Охранник взбирался ко мне.
- Как же ты позволил ему уехать без тебя? Совсем службу забросил...
- Дейв Иверсен ждёт в машине, - безразлично сообщил мне Куцко, садясь как раз туда, где только что сидел его шеф. - Кроме того, он сам велел мне подняться к тебе, видимо, считая, что мне хочется с тобой поговорить.
- А что, подняться сюда было твоей идеей? - весело удивился я.
Он пожал плечами, равнодушный к тому, что оказался так быстро разгаданным.
- Если честно, мы оба - авторы этой идеи, - признался он, глядя на раскинувшиеся внизу гремучники. - Красота какая! Сидишь и ждешь, когда начнут разрушать Ниневию?
Я недоуменно уставился на него.
- Прости, я не понял тебя.
- Ну как же - история с Ионой, - пояснил он. - Пророк навлёк гибель на Ниневию, сам попал в пасть кашалоту, сделал то, что ему было сказано, и затем свихнулся, когда город полетел в тартарары.
- Помню эту историю, благодарю, - сказал я. - Кажется, она вряд ли к месту здесь - если помнишь, я тот, кто рисковал своей жизнью как раз ради того, чтобы гремучники не погибли.
- Я не об этом, - стал отпираться он. - Скорее о том, что было потом. «Затем, когда взошло солнце, Бог распорядился, чтобы дул сильный ветер с Востока, и солнце так палило на голову несчастного Ионы, что он не выдержал и призвал смерть, говоря, что я умру, но всё же останусь в живых». Всё это очень похоже на речи ещё одного человека. Тебе не кажется?
- Смотрю, ты несколько пересмотрел своё отношение к тому, что досталось тебе от родителей, - довольно сухо прокомментировал я.
- Есть немного, - согласился я. - Значит, ты намерен, сидя на скале, рассказывать мне, почему сидишь и ждешь, когда же, наконец, гремучники тебя прихлопнут?
- Я сижу не затем, - возразил я. - Впрочем, что бы они обо мне ни думали, если бы собирались это сделать, то имели возможность еще несколько дней назад.
- Хм-м, - многозначно хмыкнул он. - Так всё-таки, эта мыслишка и впрямь приходила к тебе в голову. - Его чувства переполняла симпатия и сочувствие. - А это не из-за Каландры?
Снова знакомое неприятное чувство в животе.
- Нет, не совсем, - ответил я. - Как я посмотрю, тебе уже всё известно.
- Не всё, конечно, но большая часть, -признался он. Ему стало неудобно. - Я помогал лорду Келси-Рамосу разбираться с протоколами первого суда над ней. Послушай... всё было не так. Дело в том, что она набросилась на настоящего преступника, вырвала из его рук бомбу, которой он собирался взорвать здание, и выбросила её в окно, она взорвалась и убила много людей. Судя по всему, это был единственный способ обезвредить бомбу, не дать ей взорваться внутри здания, только оно все равно пострадало - не хватило сил забросить ее достаточно далеко.
- Она говорила мне, что невиновна, - сказал я. - Не было ни смягчающих, ни отягчающих обстоятельств, никаких неуловимых границ между убийством и массовым убийством - ничего. Невиновна.
Куцко тяжело вздохнул.
- Джилид, я хочу кое-что тебе рассказать тебе. Две вещи. Первое: когда она говорила с тобой, то верила, что умрёт через неделю или две, ну и рассчитывала, что ты станешь ей другом в течение этого времени. - Он пожал плечами. - Но то, что ты верхом на белом коне помчишься сломя голову спасать её - этого она никак не ожидала.
В его словах, как и в тоне, каким это говорилось, чувствовалось дружеская ответственность: размышления вслух и радость от того, что она хоть с кем-то захотела поговорить, отправляясь во Внешний Предел.
- Ты намерен обвинить её в том, что она не встретилась с тобой? - спросил я. - Особенно, зная твоё состояние, в котором ты пребываешь до сих пор? Не хочешь ли обвинить меня в том, что я предпочитаю честность лжи? - вопросом на вопрос ответил я.
Он удивленно поднял брови вверх.
- Ах, вот оно что? Ну, тогда, всё в порядке, я, по крайней мере, с тобой честен. Значит так: во-первых, она думала, что через две недели покинет этот свет, во-вторых, ты хотел убедиться, что она - невиновна.
- Если считаешь, что мне хотелось дать ей возможность усомниться...
- Да ладно уж, кончай, - перебил он меня. - Я ведь и сам был там, ты что, забыл? Даже такой тугодум, как я, смог заметить, как ты места себе не находил от мысли, что даже Смотритель иногда может свалиться в дерьмо, а уж она, как я понимаю, вполне могла туда сорваться. А насчет того, что она говорила тебе - так это именно то, что ты желал услышать.
Я вздохнул, и мой гнев отозвался болью сердечной: и что желал услышать?! После злобы и ненависти Айкмана, его параноидальной ненависти, всех подозрений и обвинений, обрушившихся на нас по милости Патри, вдруг выяснилось, что я также был способен на предвзятость мнения и сознательную слепоту, как и любой другой. Где-то внутри, глубоко-глубоко, я действительно считал, что мы, Смотрители, - она и я - действительно, в чем-то отличались от остальной части человечества - я ведь вырос в том окружении, где это считалось непреложным фактом, это на протяжении очень многих лет являлось для меня мощным подспорьем в той обстановке, в которой я оказался, получив доступ в окружение лорда Келси-Рамоса с его полнейшим бездушием и бездуховностью.
А вот теперь мне довелось узнать про себя и нечто другое: я являл собой ещё один пример обычного сознательного самоослепления.
- Дело не в Каландре, - пытался я разъяснить Куцко, качая головой. - А в том, что... - беспомощно разводил я руками в попытках подобрать подходящие слова. - Что всё оказалось далеко не таким, каким должно было быть.
Он странно посмотрел на меня.
- Мы установили контакт с неизвестным видом живых существ, нам удалось избежать войны, Каландра получила возможность повторного судебного разбирательства. Каким же это, по-твоему, должно было быть?
- Ты не поймешь.
- Объясни.
Я вздохнул.
- Вся вина на мне, Миха. Я лгал, изворачивался, злоупотреблял людским доверием направо и налево - практически полностью отошёл от своих собственных моральных установок, так было в отношениях с Каландрой и в ситуации с захватчиками.
- А что же ты хотел?
- Ты главного не хочешь понять, - с горечью выпалил я. - Лорд Келси-Рамос и доктор Айзенштадт по самые уши увязли в этих проблемах со Службой безопасности, Божественный Нимб практически перестал существовать в качестве религиозной общины, пастырь Эдамс погиб там, Боже мой, а я... а у меня ни единого волоса с головы не упало. - На моих глазах навёртывались слезы.
Я ожидал получить от него немедленный и очень гладкий ответ, но вместо этого наступила тишина.
- Знаешь, - после долгой паузы сказал Куцко с какой-то задумчивостью в голосе, совершенно для него не характерной. - Мои родители почти так же рассуждали. Они часто повторяли, что мы в жизни обречены на страдания. Конечно, такое слово не произносилось, употреблялись такие понятия, как «закалка характера», «долготерпение» - в общем, всё такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109