Но так распорядилась бабушка и судьба.
Филипп приказал слугам, которые ойкнули при его появлении, о нем не докладывать и поднялся в кабинет Робийяра. Он приготовился молча выложить деньги и уйти, при условии, что его не остановят. В голове его складывался план горделивого и торжественного пожинания лавров.
Филипп открыл дверь… В комнате находилась Эллин.
Лучше нельзя было насмеяться над злоключениями Филиппа. Он потер глаза. Попасть в дом – совершенно официально – и обрести то, о чем так долго мечтал. Эллин вздохнула полной грудью. Филипп сделал шаг к ней. Эллин – к нему.
– Вот и встретились, – сказал Филипп.
– Да, – сказала Эллин.
– Что же мы не бросаемся друг другу в объятия? – удивился Филипп.
– Это ваше право, вы мужчина.
– Значит, только потому, что я – мужчина, я был обязан любить вас?
– Нет. Потому что у нас была сторожка и наша клятва.
– А почему их нет сейчас?
– А почему есть столько сплетен вокруг наших имен? Почему мы должны оправдываться в том, чего не совершали?
– Не знаю, – сказал Филипп. – Давай будем, как прежде. Забудем все.
– Забывать ничего не надо, надо не совершать нового. Вы не пришли тогда, когда я вас ждала, вы не пришли тогда, когда я должна была уехать из поместья. С приездом сюда все изменилось. Я не хочу обманывать отца, я не хочу, чтобы наша любовь прорывалась сквозь сети домысла и лжи. У меня есть своя душа, которая чиста и ничем не запятнана.
– У меня она тоже есть, Эллин, и хочет того же, что и ваша.
– Тогда пойдите и сделайте моему отцу предложение. Вы хотите быть моим мужем, я хочу быть вашей женой, а прятаться и убегать я не буду.
– Давайте возьмемся за руки и уйдем отсюда. Пусть у нас будет своя счастливая жизнь. Я не буду ничего спрашивать у вашего отца – я просто возьму вас по своему праву.
– Нет, так я не пойду.
– Эллин, одумайтесь, – мы совсем одни. Не будем никого обманывать, ничего нарушать – возьмемся за руки и уйдем отсюда. И пусть ваш отец это увидит.
– Помните детскую историю, как много лет назад моя мать прогнала вашу маму со двора. И рано утром вы уходили, взявшись за ручки, и мой отец это увидел и вернул вас. Он вас вернул – а я поняла, что взявшись за ручки из нашего дома никуда не уйти. Нас будут возвращать – поэтому я сразу говорю вам – нет, Филипп. Я не перестану вас любить, но без согласия отца я из этого дома с вами не уйду.
– Эллин, Эллин, – грустно усмехнулся Филипп. – Я хотел, чтобы вы подарили мне единственный шанс – стать свободным. Вы отказались от этого. А между прочим я ведь завидный жених в Саванне. Я компаньон банка Харвея. Да-а. Я богатый молодой человек. В конце концов, я – и лицо Филиппа исказилось бешенством, – держу в своих руках и жизнь и спасение вашего дома. Я принес деньги, чтобы выкупить ваши закладные, закладные вашего отца! А всех отцов, как и богов, рано или поздно свергают. Но воля ваша. А теперь прежнего Филиппа больше нет. Вы не захотели его видеть, что же… получайте младшего компаньона банка Харвея. Мистер Филипп Робийяр, Харвей, компаньон президента банка. К вашим услугам, мисс.
И на этих словах в кабинет вошел Пьер Робийяр. Полное представление Филиппа он слышал. И потому встречая его, мистер Робийяр увидел перед собой не насильника-племянника, а представительного молодого джентльмена, который вошел в его дом через парадный подъезд.
Все эмоции Пьера Робийяра скрыл этикет.
– Я к вашим услугам, Филипп, – сказал он торжественно. – Я знаю, что в мой дом вас привели чрезвычайные обстоятельства.
По лицу Эллин разлилась смертельная бледность. Потом спасительная мысль, что еще не все потеряно, пришла ей в голову. И она тоже приняла решение. Девушка сделал книксен и ангельским голоском сказала:
– По-видимому, я не нужна двум джентльменам. Отец, с вашего разрешения, я оставлю вас одних.
Пьер Робийяр не верил своим ушам. Откуда такая сдержанность во взорах, такое спокойствие в речах? – или между двумя молодыми людьми все кончено?
– Если мисс здесь ничего не держит, она может быть свободна, – церемонно изрек Робийяр. Он был немного заинтригован.
– Прошу вас садиться, – он указал Филиппу на почетное кресло для гостей. За девушкой закрылась дверь. Пьер и Филипп приступили к первой в своей жизни деловой беседе.
Она была краткой. Приводить ее целиком нет нужды. Но в ней были целительные нотки для сердца старого Пьера. Он увидел, что тот молодой человек, которого он называл своим племенником, повзрослел. Его молодость и бесшабашность канули в Лету. В нем проступили черты плантатора-землевладельца. А значит, на него можно было положиться, значит у него были принципы, понятные и разделяемые большинством людей их круга. В этом они друг на друга походили.
К Пьеру Робийяру вернулся заблудший племянник. И возможно, сейчас и надо было бы сделать страшное признание в том, что повлекло за собой столько страданий и жертв. Но Робийяр не нашел для этого силы и поэтому он проиграл.
Он совершил ошибку, потому что не смог покаяться в одном грехе или трагической глупости. Он ничего не сказал Филиппу. Хотя Филипп в этом и нуждался. Признайся тогда Робийяр в своем преступлении – молодой человек смог бы избавиться от шрамов на сердце. Но Робийяр не захотел повторять своего греха, Он просто согласился с тем, что у Филиппа появился на сердце шрам.
Филипп приступил к торжественному моменту пожинания лавров. Он предложил тому человеку, которого считал своим дядей, продавать свои долги ему. Как верный "племянник" Филипп хотел нести охрану долгов дяди своей частью, принять долги дяди на себя.
Робийяр сказал:
– Что же, давайте. Я рад, что вы вернулись в мой дом. В вас пробудился разум, Филипп. Я горжусь тем, что у меня такой племянник. Осталось только закрепить наши деловые и родственные отношения.
К сожалению в этой позиции на первом месте суждено было стоять деловым отношениям. Но Пьер сам согласился на операцию по приращению корки на сердце своего сына. Другим он его не устраивал.
– Отцы должны уступать свои права детям. А вы хотя и не мой сын, – на этих словах Пьер поперхнулся, – отныне являетесь единственным моим законным наследником.
"Потому и получаю в наследство одни долги", – злорадно прокомментировал завершение обмена речами Филипп.
– Мне остается только вверить свою судьбу в ваши руки и знать, что вы верно исполните свой – позвольте мне, Филипп, сказать – сыновний долг, – Пьер посчитал, что в такое виде эта тайна его устраивает, – и отойти на покой, предоставляя вам защищать мою старость.
Мужчины встали.
– Мы можем пожать друг другу руки, – сказал Пьер торжественно Филиппу. – Пойдемте к домашним, объявим им о нашем примирении.
– С удовольствием, – торжественно заключил Филипп и задрал подбородок кверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Филипп приказал слугам, которые ойкнули при его появлении, о нем не докладывать и поднялся в кабинет Робийяра. Он приготовился молча выложить деньги и уйти, при условии, что его не остановят. В голове его складывался план горделивого и торжественного пожинания лавров.
Филипп открыл дверь… В комнате находилась Эллин.
Лучше нельзя было насмеяться над злоключениями Филиппа. Он потер глаза. Попасть в дом – совершенно официально – и обрести то, о чем так долго мечтал. Эллин вздохнула полной грудью. Филипп сделал шаг к ней. Эллин – к нему.
– Вот и встретились, – сказал Филипп.
– Да, – сказала Эллин.
– Что же мы не бросаемся друг другу в объятия? – удивился Филипп.
– Это ваше право, вы мужчина.
– Значит, только потому, что я – мужчина, я был обязан любить вас?
– Нет. Потому что у нас была сторожка и наша клятва.
– А почему их нет сейчас?
– А почему есть столько сплетен вокруг наших имен? Почему мы должны оправдываться в том, чего не совершали?
– Не знаю, – сказал Филипп. – Давай будем, как прежде. Забудем все.
– Забывать ничего не надо, надо не совершать нового. Вы не пришли тогда, когда я вас ждала, вы не пришли тогда, когда я должна была уехать из поместья. С приездом сюда все изменилось. Я не хочу обманывать отца, я не хочу, чтобы наша любовь прорывалась сквозь сети домысла и лжи. У меня есть своя душа, которая чиста и ничем не запятнана.
– У меня она тоже есть, Эллин, и хочет того же, что и ваша.
– Тогда пойдите и сделайте моему отцу предложение. Вы хотите быть моим мужем, я хочу быть вашей женой, а прятаться и убегать я не буду.
– Давайте возьмемся за руки и уйдем отсюда. Пусть у нас будет своя счастливая жизнь. Я не буду ничего спрашивать у вашего отца – я просто возьму вас по своему праву.
– Нет, так я не пойду.
– Эллин, одумайтесь, – мы совсем одни. Не будем никого обманывать, ничего нарушать – возьмемся за руки и уйдем отсюда. И пусть ваш отец это увидит.
– Помните детскую историю, как много лет назад моя мать прогнала вашу маму со двора. И рано утром вы уходили, взявшись за ручки, и мой отец это увидел и вернул вас. Он вас вернул – а я поняла, что взявшись за ручки из нашего дома никуда не уйти. Нас будут возвращать – поэтому я сразу говорю вам – нет, Филипп. Я не перестану вас любить, но без согласия отца я из этого дома с вами не уйду.
– Эллин, Эллин, – грустно усмехнулся Филипп. – Я хотел, чтобы вы подарили мне единственный шанс – стать свободным. Вы отказались от этого. А между прочим я ведь завидный жених в Саванне. Я компаньон банка Харвея. Да-а. Я богатый молодой человек. В конце концов, я – и лицо Филиппа исказилось бешенством, – держу в своих руках и жизнь и спасение вашего дома. Я принес деньги, чтобы выкупить ваши закладные, закладные вашего отца! А всех отцов, как и богов, рано или поздно свергают. Но воля ваша. А теперь прежнего Филиппа больше нет. Вы не захотели его видеть, что же… получайте младшего компаньона банка Харвея. Мистер Филипп Робийяр, Харвей, компаньон президента банка. К вашим услугам, мисс.
И на этих словах в кабинет вошел Пьер Робийяр. Полное представление Филиппа он слышал. И потому встречая его, мистер Робийяр увидел перед собой не насильника-племянника, а представительного молодого джентльмена, который вошел в его дом через парадный подъезд.
Все эмоции Пьера Робийяра скрыл этикет.
– Я к вашим услугам, Филипп, – сказал он торжественно. – Я знаю, что в мой дом вас привели чрезвычайные обстоятельства.
По лицу Эллин разлилась смертельная бледность. Потом спасительная мысль, что еще не все потеряно, пришла ей в голову. И она тоже приняла решение. Девушка сделал книксен и ангельским голоском сказала:
– По-видимому, я не нужна двум джентльменам. Отец, с вашего разрешения, я оставлю вас одних.
Пьер Робийяр не верил своим ушам. Откуда такая сдержанность во взорах, такое спокойствие в речах? – или между двумя молодыми людьми все кончено?
– Если мисс здесь ничего не держит, она может быть свободна, – церемонно изрек Робийяр. Он был немного заинтригован.
– Прошу вас садиться, – он указал Филиппу на почетное кресло для гостей. За девушкой закрылась дверь. Пьер и Филипп приступили к первой в своей жизни деловой беседе.
Она была краткой. Приводить ее целиком нет нужды. Но в ней были целительные нотки для сердца старого Пьера. Он увидел, что тот молодой человек, которого он называл своим племенником, повзрослел. Его молодость и бесшабашность канули в Лету. В нем проступили черты плантатора-землевладельца. А значит, на него можно было положиться, значит у него были принципы, понятные и разделяемые большинством людей их круга. В этом они друг на друга походили.
К Пьеру Робийяру вернулся заблудший племянник. И возможно, сейчас и надо было бы сделать страшное признание в том, что повлекло за собой столько страданий и жертв. Но Робийяр не нашел для этого силы и поэтому он проиграл.
Он совершил ошибку, потому что не смог покаяться в одном грехе или трагической глупости. Он ничего не сказал Филиппу. Хотя Филипп в этом и нуждался. Признайся тогда Робийяр в своем преступлении – молодой человек смог бы избавиться от шрамов на сердце. Но Робийяр не захотел повторять своего греха, Он просто согласился с тем, что у Филиппа появился на сердце шрам.
Филипп приступил к торжественному моменту пожинания лавров. Он предложил тому человеку, которого считал своим дядей, продавать свои долги ему. Как верный "племянник" Филипп хотел нести охрану долгов дяди своей частью, принять долги дяди на себя.
Робийяр сказал:
– Что же, давайте. Я рад, что вы вернулись в мой дом. В вас пробудился разум, Филипп. Я горжусь тем, что у меня такой племянник. Осталось только закрепить наши деловые и родственные отношения.
К сожалению в этой позиции на первом месте суждено было стоять деловым отношениям. Но Пьер сам согласился на операцию по приращению корки на сердце своего сына. Другим он его не устраивал.
– Отцы должны уступать свои права детям. А вы хотя и не мой сын, – на этих словах Пьер поперхнулся, – отныне являетесь единственным моим законным наследником.
"Потому и получаю в наследство одни долги", – злорадно прокомментировал завершение обмена речами Филипп.
– Мне остается только вверить свою судьбу в ваши руки и знать, что вы верно исполните свой – позвольте мне, Филипп, сказать – сыновний долг, – Пьер посчитал, что в такое виде эта тайна его устраивает, – и отойти на покой, предоставляя вам защищать мою старость.
Мужчины встали.
– Мы можем пожать друг другу руки, – сказал Пьер торжественно Филиппу. – Пойдемте к домашним, объявим им о нашем примирении.
– С удовольствием, – торжественно заключил Филипп и задрал подбородок кверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105