Это признак благородного происхождения? Да? И отнесите письмо судье.
– А вы?
Он, конечно, не отказался быть моим компаньоном.
Я уже одевался. Прикидывал как мы будем проходить мимо стойки портье. Это было бы забавно. Я не знал, как объясню тайное появление в номере белого господина.
Но портье спал. Во сне он пускал слюни.
– Счастливый человек, – скептически заметил Батлер, – видит, наверное, сон, как вышвыривает вас из гостиницы.
– Бросьте. Он видит сны про то, что он флибустьер. У него же рыло потомственного пирата.
Мы вышли из отеля. Дома судьи достигли быстро. Все окна были завешаны тьмой.
– Он в самом деле здесь не ночует, – спросил я Батлера.
– Если бы вы знали, какая у него жена, Галлимар, вы бы не задавали этого вопроса.
– Что, такая строгая?
– Привлекательная! Ночь вдали нее – это преступление. Знаете, я подумаю о том, чтобы сменить профессию плантатора, на профессию директора цирка. Столько знакомств с новыми людьми, с новыми местами!
– И новыми долгами. Не платит, практически, каждый второй. Поэтому я хожу с пистолетом.
Я обошел дом со всех сторон. Надо было найти место поуязвимей.
– И что, помогает пистолет?
– Как правило нет. А вот знание человеческих душ – очень. Вы думаете, если бы я этого не знал, я бы дождался от вас денег?
– То есть как бы это дождался? Меня скрутили не вы, а обстоятельства.
– Может быть, может быть… Но то, что обнаружился труп в порту, о котором вы так неосторожно наврали Макинтошу – и на ваше честное имя навесили обвинение в убийстве, из-за чего вам стало вдвойне опасно жить в городе. И потом – бегство Филиппа, и ваше желание его найти.
На лице Батлера было написано такое изумление! Мне стало приятно.
– Чарльз, не стоит допрашивать меня здесь. Я сделал все возможное, чтобы обстоятельства сложились таким образом, дабы деньги вы заплатили сейчас, а не через год. Я складывал обстоятельства вслед за вами. То, что я подал жалобу судье – это только одно средство. А вот то, что я помог Макинтошу увидеть несуществующий труп, – это другое средство.
Я подошел к форточке первого этажа. Она была не заперта.
«Вот здесь у хозяев осечка. Попробуем ею воспользоваться».
Я потребовал у Батлера, чтобы он подставил мне плечи.
– Нет, уж расскажите, как это вы все устроили, что меня ищет весь город, и я ночью к вам приношу денежки.
Я сказал, что если мы будем перескакивать с дела на дело, то мы никогда не закончим с судьей. А историю про Батлера я ему расскажу после.
Чарльз, трясясь от нетерпения, подставил мне плечи. Стоять на них было так же удобно, как на вулкане Везувий.
Я залез в дом. Темнота была настораживающая. Такое ощущение, что лиса-судья спрятал в каждой комнате по собаке, которые налетят из темноты неожиданно и покусают мои икры.
Найти Среди письменных столов тот, в котором лежала моя жалоба, было также легко, как одного китайца отличить от другого.
По меньшей мере десять столов в той комнате, в которой судья принимал меня. И в каком из них лежит мое заявление на Чарльза Батлера – эсквайра. Может быть в этом? А может быть в том. Неясно.
Слава Богу, кто-то закурил под окном. Пламя на миг осветило часть комнаты. Но ведь Батлер был без трубки. Хотел курить в дороге и выругался, что оставил табак у меня в номере. Внутри у меня все затряслось. На цыпочках я подкрался к окну. Батлер стоял под окном. И с ним стоял еще кто-то. Это было слишком.
Этот кто-то был вполне дружелюбен. Я прислушался. Господи, это был мистер Харвей. Старый банкир пришел к дому судьи. Видно он был как-то завязан в этой истории.
Не знаю, какими уж дедуктивными методами он пришел к тому, что Батлер будет у дома Элайхью.
Джентльмены стояли и разговаривали. По всей видимости – на языке английских ищеек – это называется «алиби». Два джентльмена делают вид, что встречаются ночью друг с другом и говорят о погоде. В это время третий занимается своими делами в доме, который они выбрали местом встречи.
«Между этими южанами гораздо больше солидарности, чем между европейцами».
Я бросился вальсировать между столами. Кажется, вот тот ящик, куда судья опустил мою жалобу!
Ящик не открывался. Я тряс его как вора и рычал. Надо потолкать нижние ячейки стола.
Другие ящики открывались от малейшего прикосновения. По-видимому, странностями обладал только этот. Он был последний в моей череде проб и ошибок: я рванул на себя ручку.
Не помогло.
Рванул сильнее.
Ящик поддался чуть-чуть.
В полумраке я разглядел свой жалобный лист. Мой почерк. Сквозь щелку я изъял эту бумагу, всунул на ее место – другую. Закрыл ящик и полез обратно: неудачно – застрял в форточке.
Повис между домом и улицей. И орать было страшно, и дергаться страшно, и я не представлял как меня вытащат.
– Эй, джентльмены. Я застрял, – тихонько позвал я.
Джентльмены молчали как истуканы. Я еще раз крикнул, погромче:
– Господа, промашка вышла!
Полное молчание.
«О, господи». Каждую минуту мог раздаться топот ночного патруля Макинтоша.
– Эй, мистеры, вы слышите или нет?
И тут я заметил, что два силуэта, к которым я обращался – всего лишь переплетенные стволы вязов, у которых десять минут назад стояли Харвей и Батлер.
Каждую секунду могло треснуть стекло и тогда прощай свобода. Из-за угла вынырнули две тени. Я сделал какое-то судорожное движение животом и провалился обратно в комнату.
Под окном раздался приглушенный голос Батлера.
– Эй, Галлимар. Опасность рядом! Кажется, тут собирается съезд патрулей Макинтоша. Немедленно на выход.
– Не могу, – я опять был в форточке, – не пролезаю обратно.
– О, господи, бейте стекла!
– Будет шумно, это не выход.
– Вы же циркач, сделайте что-нибудь с вашим животом. Может вы выдохнете воздух?
Я стонал от своего усердия, но ничего не получалось. Батлер подпрыгнул, ухватил меня за мою руку, что торчала из форточки, и изо всей силы потянул на себя. Как пробка из бутылки, я выскочил из форточки. Костюм мой был порезан – стекло-таки лопнуло.
– Бежим отсюда, – скомандовал бравый плантатор!
Мы помчались.
– А где мистер Харвей? – спросил я, чуть мы отбежали на солидное расстояние.
– Спасает нашу репутацию. Он встретился с патрулем и взял огонь на себя. Что он врет, удерживая их на месте, я не знаю. Тем не менее, кажется, мы – в безопасности. Можем зайти к вам. Вы все сделали?
– Да, все. Хотя мне это стоило последнего костюма.
– Ерунда. На деньги, что я вам дал – вы можете купить себе сто таких костюмов.
В гостинице не горело ни одного окна. «Однако же сегодня все сладко спят», – нелюбезно подумал я о горожанах Саванны.
– Юг, свои законы. Жаркие ночи для сна, прохладные дни – для любви. Переезжайте сюда, привыкните, – откомментировал Батлер.
Мы были уже напротив стойкой портье. Он высунул свою сонную голову из-за стойки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– А вы?
Он, конечно, не отказался быть моим компаньоном.
Я уже одевался. Прикидывал как мы будем проходить мимо стойки портье. Это было бы забавно. Я не знал, как объясню тайное появление в номере белого господина.
Но портье спал. Во сне он пускал слюни.
– Счастливый человек, – скептически заметил Батлер, – видит, наверное, сон, как вышвыривает вас из гостиницы.
– Бросьте. Он видит сны про то, что он флибустьер. У него же рыло потомственного пирата.
Мы вышли из отеля. Дома судьи достигли быстро. Все окна были завешаны тьмой.
– Он в самом деле здесь не ночует, – спросил я Батлера.
– Если бы вы знали, какая у него жена, Галлимар, вы бы не задавали этого вопроса.
– Что, такая строгая?
– Привлекательная! Ночь вдали нее – это преступление. Знаете, я подумаю о том, чтобы сменить профессию плантатора, на профессию директора цирка. Столько знакомств с новыми людьми, с новыми местами!
– И новыми долгами. Не платит, практически, каждый второй. Поэтому я хожу с пистолетом.
Я обошел дом со всех сторон. Надо было найти место поуязвимей.
– И что, помогает пистолет?
– Как правило нет. А вот знание человеческих душ – очень. Вы думаете, если бы я этого не знал, я бы дождался от вас денег?
– То есть как бы это дождался? Меня скрутили не вы, а обстоятельства.
– Может быть, может быть… Но то, что обнаружился труп в порту, о котором вы так неосторожно наврали Макинтошу – и на ваше честное имя навесили обвинение в убийстве, из-за чего вам стало вдвойне опасно жить в городе. И потом – бегство Филиппа, и ваше желание его найти.
На лице Батлера было написано такое изумление! Мне стало приятно.
– Чарльз, не стоит допрашивать меня здесь. Я сделал все возможное, чтобы обстоятельства сложились таким образом, дабы деньги вы заплатили сейчас, а не через год. Я складывал обстоятельства вслед за вами. То, что я подал жалобу судье – это только одно средство. А вот то, что я помог Макинтошу увидеть несуществующий труп, – это другое средство.
Я подошел к форточке первого этажа. Она была не заперта.
«Вот здесь у хозяев осечка. Попробуем ею воспользоваться».
Я потребовал у Батлера, чтобы он подставил мне плечи.
– Нет, уж расскажите, как это вы все устроили, что меня ищет весь город, и я ночью к вам приношу денежки.
Я сказал, что если мы будем перескакивать с дела на дело, то мы никогда не закончим с судьей. А историю про Батлера я ему расскажу после.
Чарльз, трясясь от нетерпения, подставил мне плечи. Стоять на них было так же удобно, как на вулкане Везувий.
Я залез в дом. Темнота была настораживающая. Такое ощущение, что лиса-судья спрятал в каждой комнате по собаке, которые налетят из темноты неожиданно и покусают мои икры.
Найти Среди письменных столов тот, в котором лежала моя жалоба, было также легко, как одного китайца отличить от другого.
По меньшей мере десять столов в той комнате, в которой судья принимал меня. И в каком из них лежит мое заявление на Чарльза Батлера – эсквайра. Может быть в этом? А может быть в том. Неясно.
Слава Богу, кто-то закурил под окном. Пламя на миг осветило часть комнаты. Но ведь Батлер был без трубки. Хотел курить в дороге и выругался, что оставил табак у меня в номере. Внутри у меня все затряслось. На цыпочках я подкрался к окну. Батлер стоял под окном. И с ним стоял еще кто-то. Это было слишком.
Этот кто-то был вполне дружелюбен. Я прислушался. Господи, это был мистер Харвей. Старый банкир пришел к дому судьи. Видно он был как-то завязан в этой истории.
Не знаю, какими уж дедуктивными методами он пришел к тому, что Батлер будет у дома Элайхью.
Джентльмены стояли и разговаривали. По всей видимости – на языке английских ищеек – это называется «алиби». Два джентльмена делают вид, что встречаются ночью друг с другом и говорят о погоде. В это время третий занимается своими делами в доме, который они выбрали местом встречи.
«Между этими южанами гораздо больше солидарности, чем между европейцами».
Я бросился вальсировать между столами. Кажется, вот тот ящик, куда судья опустил мою жалобу!
Ящик не открывался. Я тряс его как вора и рычал. Надо потолкать нижние ячейки стола.
Другие ящики открывались от малейшего прикосновения. По-видимому, странностями обладал только этот. Он был последний в моей череде проб и ошибок: я рванул на себя ручку.
Не помогло.
Рванул сильнее.
Ящик поддался чуть-чуть.
В полумраке я разглядел свой жалобный лист. Мой почерк. Сквозь щелку я изъял эту бумагу, всунул на ее место – другую. Закрыл ящик и полез обратно: неудачно – застрял в форточке.
Повис между домом и улицей. И орать было страшно, и дергаться страшно, и я не представлял как меня вытащат.
– Эй, джентльмены. Я застрял, – тихонько позвал я.
Джентльмены молчали как истуканы. Я еще раз крикнул, погромче:
– Господа, промашка вышла!
Полное молчание.
«О, господи». Каждую минуту мог раздаться топот ночного патруля Макинтоша.
– Эй, мистеры, вы слышите или нет?
И тут я заметил, что два силуэта, к которым я обращался – всего лишь переплетенные стволы вязов, у которых десять минут назад стояли Харвей и Батлер.
Каждую секунду могло треснуть стекло и тогда прощай свобода. Из-за угла вынырнули две тени. Я сделал какое-то судорожное движение животом и провалился обратно в комнату.
Под окном раздался приглушенный голос Батлера.
– Эй, Галлимар. Опасность рядом! Кажется, тут собирается съезд патрулей Макинтоша. Немедленно на выход.
– Не могу, – я опять был в форточке, – не пролезаю обратно.
– О, господи, бейте стекла!
– Будет шумно, это не выход.
– Вы же циркач, сделайте что-нибудь с вашим животом. Может вы выдохнете воздух?
Я стонал от своего усердия, но ничего не получалось. Батлер подпрыгнул, ухватил меня за мою руку, что торчала из форточки, и изо всей силы потянул на себя. Как пробка из бутылки, я выскочил из форточки. Костюм мой был порезан – стекло-таки лопнуло.
– Бежим отсюда, – скомандовал бравый плантатор!
Мы помчались.
– А где мистер Харвей? – спросил я, чуть мы отбежали на солидное расстояние.
– Спасает нашу репутацию. Он встретился с патрулем и взял огонь на себя. Что он врет, удерживая их на месте, я не знаю. Тем не менее, кажется, мы – в безопасности. Можем зайти к вам. Вы все сделали?
– Да, все. Хотя мне это стоило последнего костюма.
– Ерунда. На деньги, что я вам дал – вы можете купить себе сто таких костюмов.
В гостинице не горело ни одного окна. «Однако же сегодня все сладко спят», – нелюбезно подумал я о горожанах Саванны.
– Юг, свои законы. Жаркие ночи для сна, прохладные дни – для любви. Переезжайте сюда, привыкните, – откомментировал Батлер.
Мы были уже напротив стойкой портье. Он высунул свою сонную голову из-за стойки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105