Машина была припаркована на стоянке приморского пляжа. Вот она, теперь – в Ньюпорт-Бич. Торопливо содрать с себя и скомкать десантные комбинезоны. Вывернув на трассу, Артур занимает самый медленный, крайний ряд. Вот и Бальбоа Марина. Стекло правой дверцы машины опущено, и комбинезоны летят в воду. После моста Артур сворачивает с трассы, теперь остается проехать немного по воде, и они опять нормальные законопослушные граждане, даже и не подозревающие, что в каких-то там построенных на выработанном нефтяном поле корпусах куча оружия превратилась в кучу мусора.
Запах пота умопомрачительный, почище, чем в спортзале; попытка вытереться специально для этого прихваченными полотенцами не дает особых результатов – полотенца промокли уже насквозь, хоть выжимай, а все равно приходится натягивать одежду на влажное, липкое тело. У Джима трясутся руки, он с трудом попадает пуговицами в петли. К тому же его чуть подташнивает.
– Ну, вот и готово, – смеется Артур. – По данным разведки там было космического оружия примерно на девяносто миллионов. Пусковые установки ровно ничего им не скажут. – Переполненный все еще кипящей в нем энергией, Артур высовывает голову в окно машины и кричит: – Пусть небо будет чистым!
Джим тоже смеется – дико, взахлеб, его кровь все еще насыщена одним из самых сильных наркотиков, какие он когда-либо пробовал, – адреналином, выделившимся за время недавнего кросса по сухому руслу Санта-Аны. Лучший в мире стимулятор.
– Слушай, а ведь это было здорово. Здорово, Я ведь и вправду что-то сделал. – Джим замолкает, несколько секунд думает. – И ведь действительно сделал. Знаешь… – Он неловко мнется, все это звучит несколько глупо. – Мне кажется, что сегодня – первый случай в моей жизни, когда я что-то сделал.
– Понимаю, – кивает Артур и внимательно смотрит на Джима. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. Сегодня ты ощутил вкус борьбы; более того, ты понял, как много может она дать тебе самому. Ты всегда ощущал себя рабом системы, непомерно огромной и окопавшейся настолько плотно, что свернуть ее невозможно. Ничто, сделанное тобой в одиночку, не изменит ее ни на йоту. Но, пребывая в такой уверенности и ничего не делая, ты сам создаешь условия, обеспечивающие неуязвимость системы.
Нужно только сделать первый шаг! – Он снова хохочет. – Сделай первый шаг, хоть самый маленький, покажи системе, что ты сопротивляешься, покажи самому себе – и сразу твое восприятие изменится. Изменится сама действительность, которую ты воспринимаешь. Ты увидишь, что ничего тут нет невозможного. Время – времени может потребоваться много, но все равно… – Артур хохочет. – Все можно сделать! Давай отпразднуем твой первый шаг. – Он бьет кулаком по приборной доске. – Да здравствует сопротивление!
– Да здравствует сопротивление!
Глава 21
Они жили здесь больше семи тысяч лет, и единственное свидетельство этой жизни – груды ракушек на берегах Ньюпортского залива.
Вот все, что мы знаем о них, точнее – думаем, что знаем.
Они пришли с равнин, из-за Сьерра-Невады, кочевники из шошонской группы племен; они раскидывали свои стоянки, собирали пищу, торговали и шли все дальше и дальше. Достигнув океана, они остановились и снова раскинули стоянку – теперь уже надолго.
Они говорили на многих языках.
По нашей терминологии они были охотниками-собирателями, они не обрабатывали землю, у них не было домашних животных. Мужчины мастерили оружие и охотились – с луком и стрелами. Женщины собирали ягоды и съедобные коренья, варили кашу из крапивы, но по большей части эти люди питались желудями и семенами из сосновых шишек. Им приходилось вымачивать из желудевой муки танин, для чего использовалась довольно сложная система соединенных между собой ям. Я иногда задумываюсь, кто изобрел такой метод и что они думали, превращая белый порошок из горькой отравы в хлеб свой насущный. Без всякого сомнения, это было священнодействием. Да и все, что они делали, было священнодействием.
Селились они маленькими общинами, жилища свои ставили обязательно по окружности. Климат был мягкий, теплый, так что спали они под открытым небом – если только не шел дождь. Во время дождя они спали в примитивных шалашах, состоявших из ивового каркаса, оплетенного тростником. Женщины ходили в сшитых из кроличьих шкурок юбках, мужчины носили накидки, тоже из шкурок, а дети – вообще ничего. Зимой, для тепла, все одевались в меховые шубы.
Они торговали со многими племенами. У жителей пустыни они получали обсидиан и соль. Кораллы поступали из Баха [[17 - Баха Калифорния, Нижняя Калифорния (исп.). Так называется штат Мексики, расположенный на территории Калифорнийского полуострова.]], а шкуры морских животных – от островитян, которые приплывали к ним в своих каноэ, по десять человек в каждом.
Они курили табак, вырезали каменные фигурки птиц, китов и рыб.
Политическая система выглядела следующим образом: большая часть жителей деревни принадлежала к одной и той же семье. Вождь руководил деревней со всеобщего согласия и одобрения. Время от времени вождя меняли.
Иногда они воевали, но по большей части жили мирно.
Они плели чуть не лучшие в Америке корзинки, украшали их замысловатыми символическими узорами.
Каждый день они проводили некоторое время в парильном доме – обливали горячие угли водой и вдыхали пар.
В центре деревни неизменно располагалась круглая постройка из ивы, тростника и прутьев. Северные племена называли эту священную парилку йоба, а южные – уанкеч.
Здесь они проводили главную свою религиозную церемонию, ритуал толоач, во время которого юноши пили отвар из листьев дурмана, впадали в галлюцинаторный транс и получали инициацию – становились полноправными взрослыми мужчинами. В каждом таком святилище стояло изображение самого главного бога, Чинигчинича, того, кто дал вещам имена. С убитого койота или рыси аккуратно снимали шкуру, затем ее набивали стрелами, перьями, рогами ланей, зубами пум, клювами и когтями ястребов и зашивали; чучело очень напоминало бы живого зверя, если бы не юбочка из перьев и торчащие изо рта стрелы. Именно через это изображение Чинигчинич обращался к участникам толоача, сообщал им тайные имена, раскрывающие внутреннюю сущность вещей и дающие людям над этими вещами власть. Узнав тайные имена, юноши становились взрослыми.
Вот почти и все, что мы знаем об их жизни; кроме того, нам известно, что такое существование продолжалось год за годом, поколение за поколением, они жили в мирном равновесии со своей землей, пользуясь всеми ее ресурсами, рассматривая каждый камень и дерево, и животное как священное существо – семь тысяч лет. Семь тысяч лет!
Постарайся – может быть, у тебя это получится – увидеть, как они живут на кишащей жизнью прибрежной полосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Запах пота умопомрачительный, почище, чем в спортзале; попытка вытереться специально для этого прихваченными полотенцами не дает особых результатов – полотенца промокли уже насквозь, хоть выжимай, а все равно приходится натягивать одежду на влажное, липкое тело. У Джима трясутся руки, он с трудом попадает пуговицами в петли. К тому же его чуть подташнивает.
– Ну, вот и готово, – смеется Артур. – По данным разведки там было космического оружия примерно на девяносто миллионов. Пусковые установки ровно ничего им не скажут. – Переполненный все еще кипящей в нем энергией, Артур высовывает голову в окно машины и кричит: – Пусть небо будет чистым!
Джим тоже смеется – дико, взахлеб, его кровь все еще насыщена одним из самых сильных наркотиков, какие он когда-либо пробовал, – адреналином, выделившимся за время недавнего кросса по сухому руслу Санта-Аны. Лучший в мире стимулятор.
– Слушай, а ведь это было здорово. Здорово, Я ведь и вправду что-то сделал. – Джим замолкает, несколько секунд думает. – И ведь действительно сделал. Знаешь… – Он неловко мнется, все это звучит несколько глупо. – Мне кажется, что сегодня – первый случай в моей жизни, когда я что-то сделал.
– Понимаю, – кивает Артур и внимательно смотрит на Джима. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. Сегодня ты ощутил вкус борьбы; более того, ты понял, как много может она дать тебе самому. Ты всегда ощущал себя рабом системы, непомерно огромной и окопавшейся настолько плотно, что свернуть ее невозможно. Ничто, сделанное тобой в одиночку, не изменит ее ни на йоту. Но, пребывая в такой уверенности и ничего не делая, ты сам создаешь условия, обеспечивающие неуязвимость системы.
Нужно только сделать первый шаг! – Он снова хохочет. – Сделай первый шаг, хоть самый маленький, покажи системе, что ты сопротивляешься, покажи самому себе – и сразу твое восприятие изменится. Изменится сама действительность, которую ты воспринимаешь. Ты увидишь, что ничего тут нет невозможного. Время – времени может потребоваться много, но все равно… – Артур хохочет. – Все можно сделать! Давай отпразднуем твой первый шаг. – Он бьет кулаком по приборной доске. – Да здравствует сопротивление!
– Да здравствует сопротивление!
Глава 21
Они жили здесь больше семи тысяч лет, и единственное свидетельство этой жизни – груды ракушек на берегах Ньюпортского залива.
Вот все, что мы знаем о них, точнее – думаем, что знаем.
Они пришли с равнин, из-за Сьерра-Невады, кочевники из шошонской группы племен; они раскидывали свои стоянки, собирали пищу, торговали и шли все дальше и дальше. Достигнув океана, они остановились и снова раскинули стоянку – теперь уже надолго.
Они говорили на многих языках.
По нашей терминологии они были охотниками-собирателями, они не обрабатывали землю, у них не было домашних животных. Мужчины мастерили оружие и охотились – с луком и стрелами. Женщины собирали ягоды и съедобные коренья, варили кашу из крапивы, но по большей части эти люди питались желудями и семенами из сосновых шишек. Им приходилось вымачивать из желудевой муки танин, для чего использовалась довольно сложная система соединенных между собой ям. Я иногда задумываюсь, кто изобрел такой метод и что они думали, превращая белый порошок из горькой отравы в хлеб свой насущный. Без всякого сомнения, это было священнодействием. Да и все, что они делали, было священнодействием.
Селились они маленькими общинами, жилища свои ставили обязательно по окружности. Климат был мягкий, теплый, так что спали они под открытым небом – если только не шел дождь. Во время дождя они спали в примитивных шалашах, состоявших из ивового каркаса, оплетенного тростником. Женщины ходили в сшитых из кроличьих шкурок юбках, мужчины носили накидки, тоже из шкурок, а дети – вообще ничего. Зимой, для тепла, все одевались в меховые шубы.
Они торговали со многими племенами. У жителей пустыни они получали обсидиан и соль. Кораллы поступали из Баха [[17 - Баха Калифорния, Нижняя Калифорния (исп.). Так называется штат Мексики, расположенный на территории Калифорнийского полуострова.]], а шкуры морских животных – от островитян, которые приплывали к ним в своих каноэ, по десять человек в каждом.
Они курили табак, вырезали каменные фигурки птиц, китов и рыб.
Политическая система выглядела следующим образом: большая часть жителей деревни принадлежала к одной и той же семье. Вождь руководил деревней со всеобщего согласия и одобрения. Время от времени вождя меняли.
Иногда они воевали, но по большей части жили мирно.
Они плели чуть не лучшие в Америке корзинки, украшали их замысловатыми символическими узорами.
Каждый день они проводили некоторое время в парильном доме – обливали горячие угли водой и вдыхали пар.
В центре деревни неизменно располагалась круглая постройка из ивы, тростника и прутьев. Северные племена называли эту священную парилку йоба, а южные – уанкеч.
Здесь они проводили главную свою религиозную церемонию, ритуал толоач, во время которого юноши пили отвар из листьев дурмана, впадали в галлюцинаторный транс и получали инициацию – становились полноправными взрослыми мужчинами. В каждом таком святилище стояло изображение самого главного бога, Чинигчинича, того, кто дал вещам имена. С убитого койота или рыси аккуратно снимали шкуру, затем ее набивали стрелами, перьями, рогами ланей, зубами пум, клювами и когтями ястребов и зашивали; чучело очень напоминало бы живого зверя, если бы не юбочка из перьев и торчащие изо рта стрелы. Именно через это изображение Чинигчинич обращался к участникам толоача, сообщал им тайные имена, раскрывающие внутреннюю сущность вещей и дающие людям над этими вещами власть. Узнав тайные имена, юноши становились взрослыми.
Вот почти и все, что мы знаем об их жизни; кроме того, нам известно, что такое существование продолжалось год за годом, поколение за поколением, они жили в мирном равновесии со своей землей, пользуясь всеми ее ресурсами, рассматривая каждый камень и дерево, и животное как священное существо – семь тысяч лет. Семь тысяч лет!
Постарайся – может быть, у тебя это получится – увидеть, как они живут на кишащей жизнью прибрежной полосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136