Типичная шайка зажравшихся лоббистов. По словам Рейски, они там вкалывают денно и нощно, не щадя животов своих, во имя справедливого отношения к представителям страхового бизнеса.
Одно влечет за собой другое, и допрос неимоверно растягивается. Рейски принес присягу в половине второго, а к двум часам мы успеваем выяснить лишь то, что НСО - истинные и бескорыстные спасители человечества. Капелла херувимов!
Рейски предается любимому занятию уже тридцать лет, и мы долго копаемся в его родословной и послужном списке. Драммонд пытается убедить присяжных, что перед ними классный специалист, досконально разбирающийся в любых мелочах страхового бизнеса. Я не возражаю. Я ознакомился с показаниями Рейски на другом судебном процессе и считаю, что он мне вполне по зубам. Лишь кудеснику по силам оспорить значимость изъятых разделов "Ю".
Рейски уверенно ведет нас по лабиринтам бюрократии, поясняя, как должна на деле функционировать сложная система рассмотрения заявлений. Драммонд с серьезным видом кивает - можно подумать, что оба сейчас разоблачают наши происки. И, угадайте, к чему они клонят? Оказывается, заявление Блейков рассматривалось в «Прекрасном даре жизни» в полном соответствии с официальными требованиями! Или почти в полном. Скажем, пару-тройку мелких ошибочек при этом, возможно, и совершили, но иначе в столь крупных компаниях и быть не может. Главное, что никаких мало-мальски серьезных просчетов допущено не было.
По мнению Рейски, «Прекрасный дар жизни» вправе отказать Блейкам в иске из-за несусветных размеров затребованной компенсации. Он торжественно объясняет, что никакой нормальный человек, еженедельно расходующий на поддержание страховки всего восемнадцать долларов, не вправе рассчитывать на компенсацию - пусть даже на пересадку костного мозга - в размере двухсот тысяч долларов. Смысл подобного полиса состоит в том, чтобы обеспечить некую поддержку, а вовсе не безбедное существование.
Драммонд затрагивает вопрос о злополучных руководствах. Нехорошо, конечно, получилось, заключает Рейски, но раздувать эту историю, которая яйца выеденного не стоит, вовсе ни к чему. Служебные руководства составляют и отвергают, то и дело перекраивают, а опытные работники, которые в своем деле собаку съели, вообще закрывают на них глаза. Однако, коль скоро мы так заостряем на этом вопросе внимание, он готов высказать свое мнение. Рейски раскрывает руководство, составленное для отдела заявлений, и охотно разъясняет присяжным некоторые его разделы. Все тут есть, черным по белому. Расписано как по нотам!
От руководств они переходят к статистическим выкладкам. Драммонд спрашивает, успел ли свидетель ознакомиться с нужными цифрами. Рейски серьезно кивает и принимает из рук Драммонда знакомую всем компьютерную распечатку.
Да, отказов по заявлением, поданным в 1991 году, было у «Прекрасного дара жизни» и впрямь немало, однако на то наверняка имелись веские причины. И ничего удивительного в этом нет. И вообще не следует слепо доверять цифрам. Если оценить положение с полисами за последние десять лет, то средний уровень отказов не превышал у «Прекрасного дара жизни» двенадцати процентов, что вполне соответствует усредненным показателям по всей страховой отрасли.
Цифры сыплются как из рога изобилия, и мы быстро начинаем в них путаться, чего Драммонд и добивался.
Рейски сходит с трибуны и начинает тыкать указкой в многоцветные диаграммы. Он с умным видом читает присяжным настоящую лекцию, и мне невольно кажется, что ему это не впервой. Все цифры легко укладываются в рамки средних показателей.
По счастью, в половине четвертого Киплер объявляет перерыв. В коридоре я забиваюсь в уголок вместе с Купером Джексоном и его друзьями. Советы этих стреляных воробьев приходятся весьма кстати. Мы приходим к выводу, что Драммонд откровенно тянет время, рассчитывая на спасительный уик-энд.
В течение всего дневного заседания я сижу, словно воды в рот набрав. Рейски разглагольствует допоздна, а на закуску преподносит свое мнение: он считает, что страховая компания вообще никаких серьезных нарушений не допустила. По лицам присяжных я вижу, как они рады, что Рейски наконец замолчал. И я доволен - несколько лишних часов перед перекрестным допросом мне отнюдь не помешают.
* * *
В обществе Купера Джексона и трех других адвокатов мы с Деком наслаждаемся продолжительным пиршеством в старомодном итальянском ресторанчике «У Гризанти». Хозяин, «Долговязый Джон» Гризанти - весьма колоритная личность, - усаживает нас в уютном кабинете, который здесь называют «ложей прессы». Гризанти сам приносит нам чудесное вино, которое мы даже не заказывали, и рекомендует блюда, которые нам следует отведать.
Вино восхитительно нежное, и впервые за долгое время мне удается стряхнуть напряжение и расслабиться. Должно быть, этой ночью я сладко высплюсь.
Ужин обходится более чем в четыре сотни, но Купер Джексон буквально выхватывает счет из руки официанта. Слава богу! Пусть наша фирма и стоит на полпути к богатству, но в настоящее время мы находимся на грани нищеты.
Глава 47
На следующее утро Пейтон Рейски едва успевает угнездиться на свидетельском месте, как я вручаю ему копию «дурацкого» письма и прошу зачитать вслух. Затем спрашиваю:
- Скажите, мистер Рейски, можно ли, на ваш просвещенный взгляд, считать это письмо достойным и вразумительным ответом со стороны компании «Прекрасный дар жизни»?
Его, несомненно, предупредили.
- Нет, конечно. Это просто возмутительно.
- Чудовищно, да?
- Совершенно верно. Правда, насколько я знаю, автора этого письма уже уволили.
- Кто вам это сказал? - спрашиваю я, прикидываясь удивленным.
- Ну, точно не помню. Кто-то из служащих компании.
- А не поведал ли вам этот безымянный служащий заодно и причину увольнения мистера Крокита?
- Точно не скажу, - хмурится Рейски. - Кажется, она как-то связана с этим письмом.
- Кажется? - переспрашиваю я. - Вы все-таки уверены или просто строите догадки?
- Нет, я не уверен.
- Благодарю вас. А не сказал ли вам заодно этот служащий, что мистер Крокит оставил свой пост за два дня до того, как должен был выступить свидетелем по этому делу?
- По-моему, нет.
- И точную причину его увольнения вы не знаете?
- Не знаю.
- Хорошо. У меня создалось впечатление, будто вы пытались намекнуть присяжным, что его уволили из-за написанного им письма. Это так?
- Нет.
- Благодарю вас.
Накануне вечером, потягивая восхитительное вино, мы с Джексоном и его приятелями решили, что не стоит особо приставать к Рейски со злополучными руководствами. По нескольким причинам. Во-первых, оба фолианта уже приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Во-вторых, присяжные помнят, как эффектно я подловил Лафкина на отъявленной лжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Одно влечет за собой другое, и допрос неимоверно растягивается. Рейски принес присягу в половине второго, а к двум часам мы успеваем выяснить лишь то, что НСО - истинные и бескорыстные спасители человечества. Капелла херувимов!
Рейски предается любимому занятию уже тридцать лет, и мы долго копаемся в его родословной и послужном списке. Драммонд пытается убедить присяжных, что перед ними классный специалист, досконально разбирающийся в любых мелочах страхового бизнеса. Я не возражаю. Я ознакомился с показаниями Рейски на другом судебном процессе и считаю, что он мне вполне по зубам. Лишь кудеснику по силам оспорить значимость изъятых разделов "Ю".
Рейски уверенно ведет нас по лабиринтам бюрократии, поясняя, как должна на деле функционировать сложная система рассмотрения заявлений. Драммонд с серьезным видом кивает - можно подумать, что оба сейчас разоблачают наши происки. И, угадайте, к чему они клонят? Оказывается, заявление Блейков рассматривалось в «Прекрасном даре жизни» в полном соответствии с официальными требованиями! Или почти в полном. Скажем, пару-тройку мелких ошибочек при этом, возможно, и совершили, но иначе в столь крупных компаниях и быть не может. Главное, что никаких мало-мальски серьезных просчетов допущено не было.
По мнению Рейски, «Прекрасный дар жизни» вправе отказать Блейкам в иске из-за несусветных размеров затребованной компенсации. Он торжественно объясняет, что никакой нормальный человек, еженедельно расходующий на поддержание страховки всего восемнадцать долларов, не вправе рассчитывать на компенсацию - пусть даже на пересадку костного мозга - в размере двухсот тысяч долларов. Смысл подобного полиса состоит в том, чтобы обеспечить некую поддержку, а вовсе не безбедное существование.
Драммонд затрагивает вопрос о злополучных руководствах. Нехорошо, конечно, получилось, заключает Рейски, но раздувать эту историю, которая яйца выеденного не стоит, вовсе ни к чему. Служебные руководства составляют и отвергают, то и дело перекраивают, а опытные работники, которые в своем деле собаку съели, вообще закрывают на них глаза. Однако, коль скоро мы так заостряем на этом вопросе внимание, он готов высказать свое мнение. Рейски раскрывает руководство, составленное для отдела заявлений, и охотно разъясняет присяжным некоторые его разделы. Все тут есть, черным по белому. Расписано как по нотам!
От руководств они переходят к статистическим выкладкам. Драммонд спрашивает, успел ли свидетель ознакомиться с нужными цифрами. Рейски серьезно кивает и принимает из рук Драммонда знакомую всем компьютерную распечатку.
Да, отказов по заявлением, поданным в 1991 году, было у «Прекрасного дара жизни» и впрямь немало, однако на то наверняка имелись веские причины. И ничего удивительного в этом нет. И вообще не следует слепо доверять цифрам. Если оценить положение с полисами за последние десять лет, то средний уровень отказов не превышал у «Прекрасного дара жизни» двенадцати процентов, что вполне соответствует усредненным показателям по всей страховой отрасли.
Цифры сыплются как из рога изобилия, и мы быстро начинаем в них путаться, чего Драммонд и добивался.
Рейски сходит с трибуны и начинает тыкать указкой в многоцветные диаграммы. Он с умным видом читает присяжным настоящую лекцию, и мне невольно кажется, что ему это не впервой. Все цифры легко укладываются в рамки средних показателей.
По счастью, в половине четвертого Киплер объявляет перерыв. В коридоре я забиваюсь в уголок вместе с Купером Джексоном и его друзьями. Советы этих стреляных воробьев приходятся весьма кстати. Мы приходим к выводу, что Драммонд откровенно тянет время, рассчитывая на спасительный уик-энд.
В течение всего дневного заседания я сижу, словно воды в рот набрав. Рейски разглагольствует допоздна, а на закуску преподносит свое мнение: он считает, что страховая компания вообще никаких серьезных нарушений не допустила. По лицам присяжных я вижу, как они рады, что Рейски наконец замолчал. И я доволен - несколько лишних часов перед перекрестным допросом мне отнюдь не помешают.
* * *
В обществе Купера Джексона и трех других адвокатов мы с Деком наслаждаемся продолжительным пиршеством в старомодном итальянском ресторанчике «У Гризанти». Хозяин, «Долговязый Джон» Гризанти - весьма колоритная личность, - усаживает нас в уютном кабинете, который здесь называют «ложей прессы». Гризанти сам приносит нам чудесное вино, которое мы даже не заказывали, и рекомендует блюда, которые нам следует отведать.
Вино восхитительно нежное, и впервые за долгое время мне удается стряхнуть напряжение и расслабиться. Должно быть, этой ночью я сладко высплюсь.
Ужин обходится более чем в четыре сотни, но Купер Джексон буквально выхватывает счет из руки официанта. Слава богу! Пусть наша фирма и стоит на полпути к богатству, но в настоящее время мы находимся на грани нищеты.
Глава 47
На следующее утро Пейтон Рейски едва успевает угнездиться на свидетельском месте, как я вручаю ему копию «дурацкого» письма и прошу зачитать вслух. Затем спрашиваю:
- Скажите, мистер Рейски, можно ли, на ваш просвещенный взгляд, считать это письмо достойным и вразумительным ответом со стороны компании «Прекрасный дар жизни»?
Его, несомненно, предупредили.
- Нет, конечно. Это просто возмутительно.
- Чудовищно, да?
- Совершенно верно. Правда, насколько я знаю, автора этого письма уже уволили.
- Кто вам это сказал? - спрашиваю я, прикидываясь удивленным.
- Ну, точно не помню. Кто-то из служащих компании.
- А не поведал ли вам этот безымянный служащий заодно и причину увольнения мистера Крокита?
- Точно не скажу, - хмурится Рейски. - Кажется, она как-то связана с этим письмом.
- Кажется? - переспрашиваю я. - Вы все-таки уверены или просто строите догадки?
- Нет, я не уверен.
- Благодарю вас. А не сказал ли вам заодно этот служащий, что мистер Крокит оставил свой пост за два дня до того, как должен был выступить свидетелем по этому делу?
- По-моему, нет.
- И точную причину его увольнения вы не знаете?
- Не знаю.
- Хорошо. У меня создалось впечатление, будто вы пытались намекнуть присяжным, что его уволили из-за написанного им письма. Это так?
- Нет.
- Благодарю вас.
Накануне вечером, потягивая восхитительное вино, мы с Джексоном и его приятелями решили, что не стоит особо приставать к Рейски со злополучными руководствами. По нескольким причинам. Во-первых, оба фолианта уже приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Во-вторых, присяжные помнят, как эффектно я подловил Лафкина на отъявленной лжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162