Интересно, а доступен ли серфинг слепым? Скорее всего – да.
Волны, конечно же, бывают самые различные, в этом их сходство со снежинками, среди которых не встретишь двух одинаковых. В темноте от них можно ожидать любого сюрприза – Таша сшибают с ног то неожиданный переплеск гребня волны, то яма, то рябь на поверхности, но ведь от этого только интереснее, есть с чем бороться. А самое приятное – в то самое время, когда он начал уже уставать от всех этих ежесекундных неожиданностей, звезды на востоке начали тускнеть, краешек неба, только что бывший угольно-черным, приобрел заметный синеватый отлив. Вода быстро впитала в себя цвет неба, и вскоре Таш уже скользил по синему бархату того же самого оттенка, что небо на апельсиновых этикетках Джима, – чистого, богатого, сверкающего, синего-синего. Да-а. И теперь гораздо лучше видна поверхность волн; она настолько похожа на стекло, что, глядя на очередную, готовую накрыть его волну, Таш решает, что надо бы постричься – из глубины ему ухмыляется лохматый парень, этакий японский Нептун. Как знать, может, это и вправду был Нептун.
Самое лучшее время суток. Раз за разом повторяющееся чудо, не теряющее от этих повторений и капли своей чудесности: удивительная способность океана сопротивляться человеку. Здесь же одно из наиболее густонаселенных мест мира, и вот всего-то и надо, что отплыть на сотню ярдов от берега, и ты в пустыне, а город – всего лишь своеобразный, но не очень интересный задник декорации. Заповедник, и он, Таши – то самое существо, для которого устроен этот заповедник, которое в этом заповеднике сберегают.
К тому же сейчас отлив, и гребни волн все чаще переплескивают далеко вперед, все чаще и чаще образуются маленькие четырехфутовые «трубы». Они существуют недолго, какие-то секунды, но и этого достаточно, чтобы забраться внутрь и лететь внутри синего вращающегося цилиндра, открытый конец которого увешан кружевной бахромой водопада. Потрясающее ощущение, словно попал в другое измерение. Да, ребята, «труба» – это вещь.
Увы, прекрасные минуты подобны этим самым пенным «трубам» – приходят и тут же исчезают без следа. Теперь, когда света достаточно, кататься может кто угодно, еще полчаса или около того – и в море не продохнуть от серферов.
Плотные кучки ярких гидрокостюмов напротив каждой стенки.
Россыпь одиноких серферов между кучками – эти надеются на аномальную волну.
Спектральные полосы, красные, зеленые, оранжевые, желтые, фиолетовые, розовые.
Одноцветные и полосатые: костюмы и доски. Вздымаются и падают.
Концепция игры то ли буржуазна, то ли примитивна, но кому какое дело?
Словно детское пластиковое ожерелье, брошенное на воду. Гладкая, как стекло, синяя вода, волны.
Все бы и ничего, только почти все обладатели этих ярких гидрокостюмов – засранцы. Хамством своим эти мелкие пакостники (в среднем им лет по тринадцать) заткнут за пояс любого взрослого. Теснота около хороших начальных точек невыносимая. Чтобы выбраться из этого затруднения, юные серфнацисты стартуют целыми шайками одновременно. Если на одну и ту же волну претендуют две шайки, начинается война, дело доходит до мордобоя. По их мнению, именно в этом и состоит высший класс серфинга.
Таш словно не видит галдящую толпу, с ним эта публика особенно не задирается, ограничиваясь отдельными угрожающими выкриками. Серфнацисты считают его чем-то вроде помеси Брюса Ли с Джерри Лопесом, этаким корифеем боевого кун-фу, с которым лучше не связываться. Однако сегодня один из наиболее агрессивных недомерков намеренно занимает позицию прямо перед носом Таша, орет: «Съябы-вай, дедуся!» – и пытается оттеснить его назад, в гребень. Таш делает вполне нормальный разворот и, к величайшему своему удивлению, сшибает мальчонку с волны.
Когда Таш гребет назад, сбоку появляется знакомый персонаж, сопляк выкрикивает угрозы и созывает дружков – набить морду наглому захватчику жизненного пространства. Таш садится на доску и пронзает его гипнотизирующим взглядом. Ругаться тут совершенно бесполезно, несчастные мазохисты даже любят, когда их обзывают нехорошими словами, это у них считается чем-то вроде комплимента. «Слышь, говнюк! Ну ты даешь, прямо по-фашистски», – в таких вот примерно выражениях приветствуют они своего дружка, удачно прокатившегося на волне.
Поэтому Таш просто смотрит на подгребающего к нему героя. Остальная шайка явно не рвется в бой. Таш позволяет себе небольшую театральность.
– Не подрезай меня больше, мальчик мой, – произносит он леденящим шепотом. – Это очень опасно для здоровья.
Юный нацист в полной ярости – и в полном ужасе, а Таш, посмеиваясь, гребет к стартовой точке.
Но что за радость посмеиваться над запуганным недоумком, если всего час назад он улыбался темному, прекрасному лицу самой Природы, находился в ее объятиях? А теперь здесь что-то вроде часа пик в молле, серфинг, смахивающий на видеоигру. Таш прокатился еще несколько раз, никто к нему особенно не привязывался, но все настроение пропало.
Поэтому он подплывает к берегу, отходит чуть подальше и садится на песок, отдохнуть и погреться.
Смотрит, как в ямку, проделанную большим пальцем его ноги, скатываются песчинки.
Солнце поднимается все выше и выше, людей на пляже все больше и больше. Когда Таш идет на выход, ему приходится пробираться между сотнями раскинувшихся на полотенцах тел.
Проведем день на пляже!
Разговоры. Запах крема для загара – попробуй этот, кокосовый.
Я разотру тебя – кокосовый крем моден в этом месяце.
В прокаленном, дрожащем воздухе сталкиваются тридцать мелодий.
Спасатели уже дежурят на вышках, там вывешены зеленые флаги.
У спасателей красные плавки, обгорелые носы – симпатичные ребята, правда?
Пастельные тона старых прибрежных домов. А сверху – неоновая радуга.
Ты не знаешь, как делается книга.
Прилетевший с моря бриз полощет флаги.
Белый песок, разноцветные полотенца. Смотри!
Девушки с темной, блестящей кожей, лежащие на песке.
Узкие трусики, яркие полоски на теле.
Цветовая гамма та же, что у гидрокостюмов.
Натертые кремом ноги, руки и груди.
Позвоночник, плавно поднимающийся к округлым ягодицам.
Кожа, обтягивающая острые лопатки.
Светлые, шелковистые волосы на внутренней стороне бедер, завитки, пропитанные маслом.
Эротический пляж. Прекрасные животные.
Таш оглядывает загорающих с некой божественной отрешенностью – вполне естественной после утра, отданного серфингу. А для чего, в конце концов, существует весь космос? Если правда, что экстатическое слияние со Вселенной – наилучший ответ на ее существование, тогда серфинг – идеальный путь этого слияния. Ничто другое не обеспечивает такой трепещущей близости с космосом, такого проникновения в его ритм и равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Волны, конечно же, бывают самые различные, в этом их сходство со снежинками, среди которых не встретишь двух одинаковых. В темноте от них можно ожидать любого сюрприза – Таша сшибают с ног то неожиданный переплеск гребня волны, то яма, то рябь на поверхности, но ведь от этого только интереснее, есть с чем бороться. А самое приятное – в то самое время, когда он начал уже уставать от всех этих ежесекундных неожиданностей, звезды на востоке начали тускнеть, краешек неба, только что бывший угольно-черным, приобрел заметный синеватый отлив. Вода быстро впитала в себя цвет неба, и вскоре Таш уже скользил по синему бархату того же самого оттенка, что небо на апельсиновых этикетках Джима, – чистого, богатого, сверкающего, синего-синего. Да-а. И теперь гораздо лучше видна поверхность волн; она настолько похожа на стекло, что, глядя на очередную, готовую накрыть его волну, Таш решает, что надо бы постричься – из глубины ему ухмыляется лохматый парень, этакий японский Нептун. Как знать, может, это и вправду был Нептун.
Самое лучшее время суток. Раз за разом повторяющееся чудо, не теряющее от этих повторений и капли своей чудесности: удивительная способность океана сопротивляться человеку. Здесь же одно из наиболее густонаселенных мест мира, и вот всего-то и надо, что отплыть на сотню ярдов от берега, и ты в пустыне, а город – всего лишь своеобразный, но не очень интересный задник декорации. Заповедник, и он, Таши – то самое существо, для которого устроен этот заповедник, которое в этом заповеднике сберегают.
К тому же сейчас отлив, и гребни волн все чаще переплескивают далеко вперед, все чаще и чаще образуются маленькие четырехфутовые «трубы». Они существуют недолго, какие-то секунды, но и этого достаточно, чтобы забраться внутрь и лететь внутри синего вращающегося цилиндра, открытый конец которого увешан кружевной бахромой водопада. Потрясающее ощущение, словно попал в другое измерение. Да, ребята, «труба» – это вещь.
Увы, прекрасные минуты подобны этим самым пенным «трубам» – приходят и тут же исчезают без следа. Теперь, когда света достаточно, кататься может кто угодно, еще полчаса или около того – и в море не продохнуть от серферов.
Плотные кучки ярких гидрокостюмов напротив каждой стенки.
Россыпь одиноких серферов между кучками – эти надеются на аномальную волну.
Спектральные полосы, красные, зеленые, оранжевые, желтые, фиолетовые, розовые.
Одноцветные и полосатые: костюмы и доски. Вздымаются и падают.
Концепция игры то ли буржуазна, то ли примитивна, но кому какое дело?
Словно детское пластиковое ожерелье, брошенное на воду. Гладкая, как стекло, синяя вода, волны.
Все бы и ничего, только почти все обладатели этих ярких гидрокостюмов – засранцы. Хамством своим эти мелкие пакостники (в среднем им лет по тринадцать) заткнут за пояс любого взрослого. Теснота около хороших начальных точек невыносимая. Чтобы выбраться из этого затруднения, юные серфнацисты стартуют целыми шайками одновременно. Если на одну и ту же волну претендуют две шайки, начинается война, дело доходит до мордобоя. По их мнению, именно в этом и состоит высший класс серфинга.
Таш словно не видит галдящую толпу, с ним эта публика особенно не задирается, ограничиваясь отдельными угрожающими выкриками. Серфнацисты считают его чем-то вроде помеси Брюса Ли с Джерри Лопесом, этаким корифеем боевого кун-фу, с которым лучше не связываться. Однако сегодня один из наиболее агрессивных недомерков намеренно занимает позицию прямо перед носом Таша, орет: «Съябы-вай, дедуся!» – и пытается оттеснить его назад, в гребень. Таш делает вполне нормальный разворот и, к величайшему своему удивлению, сшибает мальчонку с волны.
Когда Таш гребет назад, сбоку появляется знакомый персонаж, сопляк выкрикивает угрозы и созывает дружков – набить морду наглому захватчику жизненного пространства. Таш садится на доску и пронзает его гипнотизирующим взглядом. Ругаться тут совершенно бесполезно, несчастные мазохисты даже любят, когда их обзывают нехорошими словами, это у них считается чем-то вроде комплимента. «Слышь, говнюк! Ну ты даешь, прямо по-фашистски», – в таких вот примерно выражениях приветствуют они своего дружка, удачно прокатившегося на волне.
Поэтому Таш просто смотрит на подгребающего к нему героя. Остальная шайка явно не рвется в бой. Таш позволяет себе небольшую театральность.
– Не подрезай меня больше, мальчик мой, – произносит он леденящим шепотом. – Это очень опасно для здоровья.
Юный нацист в полной ярости – и в полном ужасе, а Таш, посмеиваясь, гребет к стартовой точке.
Но что за радость посмеиваться над запуганным недоумком, если всего час назад он улыбался темному, прекрасному лицу самой Природы, находился в ее объятиях? А теперь здесь что-то вроде часа пик в молле, серфинг, смахивающий на видеоигру. Таш прокатился еще несколько раз, никто к нему особенно не привязывался, но все настроение пропало.
Поэтому он подплывает к берегу, отходит чуть подальше и садится на песок, отдохнуть и погреться.
Смотрит, как в ямку, проделанную большим пальцем его ноги, скатываются песчинки.
Солнце поднимается все выше и выше, людей на пляже все больше и больше. Когда Таш идет на выход, ему приходится пробираться между сотнями раскинувшихся на полотенцах тел.
Проведем день на пляже!
Разговоры. Запах крема для загара – попробуй этот, кокосовый.
Я разотру тебя – кокосовый крем моден в этом месяце.
В прокаленном, дрожащем воздухе сталкиваются тридцать мелодий.
Спасатели уже дежурят на вышках, там вывешены зеленые флаги.
У спасателей красные плавки, обгорелые носы – симпатичные ребята, правда?
Пастельные тона старых прибрежных домов. А сверху – неоновая радуга.
Ты не знаешь, как делается книга.
Прилетевший с моря бриз полощет флаги.
Белый песок, разноцветные полотенца. Смотри!
Девушки с темной, блестящей кожей, лежащие на песке.
Узкие трусики, яркие полоски на теле.
Цветовая гамма та же, что у гидрокостюмов.
Натертые кремом ноги, руки и груди.
Позвоночник, плавно поднимающийся к округлым ягодицам.
Кожа, обтягивающая острые лопатки.
Светлые, шелковистые волосы на внутренней стороне бедер, завитки, пропитанные маслом.
Эротический пляж. Прекрасные животные.
Таш оглядывает загорающих с некой божественной отрешенностью – вполне естественной после утра, отданного серфингу. А для чего, в конце концов, существует весь космос? Если правда, что экстатическое слияние со Вселенной – наилучший ответ на ее существование, тогда серфинг – идеальный путь этого слияния. Ничто другое не обеспечивает такой трепещущей близости с космосом, такого проникновения в его ритм и равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136