– Кэмп Пендлтон, – объявляет Джим, и все хором подхватывают:
– Защищает сокровища природных ресурсов Калифорнии!
Во всяком случае – так гласит неоновая надпись. Это, собственно, шутка – в добавление к атомной электростанции базирующаяся здесь морская пехота заключила с городами южной части ОкО контракт на переработку бытовых и промышленных стоков; построенное для этой цели предприятие раскинулось к югу от Сан-Онофре, на холмах. Бетонные бункеры и резервуары похожи на нефтеперегонный завод и размерами своими не уступают чудовищным яйцам Сан-Онофре. Еще южнее расположена опреснительная установка, построенная на земле, взятой в аренду у тех же морских пехотинцев и снабжающая водой большую часть ОкО, – огромный комплекс опутанных трубами зданий, почти неотличимый от атомной электростанции, и многие километры пляжа, изуродованного горами соли и какими-то цистернами.
Потом дорога пересекает необозримых размеров лагерь, где морская пехота тренирует своих новобранцев, потом – Ошенсайд, и сокровища природных ресурсов остаются позади. За Ошенсайдом все совсем как в округе Ориндж – те же самые многоквартирные дома, те же самые моллы, та же решетка аутопии, разве что дорога все время идет то вниз, то вверх, с холма на холм, и в самых глубоких низинах виднеются маленькие мертвые болотца. Да, и Сан-Диего, и Риверсайд, и Лос-Анджелес, и Вентура, и Санта-Барбара – только продолжения ОкО, не больше…
Вот и Ла-Холья; они сворачивают на городской проезд, едут по нему на запад и останавливаются перед охраняемыми воротами. Вот так, значит, оформлен въезд на Фермерскую дорогу. Сэнди звонит своим дружкам, и ворота распахиваются. Помещичья дорога, такое название подошло бы гораздо больше – они медленно катят мимо целой уймы многомиллионных особняков. Эйб живет на Седельной горе, в пристройке родительского дома, так что на него вся эта роскошь не производит особого впечатления, но остальные выпучивают глаза. Хэмфри впадает в риэлторский экстаз и начинает благоговейно бормотать приблизительные цены и залоговые стоимости.
Знакомые Сэнди живут в конце проезда, с океанской стороны, то есть дом их стоит чуть не на самом краю обрыва Торри-Пайнс. С трудом подобрав место, куда бы приткнуть машину, новоприбывшая компания стучит в дверь. Проходит некоторое время, появляется Боб Томпкинс, тот самый дружок Сэнди, и только тогда их впускают. Бобу лет сорок с хвостиком, у него загорелое лицо, золотистые волосы и дорогой костюм. Он жмет им руки, всем по очереди, а затем проводит в комнату и представляет гостей Реймонду, своему партнеру. Трудно себе такое представить, но Реймонд выглядит еще великолепнее; прямым, острым краем его подбородка можно, наверное, палки строгать. Не исключено, что начинали карьеру они натурщиками для рекламы.
Но теперь они руководят мощной сетью распространителей мягких наркотиков, и сегодняшняя тусовка – нечто вроде вызова полевых командиров к начальству на доклад. Сэнди видит вокруг уйму знакомых лиц, он начинает метаться от одного парня к другому, а тем временем приехавшие с ним друзья прихватывают по стакану и выходят наружу, в сад, и не в какой-нибудь, а разбитый у самого края четырехсотфутового обрыва, трехуровневой террасой. Отсюда открывается великолепный вид на круто спускающиеся к океану холмы Ла-Хольи, на сверкающие огнями высотные отели и их отражения в темной воде, а дальше – на сливающийся в сплошную пульсирующую массу света изгиб калифорнийского побережья. Картинка – хоть куда.
Тусовка тоже хоть куда, по высшему классу. Среди бродящего по террасе народа много знакомых лагунатиков, и десантная бригада ОкО мгновенно подключается к привычным занятиям – пьют, танцуют, чешут языками.
Тем временем Артур втихую выбирается на деревянную лестницу, ведущую к пляжу, и не один, а – с Реймондом, что ли? Для завзятого социалиста, с такой едкостью отзывавшегося о здешних особняках, компаньон, мягко скажем, неожиданный.
Джим загорается любопытством. Все время, прошедшее после ночного налета на «Парнелл», он непрерывно осаждал Артура вопросами, но так и не добился никакого вразумительного ответа. В твоих же, говорит этот великий конспиратор, интересах знать как можно меньше. Джим знаком с тактикой малых революционных групп, ничего друг о друге не знающих, но не знать даже названия организации, на которую работаешь, – это уже малость чересчур. Борьба идет за правое дело, оно конечно, но все равно… А Артур – вот чего, спрашивается, он сюда приехал? Это же совсем не в его обычаях. Он как-то говорил, что получает свое оборудование «с юга»… А не может ли быть, что Реймонд использует контрабанду наркотиков как прикрытие для… Бред, конечно, но, с другой стороны…
Любопытство Джима не утихает; он направляется к лестнице и начинает спускаться во тьму.
Пролеты деревянных ступенек ведут вдоль крутого песчаникового склона от одной площадки к другой: из каменной стены торчат телефонные столбы, к ним намертво прикреплены болтами основательные брусья, устланные сверху толстыми досками. Вся эта конструкция окрашена в какой-то яркий цвет – то ли желтый, то ли оранжевый, а может, и розовый, ночью не разберешь. Чистый, небось, спектральный цвет. В попытке, видимо, приостановить эрозию, по обеим сторонам лестницы высадили какие-то невысокие кустистые деревья, очередной пролет пересекает целую купу таких деревьев; сквозь аккуратно проделанный в густой листве туннель Джим видит две темные фигуры, прислонившиеся к ограждению следующей площадки. Наверху врубленные на полную катушку динамики заглушают ровный рокот прибоя царственным финалом сюиты из «Жар-птицы».
Все так же снедаемый любопытством, Джим переходит с лестницы на склон. Черт, тут гораздо круче, чем казалось! Однако опоры для ног находятся, и он начинает медленно и осторожно пробираться между деревьев. Негромкие звуки шагов далеко перекрываются плеском волн и гремящей сверху музыкой, теперь это уже не «Жар-птица», а «Сибирские кшатрии», ночь раскалывается от гитарных запилов и сумасшедшего рокота контрабаса. Фантастика. Последняя кучка деревьев почти нависает над площадкой, вот и славно, Джим ужом проскальзывает среди ветвей, теряет равновесие, съезжает по травянистому откосу и удачно тормозит в развилке двух толстых сучьев. Хм-м, зажало так, что не охнуть, не вздохнуть. Выдираться из таких тисков – это тоже будет отдельное занятие. Но зато теперь он оказался прямо над площадкой, и до двух фигур, сидящих на ограждении лицом к черно-белому кружеву прибоя, буквально рукой подать. А главное – теперь слышны голоса. Подходить ближе, пожалуй, и не стоит. Джим прекращает осторожные попытки высвободиться из деревянных клещей и вслушивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136