Эдвард Вишер навещал дона Томаса Йорбу, главу самого выдающегося из местных родов; он похвалил лошадь, на которой дон Томас провожал его к границе своих земель. Садясь в Сан-Диего на корабль, Вишер получил эту лошадь в подарок; в сопровождающей записке дон Томас просил его «принять этого прекрасного жеребца в память о Калифорнии».
Отрезанные от мира, повинующиеся неспешному ритму скотоводства, здешние ранчо создавали своим обитателям сонную, буколическую, феодальную жизнь, почти полностью оторванную от Европы, от истории, от бега времени. Четыре поколения раз за разом повторялся один и тот же простой цикл, от одного клеймения до другого. Почти ничего не изменялось, основными реалиями были и оставались дома из необожженного кирпича, жаркое солнце в синем, ясном небе, прекрасные лошади, скот, пасущийся на склонах холмов, широкая прибрежная равнина. Немногих иностранцев, прибывавших с намерением здесь поселиться, встречали радушно и быстро принимали в свою среду; купцы привезли стекло. На калифорнийцев такие мелочи почти не влияли.
Но затем Соединенные Штаты начали войну и отняли у Мексики огромные юго-западные территории, в том числе и Калифорнию. Годом позднее в предгорьях Сьерра-Невады обнаружилось золото, и Сан-Франциско захлестнул поток американцев, началась золотая лихорадка, продолжающаяся и по сию пору. История вернулась.
Чтобы кормить всех этих людей, скот с юга перегонялся на север, Лос-Анджелес рос как на дрожжах. Нахлынувшие в Южную Калифорнию американцы сразу обратили внимание на огромные поместья испанцев и мексиканцев, соблазнительная добыча лежала прямо под носом, оставалось только ее зацапать. Подписанный в Гуадалупе-Идальго мирный договор, которым завершилась мексиканская война, гарантировал мексиканским гражданам Калифорнии соблюдение их имущественных прав, но все это осталось пустым звуком. Подобно соглашениям, заключавшимся между Соединенными Штатами и индейскими племенами, этот договор не стоил и бумаги, на которой был написан. Уже через два года Конгресс принял закон, обязующий землевладельцев представить доказательства своих имущественных прав; фактически это был сигнал к началу травли.
От старых ранчерос потребовали представления документов, которых попросту не существовало – в прошлые времена они были ни к чему; судебные тяжбы по правам на землю тянулись многие годы, а то и десятилетия. Единственными активами ранчерос были земля и скот, а большая часть скота пала во время великой засухи шестьдесят третьего – шестьдесят четвертого годов. Чтобы продолжить борьбу за свою землю, ранчерос должны были нанимать адвокатов, для чего им приходилось распродавать по клочкам эту же самую землю. Таким образом они лишались земли вне зависимости от исхода судебных дел.
К началу семидесятых годов вся земля перешла в руки американцев и теперь делилась на мелкие участки для распродажи новым поселенцам.
Вот как случилось, что все это – бессчетные стада, бродящие по открытым просторам, всадники, загоняющие их, дома из необожженного кирпича, огромные ранчо и архаичное, провинциальное достоинство их обитателей – все это исчезло с лица земли.


Глава 44

Два часа полета по трассе, проходящей над Северным полюсом – только-только хватило времени посмотреть фильм «Звездная девственница», – и вот уже под крылом самолета Стокгольм. Оказавшись в городе, они быстро раскусили шутку Великого Постановщика иже еси на небесах: он передвинул Сан-Диего на север, по всей видимости, чтобы позабавиться их удивлением. Каждый встречный говорит по-английски. Позавтракав в «Макдональдсе», – чтобы закрепить неожиданное впечатление, – они собираются в номере Сэнди и Анджелы и начинают решать, как же вести себя дальше. Джиму хотелось бы двинуться на север, к полярному кругу и дальше, но эта идея встречена без особого энтузиазма.
– Оленьи отбивные можно получить в ресторане «Трейдер Джо», – говорит Сэнди, – а снегу и на Маунт Болди вполне достаточно. Хочешь полуночное солнце – иди в любой солярий. Нет, я хочу увидеть что-нибудь действительно необычное.
– Хорошо излагаешь, – соглашается Хэмфри, – только почему бы нам тогда не навестить парижский Диснейленд?
Вот оно и будет не такое. Мы будем гулять и выискивать все, чем он отличается от оригинального Диснейленда.
– Настоящего Диснейленда.
– Истинного Диснейленда.
– Единственного и неповторимого, на веки вечные лучшего в мире Диснейленда!
– Неплохая идея, – кивает Сэнди, – но моя еще лучше. Мы летим в Москву.
– В Москву?
– Во-во. Проберемся за железный занавес и посмотрим, как же в действительности живут эти русские. Вот уж где все должно быть необычным.
– Интересная задача для бизнесмена, – мечтательно глядит в потолок Хэмфри. – Только нужно будет сделать сперва кое-какие закупки.
Джим тоже поддерживает Сэнди, ему хочется увидеть Великого Противника, на создание и поддержку которого Америка истратила так много сил и денег. Согласна и Анджела.
Они летят в Москву. Ну что ж, Москва так Москва. Хэмфри сразу вспоминает Торонто, город своего детства. Всюду очень чисто. Необычное множество людей, передвигающихся пешком, одеты они вполне прилично. По улицам носятся маленькие машинки с бензиновыми моторами, восхитительно шумные и даже какие-то пикантные. Разместившись в отеле, выбранном по рекомендации «Интуриста», наши путешественники спрашивают у дежурного, где бы здесь арендовать машину, и получают неутешительный ответ, что нигде.
– Ну это мы еще посмотрим, – мрачно заявляет Хэмфри, в его глазах появляется сумасшедший блеск. – Самое время поближе познакомиться с частным сектором местной экономики. – Этот выдающийся калифорнийский бизнесмен протащил в Россию порядочное количество видеокассет; теперь он рассовывает часть этой контрабанды по карманам и идет на улицу ловить такси. Через полчаса в его карманах уже не кассеты, а толстые пачки рублей.
– Никаких проблем. Спросил водителя, нет ли тут кого, кто интересуется таким товаром, а он говорит: «Вот сам я и интересуюсь». В этой стране что не таксер, то делец черного рынка. И еще посыльный из отеля, он тоже просил ему оставить.
Хэмфри глубоко оскорблен, когда Джим, Сэнди и Анджела буквально на пол падают от хохота.
– И ничего тут такого смешного. Перед нами встает серьезная проблема, ведь они не меняют свои рубли на настоящую валюту. Так что все эти бумажки – вроде игрушечных денег для игры в «Монополию».
У Сэнди загораются глаза.
– Так, значит, если придерживаться этого закона, мы вполне можем позволить себе пожить на широкую ногу?
– Ну да, вроде бы. – Такой подход к делу идет вразрез со всеми инстинктами Хэмфри, но возражений у него не находится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136