Я замолкаю на минуту и отворачиваюсь. Я решил, что не буду играть с ней в ее игры. Раз мы разговариваем, разговор должен быть честным. И вообще, что я здесь делаю?
- Нет, Келли, это не сурово. Любой мужчина, который бьет свою жену алюминиевой битой, должен быть расстрелян. - Произнося это, я внимательно за ней наблюдаю, и она не отводит своего взгляда.
- Как ты об этом узнал?
- Из документации. Из полицейских рапортов, справок «скорой помощи», медицинских карт в больнице. Сколько ты еще будешь ждать? Пока он не стукнет тебя битой по голове? Он же может тебя убить, ты ведь понимаешь. Парочка хороших ударов по черепу…
- Перестань! Не тебе судить, каково это. - Она смотрит в стенку, потом опять смотрит на меня, и опять у нее текут слезы. - Ты не представляешь даже, о чем говоришь.
- Тогда расскажи.
- Если бы я хотела это обсуждать, я подала бы в суд. А ты не имеешь права копаться в моей жизни.
- Подай на развод. Я завтра же принесу необходимые бумаги. Сделай это сейчас, пока ты в больнице и тебя лечат от еще не прошедших травм. Разве могут быть лучшие доказательства? Дело пойдет как по маслу, и через три месяца ты будешь свободной женщиной.
Она качает головой с таким видом, словно я абсолютный идиот. Возможно, я действительно идиот.
- Ты не понимаешь.
- Да, конечно, не понимаю. Но я очень ясно представляю себе одну скверную картину. Если ты не избавишься от этого потаскуна, то можешь через месяц погибнуть. У меня записаны названия и телефоны трех обществ помощи женщинам, которые страдают от насилия в семье.
- Насильственных действий!
- Совершенно точно. Ты относишься к таким женщинам. Келли, ты подвергаешься оскорбительному насилию. Вот этот синяк у тебя на лице - явное доказательство, что муж тебя бьет. Ты можешь получить помощь. Заполни документы на развод и получи эту помощь.
Она секунду обдумывает мой совет. В комнате тихо.
- Развод ничего не изменит. Я уже пыталась развестись.
- Когда?
- Пару месяцев назад. А ты не знал? Уверена, что сведения об этом сохранились в суде. Что толку от всех этих бумажек?
- И что с разводом?
- Я забрала заявление назад.
- Почему?
- Потому что устала от пинков, которыми он меня угощал. Он собирался меня убить, если я не заберу заявление. Он говорит, что любит меня.
- Все ясно. Можно тебя еще кое о чем спросить? У тебя есть отец или брат?
- А что?
- Потому что, если бы мою дочь избивал муж, я сломал бы ему шею.
- Отец ничего не знает. Мои родители еще никак не переварят бывшую беременность. Они никогда мне этого не простят. Они презирали Клиффа с того самого момента, как он вошел в нашу дверь, и, когда разразилась скандальная история с беременностью, они перестали общаться с нами. Я не разговаривала с родителями с тех пор, как уехала из дому.
- А брата у тебя нет?
- Нет. Нет никого, кто позаботился бы обо мне. И не было до сих пор.
Удар прямо в цель, и мне требуется время, чтобы собраться с духом.
- Я сделаю все, что хочешь, - отвечаю я. - Но ты должна заполнить документы на развод.
Она вытирает пальцами слезы, и я подаю ей салфетку со стола.
- Я не могу их заполнить.
- Но почему?
- Потому что он меня убьет. Он все время об этом твердит. Послушай, когда я написала первое заявление, у меня был адвокат-мошенник, я нашла его по объявлению. Я думала, все адвокаты одинаковые. А он решил, что будет очень умно, если Клиффу вручат повестку о разводе прямо на работе, перед его дружками по пьянке и бейсбольной команде. Клифф, конечно, был этим унижен. Тогда я впервые попала в больницу. Я забрала заявление о разводе через неделю, но он все время мне угрожает. Он убьет меня.
В ее глазах ясно читаются страх и ужас. Она слегка меняет положение и хмурится, словно чувствует в лодыжке острую боль. Келли стонет и просит:
- Ты можешь положить мне под ногу подушку?
Я вскакиваю.
- Конечно.
Она показывает на две пухлые подушки на стуле.
- Одну из них, - говорит она. И это, конечно, означает, что простыню надо снять.
Я подаю подушку. Она секунду медлит, оглядывается.
- И подай мне халат.
Я встаю, делаю неверный шаг и вручаю ей чистый халат.
- Нужна моя помощь? - спрашиваю я.
- Нет, просто отвернись. - Она уже дергает кверху халат, что на ней, и старается снять его через голову. Я очень медленно отворачиваюсь.
Она не торопится. Она зачем-то, черт возьми, бросает грязный халат на пол, около меня. Она за моей спиной, меньше чем в пяти шагах, совершенно голая, если не считать трусиков и гипса. Я искренне верю, что, если вот сейчас обернусь и посмотрю на нее, она не станет возражать. И у меня кружится голова, когда я об этом думаю.
Я закрываю глаза и спрашиваю себя: что я здесь делаю?
- Руди, ты не подашь мне губку? - воркует Келли. - Она в ванной. Намочи ее в теплой воде. И пожалуйста, принеси полотенце.
Я поворачиваюсь. Она сидит посредине кровати, придерживая у груди тонкую простыню. Чистый халат лежит рядом.
Я не в силах не смотреть.
- Вон там, - кивает она.
Я делаю несколько шагов в крошечную ванную, где и нахожу губку. Я подставляю ее под струю воды и наблюдаю за Келли в зеркале над раковиной. Через щель в двери я могу разглядеть ее спину. Всю спину. Кожа у нее гладкая и смуглая, но между лопатками я вижу безобразный синяк.
И решаю, что помогу ей вымыться. Она ведь тоже этого хочет, я вижу. Она уязвлена всем случившимся и очень волнуется. И ей хочется пофлиртовать, и чтобы я видел ее тело. Я же весь дрожу и трепещу.
А затем слышу голоса. Вернулась медсестра. Она уже вовсю суетится и болтает, когда я вхожу в комнату. Она замолкает и усмехается, словно ей удалось нас застукать.
- Время вышло, - говорит она. - Уже почти одиннадцать тридцать. У нас здесь не гостиница. - Она выдергивает у меня губку. - Я сама помогу, а ты отсюда сматывайся.
Но я стою, улыбаюсь Келли и мечтаю о том, чтобы прикоснуться к ее ногам. Медсестра твердой рукой хватает меня за локоть и толкает к двери.
- Ступай, - ворчит она, делая вид, что сердится.
* * *
В три утра я проскальзываю через лужайку в гамак и в забытьи качаюсь в эту тихую ночь, глядя на звезды, мерцающие сквозь ветви и листья. Я вспоминаю каждое восхитительное движение Келли, слышу ее жалобный голос и мечтаю о ее ногах.
Мне выпало на долю защищать ее, ведь больше некому.
Она ждет, что я ее спасу и опять соберу по кусочкам. И так ясно и понятно нам обоим, что случится потом.
Я ощущаю ее цепкое прикосновение к своей шее и как на несколько драгоценных секунд она крепко прижалась ко мне.
Я чувствую ее легкое, как пушинка, тело, так уютно и естественно устроившееся у меня на руках.
Она хочет, чтобы я видел ее, чтобы вытирал ее губкой, намоченной теплой водой. Я знаю, она этого хочет. И завтра, вернее, сегодня вечером, я это намерен осуществить.
Я смотрю сквозь деревья на восходящее солнце и засыпаю, считая часы до того времени, когда снова ее увижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162