ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

..
- Ты извини, что я не звонил.
Зачем извиняться? Не звонил и не звонил.
Я вижу его ухо и край щеки, тлеющий румянцем. В линии затылка и спины есть что-то невзрослое. Молчит, мотает на указательный палец короткую нитку. Потом перестает мотать, смотрит через глаза прямо мне в душу.
- Неужели ты не понимаешь?
Я все понимаю. На Смоленской, в двадцати минутах езды на метро, живет маленький, незнакомый мальчик. Его сын.
- Я все понимаю. Ты хочешь, чтобы были и волки сыты и овцы целы.
Он встает, отходит к окну. Кажется, я добилась своего - ему неприятно. Но мне не легче. Мне от этого еще хуже.
На окно налипли сумерки. В комнате темно. От зажженного за окном фонаря на полу косая зыбкая тень рамы. И мне кажется - это наш дом. Встретились вечером, каждый после своих дел, и не надо расставаться. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
Я осознаю вдруг, что если сейчас зажечь свет - исчезнет тень на полу. Обозначатся голые стены. Дом не мой. Он не мой. Ощущение сиюминутности.
Я не хочу зажигать свет. Хочу, чтобы все осталось так, как сейчас. Говорю:
- Зажги свет.
- Не надо, - просит он. - Так лучше.
- Поздно. Отвези меня домой.
Хоть бы не послушал.
Наша машина идет среди других машин и внешне ничем от них не отличается.
Он курит молча. Лицо отчужденное - такое впечатление, будто мы поссорились.
Я смотрю на его профиль, на рукав пальто. Мне кажется, что едем мы в последний раз и видимся в последний раз. Я мысленно ласкаю его, говорю самые нежные и нужные слова, каких я ему никогда не говорила раньше, а теперь и подавно не скажу.
Он переключает скорость. Я боюсь скоростей, но сейчас мне хочется, чтобы он ехал еще быстрее, хочется врезаться во что-нибудь, чтобы больше не думать. Спрашиваю:
- Ты на похороны мои придешь?
- Если будет время, - говорит он и выкидывает папиросу через опущенное стекло.
Машина останавливается против моего дома. Мне хотелось бы ехать долго, но мы уже приехали.
- Ты так ничего и не поняла, - говорит он.
- До свидания. - Я дергаю ручку и выхожу из машины.
Есть такое вьражение - "через силу". Это, наверное, когда сила тянет в одну сторону, а ты идешь в другую.
Я вхожу в комнату. Не раздеваясь, в плаще и косынке сажусь на тахту.
Борька опускает газету, глядит на меня.
- Ты чего?
- Ничего.
Как неэкономно устроена жизнь. Даже старые, изношенные платья не выбрасывают, а рвут на тряпки и используют в хозяйстве. А такая редкость, как любовь, если она не нужна тому, на кого направлена, то она вообще никому не нужна. Никому не нужна моя любовь, талант и преданность.
- Перестань курить. Мне душно.
- А куда я пойду курить? - Борька несколько раз сильно затягивается, потом винтообразным движением тушит папиросу в пепельнице. Вокруг него зыбким голубым туманом плывет дым.
- Открой окно, - прошу я.
- Мне будет холодно спине.
- Эгоист! - Я чувствую, как от слез тяжело и неудобно глазам. - Ну почему вы все такие эгоисты?
- Это ты меня на "вы" называешь? - уточняет Борька.
В этот момент на кухне раздается грохот, будто выстрелили из ружья. Исходя из прошлого опыта, догадываюсь, что это с плиты свалилась сковорода. Она свалилась на бутылки из-под кефира, которые стоят возле плиты.
- Знаешь что, ты или бутылки убирай, или сковороду клади в другое место. Обратно у тебя все летит.
Борька любит слово "обратно": у меня "обратно порвались носки" или "ты обратно все делаешь наоборот".
Ночью я еду в Ленинград. Деньги мне дала Татьяна, причем довольно быстро, не выясняя смысла жизни.
- Спасибо, - сказала я.
- Пожалуйста, - ответила Татьяна.
Так и бывает в жизни, когда человек выручает человека. "Спасибо", говорит один. "Пожалуйста", - отвечает другой.
Я еду в свой город на чужую свадьбу, везу в подарок дымчатые очки, каких не достанешь. Сейчас, правда, осень, очки не нужны. Но ведь будет другое лето.
РУБЛЬ ШЕСТЬДЕСЯТ - НЕ ДЕНЬГИ
Возле метро "Новые Черемушки" в ларьке продавались шапки-невидимки. Шапки были бежевые с помпончиком на макушке, походили на лыжные. Их никто не брал.
Я стою в шапке-невидимке, стиснутый со всех сторон, и чувствую плечи своих современников.
Возле меня в минусовом расстоянии стоит деревенская женщина в шали и плюшевой жакетке. На шее у нее, как олимпийский венок, висит гирлянда сушек.
- Мать, - обиженно говорит кто-то за моей спиной, - встала, как памятник. Подвинься немножко!
Я включен, и там, где я стою, пустое место. Бабка двигается в эту пустоту, но она заполнена мной.
- Куда я подвинусь-то? - огрызается бабка. Она так оглушена городом, цивилизацией и своими узлами, что ничему уже не удивляется.
- У, деревня... - сердится человек за спиной.
Можно бы повернуться и двумя пальцами взять горожанина за нос, за самый кончик, чтобы умел расставлять в жизни акценты. Но, с другой стороны, стоит ли хватать за нос человека, который не умеет расставлять акценты и, видимо, сам страдает от этого? Ему от этого еще Хуже.
Я прохожу мимо вахтера без пропуска и направляюсь в свой корпус.
Институт у нас большой - целый город. Руководит институтом Копылов, лауреат трех Государственных и двух Ленинских премий.
Копылов - гений. Ему ничего не стоит выдумать новый самолет и открыть новый закон. При этом он не кричит "эврика", как Архимед, а просто откидывается на спинку рабочего кресла и делает пружинящие разводы руками в стороны.
Я завидую Копылову, как Сальери Моцарту.
Завидую потому, что он - гений, а я просто способный человек. Я, может быть, могу выдумать самолет, но на это уйдет много времени. Потому что я буду отвлекаться. А Копылов ни на что не отвлекается. Все остальное ему неинтересно. Но это не значит, что он растерянный и близорукий, как описывают ученых в литературе, роняет на ходу стулья и ходит в разных ботинках. Копылов точен. Никогда и никуда не опаздывает. У него потрясающие запонки с рубинами и модная стрижка.
Иногда я встречаю его и здороваюсь, а он отвечает и идет дальше. Я остановился возле ларька, повертел в руках шапку и спросил у продавщицы:
- А почему никто не покупает?
- Вигоневая, - равнодушно объяснила продавщица.
Я пощупал шапку: она действительно была не шерстяная и, видимо, холодная.
- Ну, будете брать? - высокомерно спросила продавщица. Она была молодая, с высокой прической и держала ее на голове гордо, как олени держат рога.
- А сколько стоит? - виновато спросил я.
- Рубль шестьдесят, - сказала продавщица. - Деньги, что ли? Больше пропьете, и толку чуть. А тут все-таки шапка...
Рубль шестьдесят - не деньги. А все-таки шапка...
- Заверните, - попросил я.
- Вам какую?
- Все равно. Можно эту...
Продавщица взяла шапку, на которую я указал, надела ее себе на голову и - пропала.
Я растерялся. Вообще меня удивить очень трудно, почти невозможно. Я тонко чувствую корни жизни, все могу понять и объяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174