная упорядоченность в процессах управления. Носителем социальной памяти является: во-первых, человек как общественное существо; во-вторых, орудия труда и овеществленные результаты труда; в-третьих, возникшая на основе производственной деятельности человека система объективных общественных отношений, данная людям как внешняя социальная реальность; в-четвертых, язык, во всех его проявлениях и неязыковые семиотические системы. Средства передачи и сохранения социальной памяти являются одновременно и средствами накопления внегенетической информации, то есть информации, которая накапливается и сохранияется в социокультурной среде. А одним из важнейших универсальных социокультурных механизмов аккумуляции и трансляции такой информации как раз и являются традиции.
Действие механизма культурной традиции, специфическими чертами которой являются: социальная природа (надбиологичность), надиндивидуальность, устойчивость, нормативность и уникальность, обеспечивает включение субъектов экологически ориентированной деятельности в апробированные на практике формы деятельности, а также регулирование этой деятельности. Причем видение процесса предметно-преобразующей деятельности сквозь призму содержания понятия «культурная традиция», принятие функции стабилизации в качестве одной из определяющих характеристик традиции, отражает лишь момент воспроизводства деятельности, ее продолжения по заданным основаниям, или, говоря иначе, воспроизводство заранее данных отношений.
Если ограничиться рассмотрением только этой стороны и функции традиции, то вся культура предстанет как монотонный процесс воспроизводства наличных форм, деятельность человека получит одностороннюю характеристику, абсолютизирующую ее репродуктивный аспект, да и сам процесс возникновения традиций, как и любого другого феномена действительности не получит удовлетворительного объяснения. С решением этого вопроса непосредственно связана проблема соотношения традиции, старого и нового. Следует учесть, что традиции, будучи устойчивым феноменом, в некоторых случаях допускают интерпретацию в качестве «старого»: ведь последнее предполагает в определенном смысле нечто устоявшееся, сложившееся. Вместе с тем, «старым» может быть и то, что противоположно традиции, - нечто единичное, случайное, неповторимое. Таким образом, «традиции» и «старое» выступают как «перекрещивающиеся», но отнюдь не покрывающие друг друга по объему понятия.
Грубой ошибкой будет отождествление традиции с устаревшим в культурно-историческом развитии. В философской литературе понятие старого нередко употребляют в трех основных смыслах: тормозящего процесс, вредного и поэтому требующего безусловного преодоления и даже ликвидации; временно необходимого для развития нового как способствующего укреплению последнего и потому нуждающегося в сохранении на определенные сроки; безусловно необходимого для дальнейшего процесса и означающего, в случае утраты, прекращения развития, регресса. Устаревшее, очевидно, необходимо связывать со старым в первом его значении. Когда же традиция проявляется как старое во втором и третьем его значениях, ее необходимо сохранять.
Более сложный характер имеет проблема соотношения традиции и нового. Информационные программы деятельности, заложенные в традиции, коррелируются с объектами, на которые направлена деятельность и с условиями, в которых она осуществляется. Но как замечает Б.М. Бернштейн, ценою некоторого упрощения в традиции можно различить двоякую направленность. С одной стороны, программы культурной традиции обращены как бы «вовне» коллектива - к свойствам окружающей среды и к способам взаимодействия ней. С другой стороны обращены «вовнутрь» - на самый коллектив, на его собственное устройство. Оба аспекта связаны, часто до неразличимости. То, что субъективно в сознании самих носителей этой культуры, выступает как образ мира или средство воздействия на природу, на самом деле может выполнять функцию консолидации коллектива или сохранения его структуры и т.п. Вот почему часто информация, передаваемая традицией, не сводится к научному или «правильному» знанию, иначе говоря, к знанию, отвечающему положению вещей.
Традиции часто способствуют воспроизводству стереотипов, которые противоречат элементарным эмпирическим данным, а их целесообразность никак не доказана. Одним из наглядных примеров этого может служить обряд - классическая форма традиционного поведения. Обряд обычно имеет цель вне самого себя - он выполняется, например, для воздействия на силы природы и т.п. Эффективность его, однако, в рамках традиционной культуры не может быть проверена. Обратная связь отсутствует, и поэтому единственным критерием соответствия поведения его внешней цели является точное выполнение самой формы обряда. Предельным случаем, вытекающим из самой его природы, является такой обряд, который неукоснительно исполняется, хотя его смысл и цель исполнителям неизвестны и непонятны. Субъективное целеполагание «не знает», не замечает того, что обряд подтверждает определенную картину мира, возбуждает чувства единства коллектива, закрепляет модели поведения, способы взаимодействия с природой и т. д.
Причем чем ниже уровень материального производства, тем большую долю среди феноменов его духовной жизни занимает природная магия, обряды и символы связанные с попытками воздействия на природу. Для этой стадии развития характерно наличие большого числа обычаев и ритуалов, связанных с биологическим жизненным циклом человека, ощущающим себя непосредственной частью природы, включенным в вечный круговорот живой материи. «То обстоятельство, что в аграрном обществе время регулировалось природными циклами, определяло не только зависимость человека от смены годичных периодов, но и специфическую структуру его сознания. В природе нет развития - во всяком случае, оно скрыто от взора людей этого общества. Они видят в природе лишь регулярное повторение, не в состоянии преодолеть тиранию ее ритмического круговорота движения, и это вечное возвращение не могло не стать в центре духовной жизни в древности и средние века».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35