Лорд Келси-Рамос бегом бросился к машине, я тоже, скрипя зубами от сознания своей беспомощности, поднялся на ноги и последовал за ним.
Нет, росшие вокруг другие гремучники не бросились в атаку на нас, когда Куцко маневрировал между ними, спускаясь с холма. Всё, что мне удалось зафиксировать, это было то пристальное внимание, с которым они наблюдали за нами.
- Что теперь? - спросил я.
Лорд Келси-Рамос вздохнул, как мне показалось, с облегчением и чуть устало.
- Сейчас мы направляемся назад, - устало ответил он. - Возвращаемся и сообщаем адмиралу Йошиде и остальным членам комиссии о том, как гремучники пользовались нами в течение всех этих лет.
У меня снова стало нехорошо в животе.
- Никак не могу уловить, что вы имеете в виду.
Он хитровато прищурился.
- Разве ты не заметил? То, что там происходило, - он кивнул туда, где мы только что были. - Гремучники продемонстрировали нам свой естественный защитный механизм. Механизм, который они сумели приспособить для их системы в целом.
И, наконец, мне все стало ясно. - Облако, - не произнес, а выдохнул я. - Оно просто является гигантской версией этого растительного барьера.
Лорд Келси-Рамос огорчённо кивнул.
- А мы всего лишь жалящие насекомые, живущие здесь. Насекомые, которых они сумели приманить для того, чтобы они их охраняли.
ГЛАВА 31
Прошлой ночью температура сильно упала, почти до нуля, напомнив, что в эту часть Сполла пожаловала зима. Даже сейчас, часа через четыре после восхода солнца, воздух оставался прохладным - факт, который давно не давал покоя инженерам, по горло занятым строительством новой жилой территории. Проходя мимо, я рассмотрел новые постройки - теперь лагерь мало напоминал то небольшое поселение, с которого все начиналось - с того единственного корабля, принадлежащего Службе безопасности, и горстки палаток-времянок, обитатели которых, ворча, корпели над записями допросов двух одурманенных спецнаркотиками Смотрителей. Теперь я видел настоящий город, с офисами, лабораториями и жилыми коттеджами.
И где-то в этом круговороте капитала, людей и информации затерялось, почти забылось что-то очень важное - чистая, незамутнённая, почти детская радость от удачно проведенного эксперимента. На смену пришло очень чёткое, ясное и страшное осознание того, что ты являешься частью какой-то важной, значительной проблемы, измеряемой человеческими жизнями.
Доктор Айзенштадт тоже ощущал эту потерю, хотя ни за что не признался бы в этом вслух. Большинство же остальных ничего подобного не чувствовали - для них это всегда было олицетворением технического прогресса.
Дом, на поиски которого я отправился, располагался внутри пространства, ограниченного самым первым забором, воздвигнутым Службой безопасности. Он был окружен чем-то, что походило на небольшой садик.
Пастырь Эдамс, сидя на коленях перед тремя какими-то растениями с полметра высотой, окучивал их небольшой мотыжкой. Когда я появился из-за угла, он бросил на меня полный недружелюбия и обиды взгляд, не сумев спрятать свои чувства из-за моего внезапного появления. Словом, так смотрят на непрошеных гостей.
- Мистер Бенедар, - кивнул он, его голос звучал, как обычно, хотя и чуть более напряжённо.
- Добрый день, пастырь Эдамс, - кивнул я в ответ, изо всех сил стараясь устоять перед наплывом сильных чувств, исходивших от него. - Прошу прощения, что нарушил ваше уединение...
- Теперь мне только и осталось, что уединение, - ответил он. В его голосе явственно звучала ирония - броня, которой он пытался защититься.
- Это дает вам представление о том, как должны себя чувствовать монахи, - предположил я. - Еще одна вспышка чувств. - Вы ведь когда-то хотели пойти в монахи.
Он тихонько хмыкнул, слой брони стал тонким, как бумага. Этот человек не был создан для злобы и недоверия.
- Я забыл, как трудно бывает сохранять свои мысли только для себя в присутствии Смотрителя, - вздохнул он. - Хорошее напоминание о том, что с Богом всегда нужно оставаться открытым.
Глядя на Эдамса, я чувствовал переполнявшую его боль.
- Простите меня... за всё.
Он ответил мне улыбкой, в которой были и радость, и горечь.
- Вы имеете в виду то, что участвовали в Развенчании Божественного Нимба и доказали всем, что это ложь?
Я опешил от такой прямолинейности.
- Это ошибка, пастырь Эдамс, ошибка. Не ложь.
Он поморщился.
- Ошибка? Весь последний месяц я только об этом и думаю. В конце концов, мы оба знаем, что Божественный Нимб не был бы тем, чем стал, без того мистического очарования, которое мы ему придали.
- В этом вас никто не обвиняет. Хотя... в тот раз, в самый первый раз, когда мы встретились и потом беседовали, мне не раз хотелось отыскать в вас хоть что-то, доказывающее, что вы делаете это лишь из эгоизма. Ни я, ни Каландра так ничего и не обнаружили.
Он криво улыбнулся.
- Каландра никогда по-настоящему не доверяла нам, не так ли?
Я вспомнил наш разговор с Каландрой, когда она призналась мне, что потеряла веру, и попыталась объяснить, по каким причинам это произошло.
- Сейчас ей особенно тяжело довериться кому бы то ни было, - сказал я.
Он кивнул.
- Полагаю, для того, чтобы ее понять, необходимо представить себя на месте Смотрителя после смерти Дар Мопина. - Он опустил глаза и ткнул своей мотыжкой в одно из растений. - Вам что-нибудь известно об этих растениях, Джилид? - спросил он. - Это толстолисты.
Мне ни о чем не говорило это название.
- Вы не из них делаете свои замечательные приправы?
Он кивнул.
- Я нашел их неподалёку от ограды, когда доктор Айзенштадт и его команда решили, что я им больше не нужен, и меня поселили здесь. Трудно рассчитывать на хороший урожай, когда разводишь их, никак не угадаешь. Они открылись нам сразу, стоило лишь отведать их вкус. - Он показал на пять толстых, скорее походивших на блины, чем на листья, образований сине-зеленого цвета, увенчивающих каждое из растений. - В этих коробочках и находится то, из чего мы делаем наши приправы, - объяснял он. - С наступлением зимы все питательные вещества и витамины собираются в них. Сейчас этот процесс уже завершился, само растение превращается в пустой стебель, обреченный на гибель, а первый зимний ветер раскрывает коробочки и разносит семена. И наибольшую трудность для того, кто разводит их, составляет уловить момент, когда коробочки полностью вызреют, но при этом не передержать, иначе ветер уничтожит весь урожай.
Я глядел на растение, понимая суть аналогии.
- Вероятно, пришло время разлететься по всему свету и для Искателей, - предположил я.
- Дело не в этом, - вздохнул он, - а в том, что далеко не все дадут всходы. Они ещё очень и очень молоды, во всяком случае, большинство из них, чтобы суметь противостоять всем тяготам, ожидающим их.
- Ну, не тяжелее, чем было нам при Аароне Валааме Дар Мопине, - возразил я, внезапно рассердившись на Эдамса за его капитулянтскую позицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109