- Ты так говоришь, потому что это не твой сын.
- Ты слишком много с него спрашиваешь, - сказал архитектор.
Его точка зрения полностью совпадала с моей. Но я промолчал. Я сидел на корточках и ел черешню. Потом встал и пошел.
Мои друзья решили, что мне надоело существовать на корточках и я пошел взять еще один лежак. Сейчас возьму и вернусь. Но я поднялся и пошел потому, что во мне что-то кончилось. Как бензин в мотоцикле.
Я могу понять заключенного, который убегает из тюрьмы за полтора месяца до окончания срока. Кончается запас терпения, и человек уже не принадлежит здравому смыслу.
В десять часов я стоял на базаре.
В пятнадцать часов я входил в помещение аэропорта. В восемнадцать часов я летел над средней полосой России. Над левитановскими пейзажами, о которых так скучал архитектор.
В двадцать часов по московскому времени я стоял перед Микиной дверью и нажимал на звонок.
У Мики домашние туфли на деревянной подошве и без пятки. Она клацает ими, как японка.
Сейчас застучат деревянные торопливые шаги. Дверь распахнется, я широко шагну, она сомкнет руки на моей шее, и воздух загорится вокруг нас.
...Послышались бесшумные босые шаги.
Зашуршал замок.
Дверь распахнулась.
Мика...
Я не сделал шаг вперед. Я остался на месте. Меня что-то не пускало.
Ее глаза. Они, казалось, выключили свое обычное выражение. Глаза у нее были строгие, как у учительницы, которая выслушивает лодыря и пытается определить: где он врет.
- Я так и знала, - сказала Мика.
- Ты знала, что я приеду?
Мне стало обидно за себя, за то, что я, как дурак, летел через всю страну к этим глазам, к этой фразе.
- Проходи, - сказала Мика. - Только не топай.
Я шагнул через порог. Она осторожно прикрыла за мной дверь. Я стоял в прихожей, испытывал какое-то общее недоумение.
- Чего ты стоишь? Раздевайся.
Я снял плащ, повесил на вешалку. Поставил чемодан. Мика ждала, сопровождая глазами каждый мой жест. Было похоже, будто я монтер, пришел чинить проводку.
Мика на цыпочках пошла на кухню. Я двинулся следом. Тоже на цыпочках.
- Есть хочешь? - шепотом спросила она.
- А почему мы шепчемся?
- Спят, - неопределенно ответила она.
- Кто?
- Муж.
- Чей?
- Мой.
Когда петуху отрубают голову, он еще некоторое время бегает по двору и, наверное, думает о себе, что он в прекрасной форме.
Я сел на кухонную табуретку.
- А где ты его взяла? - спросил я.
- В метро познакомились.
- Когда?
- Неделю назад. Он вошел на "Краснопресненской", сел против меня и смотрит. Смотрел, смотрел, потом сел рядом. Потом я вышла и он вышел.
- И все?
- Все. А вчера подали документы.
- Но ты же его совсем не знаешь.
- Я его чувствую. Хорошие люди всегда видны.
- Ты сошла с ума. Зачем ты портишь свою жизнь?
- Хуже, чем было, не будет. Тебя кормить?
- А мужу останется?
- Всем хватит.
Она всегда любила меня кормить и любила смотреть, как я ем. И сейчас она легко задвигалась, собирая на стол тарелки и тарелочки.
- Знаешь, когда ты разбился, я села на пол и думаю: как же я теперь буду жить? А потом вдруг среди ночи проснулась и поняла: я жила ужасно...
- Что значит разбился?
- Разбился на самолете. Мне твоя соседка позвонила.
Плакала, говорила, что ты предчувствовал.
- На каком самолете?
- Рейс 349. Москва - Адлер.
- У него отвалилось крыло... - Я смотрел сквозь Мику в тот далекий сон.
- Это я не знаю. Это тебе лучше знать.
Я все понял и поверил. Самолет, на который я опоздал, разбился, и, поскольку я был зарегистрирован...
Я понял и поверил, но это не произвело на меня сейчас никакого впечатления. Замужество Мики заслонило мою собственную смерть.
- Я разбился, и ты тут же вышла замуж?
- Я вышла замуж вовсе не потому, что ты разбился.
- А почему?
- Я влюбилась.
- И ты не заплакала по мне?
- Я не поверила. Я знала, что с тобой все в порядке.
- Откуда ты могла знать?
- Чувствовала. Знаешь, я недавно смотрела телевизионный фильм. Там приходит чукча к милиционеру и говорит: "В тайге прячется человек". Милиционер спрашивает: "А ты откуда знаешь?" А чукча отвечает: "Я сюствую". Так и я. Сюствую.
На Мике была незнакомая мне длинная юбка, и вся Мика была другая, чужая, не моя. И я уже не верил, что когда-то обнимал ее и был любим ею.
- Я не верю, - сказал я.
- Привыкнешь.
- Привыкну, - пообещал я. - Я тебя забуду.
- Ты слишком знаешь меня, чтобы забыть.
- Я отомщу.
- Как? - Она перестала резать сыр и заинтересованно смотрела в мое лицо.
- Я женюсь и буду счастлив.
- Не будешь.
- Откуда ты знаешь?
- Сюствую.
Мика взяла губку и протерла клеенку на столе. На ней были изображены черешни - абсолютно такие, какие я покупал утром на базаре.
- Почему ты ничего не ешь?
- Не глотается. - Я взял ее за руку. - У тебя с ним так же, как со мной?
Мы смотрели друг на друга, глаза в глаза.
- По-другому. Нет гремучего прицела воспоминаний... Четыре года... Мика замолчала, будто листая в памяти год за годом. - По времени это столько же, сколько шла война. А где мои завоевания? Где мои награды?
- Какие могут быть награды у любви? Чувство само по себе - это и завоевание, и награда.
- Ты дал мне самый грустный опыт, который может дать мужчина женщине. Опыт унижения... Ты приходил и уходил и всякий раз боялся, что будет слишком долгое прощание. Мне казалось, что помимо любви ко мне у тебя должно быть чувство долга, но ты считал, что ничего не должен, тогда и я тебе ничего не должна.
- Какой бы я ни был, но второго такого ты не найдешь.
Я хотел, чтобы она испугалась и усомнилась.
- А я и не хочу такого второго. Я так много страдала с тобой, что у меня даже образовался условный рефлекс. Вот я вижу тебя, и мне хочется плакать. - Ее глаза заволокло слезами. - Знаешь, бывают сломанные замки, в которых проворачивается ключ. Ты стоишь и думаешь: вот сейчас отопрешь, сейчас... А ключ все проворачивается, и ты стоишь на улице и не можешь попасть в дом. Это с ума можно сойти.
Мы замолчали.
На улице звякнул велосипед. Мика вздрогнула.
- Мне все время кажется: телефон... - Она виновато улыбнулась сквозь слезы. - Я четыре года каждый день ждала твоего звонка и даже боялась пустить воду в ванной. Боялась, что не услышу.
- А почему он спит? - спросил я.
- Кто?
- Твой муж.
- Устал.
- А чем он занимался?
- Он археолог, недавно вернулся из Якутии. Нашел позвонок мамонта в районе вечной мерзлоты.
- А зачем он ему?
- Позвонок?
- Ну да...
- Чтобы представить себе весь позвоночник.
- А зачем представлять себе весь позвоночник?
- Чтобы воспроизвести мамонта целиком.
- А зачем воспроизводить мамонта, который давно сдох?
- Для истории... Когда через тысячу лет найдут твой позвоночник, им никто не заинтересуется.
- Почему же? Я вполне типичный представитель своего времени - честный, неустроенный, инфантильный...
- Честный вор, - подсказала Мика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174