Бомба падает, взрывается и вот, по прошествии нескольких секунд, все оглядываются, высматривая потери. Похоже, смертельно раненных нет, и можно перевести дыхание.
Хотя незнакомому человеку разобрать мои каракули невозможно, оказывается, я сам того не ведая накарябал в блокноте именно эти цифры. Я отчаянно стараюсь не улыбаться, хотя для этого мне приходится закусить нижнюю губу едва ли не до крови. Я сижу и разрываюсь на части. Мне бы хотелось, например, взлететь на стол и исполнить нечто вроде танца подвыпившего дервиша. Еще я готов перемахнуть через барьер и облобызать присяжным ноги. Меня так и подмывает продемонстрировать непристойный жест драммондовцам. И уж, конечно, я бы с радостью расцеловал судью Киплера.
Однако я умудряюсь сохранять невозмутимость и просто шепчу Дот:
- Поздравляю.
Дот не отвечает. Я возвожу глаза и вижу, что его честь внимательно вчитывается в вердикт, который передал ему пристав. Я перевожу взгляд на присяжных - большинство из них смотрит на меня. Тут уж не улыбнуться нельзя. Я киваю и мысленно благодарю их.
Затем я рисую в блокноте крест, а под ним записываю имя - Донни Рэй Блейк. Закрываю глаза и вызываю в уме его образ, тот который мне особенно дорог - Донни Рэй сидит на складном стуле, наблюдает за игрой в софтбол, жует попкорн и улыбается; он счастлив уже потому, что присутствует на матче. В горле моем начинает першить, а на глаза наворачиваются слезы. Нет, не должен он был умирать.
- Вердикт составлен правильно, - произносит Киплер. Еще бы, черт побери! Он обращается к присяжным, благодарит их за честно выполненный гражданский долг, говорит, что чеки (на чисто символическую сумму) будут отправлены им на следующей неделе, просит воздержаться от обсуждения подробностей дела с кем бы то ни было и разрешает покинуть зал. Присяжные встают с мест и гуськом выходят из зала следом за приставом. Все, больше я их не увижу. Будь на то моя воля, я бы с удовольствием подарил каждому из них по миллиону.
Киплер тоже отчаянно пытается сохранить торжественный вид.
- Ходатайства и апелляции я буду принимать на следующей неделе. Вы получите соответствующие бумаги от моего секретаря. Вопросы есть?
Я только мотаю головой. О чем мне ещё просить?
- Нет, ваша честь, - бормочет Лео, даже не вставая. Его приспешники лихорадочно сгребают со стола бумаги и рассовывают их по атташе-кейсам. Им не терпится унести отсюда ноги. За всю историю штата Теннесси это крупнейший судебный вердикт, и на них теперь навсегда останется несмываемое клеймо. Не будь я настолько разбит и опустошен, я бы подошел к ним и пожал им руки. Это было бы шикарно, но сейчас у меня просто нет сил. Мне куда проще сидеть рядышком с Дот и пялиться на имя Донни Рэй в моем блокноте.
Богачом я себя не ощущаю. Рассмотрение апелляций займет целый год, а то и два. Размеры вердикта настолько неимоверны, что нападки на него будут самые бешеные. Словом, скучать мне не придется.
Но сейчас меня мутит от одних мыслей про работу, и я мечтаю об одном: сесть на самолет и махнуть на необитаемый остров.
Киплер стучит молоточком, возвещая об официальном завершении процесса. Я перевожу взгляд на Дот и вижу в её глазах слезы. Я спрашиваю, как она себя чувствует. Дек обрушивается на нас с поздравлениями. Он мертвенно бледен, но рот у него до ушей, заячьи резцы сверкают. Все мое внимание приковано к Дот. До сих пор она держалась мужественно, но сейчас, похоже, начала сдавать. Я похлопываю её по руке и протягиваю салфетку.
Букер треплет меня по затылку и обещает звякнуть на следующей недельке. Сияющие Купер Джексон, Хэрли и Гренфелд наперебой поздравляют меня. Им нужно спешить на самолет. В понедельник поболтаем. Репортер из Кливленда приближается ко мне вплотную, но я отмахиваюсь. Я и остальных-то вполуха слушаю, так беспокоит меня состояние моей клиентки. Она уже почти рыдает.
Краешком глаза я замечаю, как Драммонд и его прихвостни спешно покидают зал, навьюченные, как мулы. Мы так и не обменялись ни единым словом. Дорого я дал бы за то, чтобы обратиться сейчас в муху и поползать по стене в конторе «Трень-Брень».
Стенографистка, пристав и секретарь собирают свои бумаги и также покидают зал. В опустевшем помещении остаемся только мы с Дот и Деком. Мне нужно заглянуть к Киплеру, чтобы поблагодарить его за опеку и поддержку. Пока же я держу за руку Дот, которая рыдает в три ручья. Дек сидит рядом и помалкивает. Я тоже молчу. Глаза мои застилают слезы, сердце щемит. Дот эти деньги ни к чему. Ей бы сына вернуть.
Кто-то, должно быть, пристав, выключает свет, и зал погружается в полутьму. Ни один из нас не шевелится. Дот понемногу успокаивается. Она утирает слезы с помощью моей салфетки, а иногда и просто тыльной стороной ладони.
- Вы уж меня извините, - говорит она наконец сдавленным голосом. Больше задерживаться здесь она не хочет, и мы уходим. Я похлопываю её по руке, а Дек собирает наше барахло и распихивает его по трем портфелям.
Мы выбираемся из сумрачного зала в облицованный мрамором коридор. Уже почти пять часов вечера и народу, по случаю пятницы, раз, два и обчелся. Ни видеокамер, ни репортеров, ни толпы - никто не встречает адвоката-триумфатора.
Нас вообще никто не замечает.
Глава 50
Наша контора - последнее место на свете, куда мне хочется сейчас идти. Я настолько устал и оглушен, что и в бар меня не тянет, тем более что рядом только Дек, который и капли в рот не берет. Вдобавок я прекрасно понимаю, что всего от пары рюмок вырублюсь напрочь. Надо было, конечно, организовать какую-нибудь вечеринку, но, имея дело с присяжными, никогда нельзя наперед рассчитывать на успех.
Может, наверстаю упущенное завтра. К тому времени я уже должен прийти в себя и осознать всю грандиозность вынесенного накануне вердикта. Да, завтра я обрету под ногами почву. Тогда и отпраздную.
Выйдя из здания суда, я прощаюсь с Деком, поясняя, что валюсь с ног от усталости. Позже встретимся. Вид у нас обоих совершенно обалдевший, и каждому из нас желательно побыть одному, чтобы осознать случившееся. Я сажусь в «вольво», качу домой, отпираю дом мисс Берди и совершаю обычный обход. Все как всегда. Ничего примечательного. Я располагаюсь во внутреннем дворике и впервые мечтаю о том, как потратить деньги. Когда, интересно, я сумею купить или построить свой первый дом? А какой машиной обзаведусь? Я пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей, но они упорно лезут в голову. Шестнадцать с половиной миллионов долларов! Такая сумма не укладывается в голове. Я прекрасно понимаю, что все ещё может сто раз перемениться. Вердикт опротестуют и дело отправят на пересмотр; новый суд вынесет другой приговор, и я останусь на бобах; апелляционный суд резко сократит сумму морального ущерба, а то и вовсе отменит прежнее решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Хотя незнакомому человеку разобрать мои каракули невозможно, оказывается, я сам того не ведая накарябал в блокноте именно эти цифры. Я отчаянно стараюсь не улыбаться, хотя для этого мне приходится закусить нижнюю губу едва ли не до крови. Я сижу и разрываюсь на части. Мне бы хотелось, например, взлететь на стол и исполнить нечто вроде танца подвыпившего дервиша. Еще я готов перемахнуть через барьер и облобызать присяжным ноги. Меня так и подмывает продемонстрировать непристойный жест драммондовцам. И уж, конечно, я бы с радостью расцеловал судью Киплера.
Однако я умудряюсь сохранять невозмутимость и просто шепчу Дот:
- Поздравляю.
Дот не отвечает. Я возвожу глаза и вижу, что его честь внимательно вчитывается в вердикт, который передал ему пристав. Я перевожу взгляд на присяжных - большинство из них смотрит на меня. Тут уж не улыбнуться нельзя. Я киваю и мысленно благодарю их.
Затем я рисую в блокноте крест, а под ним записываю имя - Донни Рэй Блейк. Закрываю глаза и вызываю в уме его образ, тот который мне особенно дорог - Донни Рэй сидит на складном стуле, наблюдает за игрой в софтбол, жует попкорн и улыбается; он счастлив уже потому, что присутствует на матче. В горле моем начинает першить, а на глаза наворачиваются слезы. Нет, не должен он был умирать.
- Вердикт составлен правильно, - произносит Киплер. Еще бы, черт побери! Он обращается к присяжным, благодарит их за честно выполненный гражданский долг, говорит, что чеки (на чисто символическую сумму) будут отправлены им на следующей неделе, просит воздержаться от обсуждения подробностей дела с кем бы то ни было и разрешает покинуть зал. Присяжные встают с мест и гуськом выходят из зала следом за приставом. Все, больше я их не увижу. Будь на то моя воля, я бы с удовольствием подарил каждому из них по миллиону.
Киплер тоже отчаянно пытается сохранить торжественный вид.
- Ходатайства и апелляции я буду принимать на следующей неделе. Вы получите соответствующие бумаги от моего секретаря. Вопросы есть?
Я только мотаю головой. О чем мне ещё просить?
- Нет, ваша честь, - бормочет Лео, даже не вставая. Его приспешники лихорадочно сгребают со стола бумаги и рассовывают их по атташе-кейсам. Им не терпится унести отсюда ноги. За всю историю штата Теннесси это крупнейший судебный вердикт, и на них теперь навсегда останется несмываемое клеймо. Не будь я настолько разбит и опустошен, я бы подошел к ним и пожал им руки. Это было бы шикарно, но сейчас у меня просто нет сил. Мне куда проще сидеть рядышком с Дот и пялиться на имя Донни Рэй в моем блокноте.
Богачом я себя не ощущаю. Рассмотрение апелляций займет целый год, а то и два. Размеры вердикта настолько неимоверны, что нападки на него будут самые бешеные. Словом, скучать мне не придется.
Но сейчас меня мутит от одних мыслей про работу, и я мечтаю об одном: сесть на самолет и махнуть на необитаемый остров.
Киплер стучит молоточком, возвещая об официальном завершении процесса. Я перевожу взгляд на Дот и вижу в её глазах слезы. Я спрашиваю, как она себя чувствует. Дек обрушивается на нас с поздравлениями. Он мертвенно бледен, но рот у него до ушей, заячьи резцы сверкают. Все мое внимание приковано к Дот. До сих пор она держалась мужественно, но сейчас, похоже, начала сдавать. Я похлопываю её по руке и протягиваю салфетку.
Букер треплет меня по затылку и обещает звякнуть на следующей недельке. Сияющие Купер Джексон, Хэрли и Гренфелд наперебой поздравляют меня. Им нужно спешить на самолет. В понедельник поболтаем. Репортер из Кливленда приближается ко мне вплотную, но я отмахиваюсь. Я и остальных-то вполуха слушаю, так беспокоит меня состояние моей клиентки. Она уже почти рыдает.
Краешком глаза я замечаю, как Драммонд и его прихвостни спешно покидают зал, навьюченные, как мулы. Мы так и не обменялись ни единым словом. Дорого я дал бы за то, чтобы обратиться сейчас в муху и поползать по стене в конторе «Трень-Брень».
Стенографистка, пристав и секретарь собирают свои бумаги и также покидают зал. В опустевшем помещении остаемся только мы с Дот и Деком. Мне нужно заглянуть к Киплеру, чтобы поблагодарить его за опеку и поддержку. Пока же я держу за руку Дот, которая рыдает в три ручья. Дек сидит рядом и помалкивает. Я тоже молчу. Глаза мои застилают слезы, сердце щемит. Дот эти деньги ни к чему. Ей бы сына вернуть.
Кто-то, должно быть, пристав, выключает свет, и зал погружается в полутьму. Ни один из нас не шевелится. Дот понемногу успокаивается. Она утирает слезы с помощью моей салфетки, а иногда и просто тыльной стороной ладони.
- Вы уж меня извините, - говорит она наконец сдавленным голосом. Больше задерживаться здесь она не хочет, и мы уходим. Я похлопываю её по руке, а Дек собирает наше барахло и распихивает его по трем портфелям.
Мы выбираемся из сумрачного зала в облицованный мрамором коридор. Уже почти пять часов вечера и народу, по случаю пятницы, раз, два и обчелся. Ни видеокамер, ни репортеров, ни толпы - никто не встречает адвоката-триумфатора.
Нас вообще никто не замечает.
Глава 50
Наша контора - последнее место на свете, куда мне хочется сейчас идти. Я настолько устал и оглушен, что и в бар меня не тянет, тем более что рядом только Дек, который и капли в рот не берет. Вдобавок я прекрасно понимаю, что всего от пары рюмок вырублюсь напрочь. Надо было, конечно, организовать какую-нибудь вечеринку, но, имея дело с присяжными, никогда нельзя наперед рассчитывать на успех.
Может, наверстаю упущенное завтра. К тому времени я уже должен прийти в себя и осознать всю грандиозность вынесенного накануне вердикта. Да, завтра я обрету под ногами почву. Тогда и отпраздную.
Выйдя из здания суда, я прощаюсь с Деком, поясняя, что валюсь с ног от усталости. Позже встретимся. Вид у нас обоих совершенно обалдевший, и каждому из нас желательно побыть одному, чтобы осознать случившееся. Я сажусь в «вольво», качу домой, отпираю дом мисс Берди и совершаю обычный обход. Все как всегда. Ничего примечательного. Я располагаюсь во внутреннем дворике и впервые мечтаю о том, как потратить деньги. Когда, интересно, я сумею купить или построить свой первый дом? А какой машиной обзаведусь? Я пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей, но они упорно лезут в голову. Шестнадцать с половиной миллионов долларов! Такая сумма не укладывается в голове. Я прекрасно понимаю, что все ещё может сто раз перемениться. Вердикт опротестуют и дело отправят на пересмотр; новый суд вынесет другой приговор, и я останусь на бобах; апелляционный суд резко сократит сумму морального ущерба, а то и вовсе отменит прежнее решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162