Полосы темной почвы становились все более частыми, пока не стали преобладающими. Путешественники испытали некоторое облегчение. Такой странно яркий цвет, через некоторое время оглушал и умерщвлял мозг самой своей интенсивностью, а монотонность серного пейзажа начинала действовать угнетающе.
В ту ночь они разбили лагерь у подножья горной гряды средних размеров, которая лежала перед ними.
Во сне Престимион получил послание от Хозяйки Острова.
Корональ редко получал послания во сне, и не только потому, что Хозяйкой, как и полагалось, стала его собственная мать. Такие сны служили руководством для души, а, как правило, властители страны не давали друг другу советов. Но иногда, во время кризиса, когда короналю предстояло принять решение, Хозяйка брала на себя обязанность вмешаться и помочь своей мудростью. В эту ночь сон одолел Престимиона, как только он закрыл глаза. Он почувствовал, что впадает в транс, который предвещал послание. Затем он услышал тихую музыку из владений Хозяйки и с легкостью перенесся в низкий павильон из чисто белого мрамора, уставленный горшками с цветущими травами, ароматными алабандинами, танигалами и другими растениями. И вот перед ним возникла принцесса Терисса, Хозяйка Острова, его мать и мать всей планеты. Она улыбалась и протягивала к нему руки.
Она выглядела молодой, как всегда, так как была одной из тех женщин, над которыми не властно время.
С тех пор как она приступила к своим обязанностям, ее темные волосы не потеряли ни капли блеска. Серебряный обруч на голове, знак ее должности, легко покоился на ее лбу. Спереди на платье, как всегда, сверкал рубин Малдемаров, этот удивительный драгоценный камень, принадлежавший семье четыре тысячи лет, темно-красный, с пурпурным отливом, обрамленный золотой оправой.
Рядом с ней стояла Тизмет.
По крайней мере, так сначала показалось Престимиону. Эта маленькая, изящно сложенная женщина с задорно вспыхивающими глазами могла быть только Тизмет; но пока его душа содрогалась от удивления и смущения — почему Тизмет стоит рядом с Хозяйкой в этом посланном сне, когда он уже думал, что примирился с трагедией ее смерти и продолжает жить дальше? — все сдвинулось так плавно, как часто происходит во сне, и он ясно увидел, что женщина рядом с матерью вовсе не Тизмет, и никогда не была Тизмет, не могла ею быть. То была Вараиль. Как странно, подумал он, что он принял ее за Тизмет. Ведь каждая из них прекрасна и привлекательна в своем роде, но высокая, крепкая, дородная Вараиль совсем не походила на крохотную, хрупкую на вид Тизмет, которую Престимион когда-то любил и потерял.
Он вдруг осознал, что мать что-то говорит. Но, казалось, их разделяет какой-то барьер, который не позволяет ему разобрать ее слова. Словно воздух в павильоне был слишком плотным или аромат цветов слишком сильным. А она все говорила, продолжая улыбаться, мягко указывала руками на него, на Вараиль, на себя.
Он напрягал слух, чтобы услышать ее. И наконец понял.
— Ты знаешь эту девушку, Престимион? — говорила Хозяйка. — Ее зовут Вараиль, и она живет в Сти.
— Да, мама, я ее знаю.
— У нее осанка королевы.
— Она и будет королевой, — ответил Престимион. — Моей королевой, которая будет жить рядом со мной в Замке.
— Ты действительно говоришь серьезно, Престимион? Скажи мне, что серьезно.
— О да, мама. Да, серьезно.
Когда он утром проснулся, сон все еще четко сохранялся в его памяти, как всегда бывает с настоящими посланиями. Септах Мелайн, который первым зашел к нему, посмотрел на него странным взглядом, рассмеялся и сказал:
— Сегодня ты выглядишь так, словно живешь в другом мире, друг мой.
— Возможно, так и есть, — ответил Престимион.
Тем не менее необходимо было вернуться в этот мир. До южного побережья оставалось еще много дней пути, и нельзя было терять времени, если он хотел настичь Дантирию Самбайла.
Последние желтые пески остались теперь позади.
Как и сухость пустыни Кетерона. Воздух здесь был влажным и мягким, теплым и нежным, как бархат, холмы густо поросли зеленью, покрытой восковым налетом, небо часто затягивали дождевые облака, но дожди всегда быстро заканчивались. Теперь они приближались к тропической области.
Точку перехода отмечали три своеобразных ориентира. Первый, в том месте, где дорога внезапно устремилась вверх от плоской равнины и привела их в местность скалистых утесов, сначала показался им похожим на возвышавшуюся слева одиночную гору, но они быстро поняли, что это целая горная гряда, длинная серая стена, которая с удивительной внезапностью выросла из окружающей равнины. На огромном основании высились несколько маленьких закругленных вершин, каждая была точной копией соседних. Они хаотично окружали удлиненную вершину, и их было поразительно много.
— Это Гора Тринадцати Сомнений, — пояснил Мондиганд-Климд, который во время путешествия взял на себя обязанности хранителя карт — Эти многочисленные пики выглядят совершенно одинаково, и один перевал ведет к другому, так что путешественник, пытающийся преодолеть гряду, непременно заблудится.
— Это и с нами случится? — спросил Престимион и подумал, что, может быть, как раз сейчас прокуратор блуждает среди этих одинаковых каменных горбов.
Су-сухирис в своей обычной странной манере покачал обеими головами.
— О нет, ваша светлость, мы проедем мимо этих гор, а не через них. Но их появление на востоке от нас говорит о том, что мы выбрали правильную дорогу. Теперь нам надо искать утес Глаз, который очень скоро появится.
— Утес Глаз? — повторил Септах Мелайн. — Что это такое? Объясните, пожалуйста.
— Подождите и увидите, — ответил Мондиганд-Климд.
Когда они его нашли — зоркий Септах Мелайн заметил его первым, — не возникло никаких сомнений в том, что это именно он. Это была величественная гора из какого-то беловатого камня, стоящая отдельно в стороне от тракта, справа от него. Вся ее поверхность была усеяна множеством больших, глубоко вкрапленных овальных глыб из какого-то темного, сверкающего минерала, усыпавших склоны, словно изюминки в пудинге. Возникало впечатление, будто тысяча суровых, черных глаз смотрят вниз на путешественников с белого лица горы. При виде утеса Гиялорис замахал руками, делая охранительные жесты, и даже Престимиона охватила дрожь, вызванная чем-то вроде благоговения или даже страха.
— Как это произошло? — поинтересовался он. Но ему никто не мог ответить, да он и не ожидал ответа.
Кто мог объяснить, какая сила создала этот мир и с какой целью? О природе и мотивах Высшего Божества не спрашивают. Мир — это мир: он такой, какой есть, место вечного восторга и тайны.
Долгие часы утес Глаз следил за ними, пока они ехали мимо его волшебного склона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
В ту ночь они разбили лагерь у подножья горной гряды средних размеров, которая лежала перед ними.
Во сне Престимион получил послание от Хозяйки Острова.
Корональ редко получал послания во сне, и не только потому, что Хозяйкой, как и полагалось, стала его собственная мать. Такие сны служили руководством для души, а, как правило, властители страны не давали друг другу советов. Но иногда, во время кризиса, когда короналю предстояло принять решение, Хозяйка брала на себя обязанность вмешаться и помочь своей мудростью. В эту ночь сон одолел Престимиона, как только он закрыл глаза. Он почувствовал, что впадает в транс, который предвещал послание. Затем он услышал тихую музыку из владений Хозяйки и с легкостью перенесся в низкий павильон из чисто белого мрамора, уставленный горшками с цветущими травами, ароматными алабандинами, танигалами и другими растениями. И вот перед ним возникла принцесса Терисса, Хозяйка Острова, его мать и мать всей планеты. Она улыбалась и протягивала к нему руки.
Она выглядела молодой, как всегда, так как была одной из тех женщин, над которыми не властно время.
С тех пор как она приступила к своим обязанностям, ее темные волосы не потеряли ни капли блеска. Серебряный обруч на голове, знак ее должности, легко покоился на ее лбу. Спереди на платье, как всегда, сверкал рубин Малдемаров, этот удивительный драгоценный камень, принадлежавший семье четыре тысячи лет, темно-красный, с пурпурным отливом, обрамленный золотой оправой.
Рядом с ней стояла Тизмет.
По крайней мере, так сначала показалось Престимиону. Эта маленькая, изящно сложенная женщина с задорно вспыхивающими глазами могла быть только Тизмет; но пока его душа содрогалась от удивления и смущения — почему Тизмет стоит рядом с Хозяйкой в этом посланном сне, когда он уже думал, что примирился с трагедией ее смерти и продолжает жить дальше? — все сдвинулось так плавно, как часто происходит во сне, и он ясно увидел, что женщина рядом с матерью вовсе не Тизмет, и никогда не была Тизмет, не могла ею быть. То была Вараиль. Как странно, подумал он, что он принял ее за Тизмет. Ведь каждая из них прекрасна и привлекательна в своем роде, но высокая, крепкая, дородная Вараиль совсем не походила на крохотную, хрупкую на вид Тизмет, которую Престимион когда-то любил и потерял.
Он вдруг осознал, что мать что-то говорит. Но, казалось, их разделяет какой-то барьер, который не позволяет ему разобрать ее слова. Словно воздух в павильоне был слишком плотным или аромат цветов слишком сильным. А она все говорила, продолжая улыбаться, мягко указывала руками на него, на Вараиль, на себя.
Он напрягал слух, чтобы услышать ее. И наконец понял.
— Ты знаешь эту девушку, Престимион? — говорила Хозяйка. — Ее зовут Вараиль, и она живет в Сти.
— Да, мама, я ее знаю.
— У нее осанка королевы.
— Она и будет королевой, — ответил Престимион. — Моей королевой, которая будет жить рядом со мной в Замке.
— Ты действительно говоришь серьезно, Престимион? Скажи мне, что серьезно.
— О да, мама. Да, серьезно.
Когда он утром проснулся, сон все еще четко сохранялся в его памяти, как всегда бывает с настоящими посланиями. Септах Мелайн, который первым зашел к нему, посмотрел на него странным взглядом, рассмеялся и сказал:
— Сегодня ты выглядишь так, словно живешь в другом мире, друг мой.
— Возможно, так и есть, — ответил Престимион.
Тем не менее необходимо было вернуться в этот мир. До южного побережья оставалось еще много дней пути, и нельзя было терять времени, если он хотел настичь Дантирию Самбайла.
Последние желтые пески остались теперь позади.
Как и сухость пустыни Кетерона. Воздух здесь был влажным и мягким, теплым и нежным, как бархат, холмы густо поросли зеленью, покрытой восковым налетом, небо часто затягивали дождевые облака, но дожди всегда быстро заканчивались. Теперь они приближались к тропической области.
Точку перехода отмечали три своеобразных ориентира. Первый, в том месте, где дорога внезапно устремилась вверх от плоской равнины и привела их в местность скалистых утесов, сначала показался им похожим на возвышавшуюся слева одиночную гору, но они быстро поняли, что это целая горная гряда, длинная серая стена, которая с удивительной внезапностью выросла из окружающей равнины. На огромном основании высились несколько маленьких закругленных вершин, каждая была точной копией соседних. Они хаотично окружали удлиненную вершину, и их было поразительно много.
— Это Гора Тринадцати Сомнений, — пояснил Мондиганд-Климд, который во время путешествия взял на себя обязанности хранителя карт — Эти многочисленные пики выглядят совершенно одинаково, и один перевал ведет к другому, так что путешественник, пытающийся преодолеть гряду, непременно заблудится.
— Это и с нами случится? — спросил Престимион и подумал, что, может быть, как раз сейчас прокуратор блуждает среди этих одинаковых каменных горбов.
Су-сухирис в своей обычной странной манере покачал обеими головами.
— О нет, ваша светлость, мы проедем мимо этих гор, а не через них. Но их появление на востоке от нас говорит о том, что мы выбрали правильную дорогу. Теперь нам надо искать утес Глаз, который очень скоро появится.
— Утес Глаз? — повторил Септах Мелайн. — Что это такое? Объясните, пожалуйста.
— Подождите и увидите, — ответил Мондиганд-Климд.
Когда они его нашли — зоркий Септах Мелайн заметил его первым, — не возникло никаких сомнений в том, что это именно он. Это была величественная гора из какого-то беловатого камня, стоящая отдельно в стороне от тракта, справа от него. Вся ее поверхность была усеяна множеством больших, глубоко вкрапленных овальных глыб из какого-то темного, сверкающего минерала, усыпавших склоны, словно изюминки в пудинге. Возникало впечатление, будто тысяча суровых, черных глаз смотрят вниз на путешественников с белого лица горы. При виде утеса Гиялорис замахал руками, делая охранительные жесты, и даже Престимиона охватила дрожь, вызванная чем-то вроде благоговения или даже страха.
— Как это произошло? — поинтересовался он. Но ему никто не мог ответить, да он и не ожидал ответа.
Кто мог объяснить, какая сила создала этот мир и с какой целью? О природе и мотивах Высшего Божества не спрашивают. Мир — это мир: он такой, какой есть, место вечного восторга и тайны.
Долгие часы утес Глаз следил за ними, пока они ехали мимо его волшебного склона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141