В полнолуние возникала она на пороге его комнаты бледная, вся как
будто обсыпанная пудрой.
- Георг, - в моменты забвения она называла его по имени, я хочу
захлебнуться семенем, хочу захлебнуться.
"И это я сделал со своей дочерью! Но мне же обещано прощение. Все мои
родственники по мужской линии умерли насильственной смертью, а я не хочу
умирать, я так умирать не хочу. У меня обязательно будут жена, дети, я умру
на руках собственных внуков". Но он ошибался, дать событиям обратный ход он
не мог. Однако и знал Георг теперь гораздо больше, чем тогда, когда он в
первый раз обратился к Сантарии, этой грязной румынской ведьме, теперь он
посещал семинар по теологии, ставил примитивные опыты и уже вполне мог
понять, что на этом не остановится. Умершая к тому времени ведьма стала
посещать его по ночам. В полубессознательном состоянии он совокуплялся со
старухой, причем ему самому было совершенно непонятно, что это, сон или
материализованный инкуб. Старая ведьма была отвратительна и похотлива,
жирные дряблые ноги, живот свисающий чуть ли не до самых колен, длинные
сальные волосы, падающие на мягкую отвислую грудь, и тем не менее в этих
промежуточных между сном и бодрствованием состояниях он был счастлив со
старой ведьмой Сантарией. Мягкая и сырая воронка еђ влагалища уводила
Георга в отвратительное забвение. Проникая во внутренность этой материи
зла, он уменьшался до размеров бактерии, путешествуя в кровеносном шарике,
как в круглом лифте огромного здания из далекого и страшного будущего.
Потоки крови сшибались в артериальных связках и разбегались по разным
направлениям, в разновеликих шариках лифтах сидели такие же, задолжавшие
душу за честное слово тому, кому верить нельзя ни при каких
обстоятельствах. Вот такая вот аллегория. Чем дальше дочь его отодвигалась
от момента фактического своего рождения, тем более она становилась похожей
на неизвестное лицо. Это не моя дочь, при рождении, такое случается, еђ
подменили. Соображение это чрезвычайно нравилось Георгу, голос идущий из
глубины его сердца, голос, ненавидевший его за этот страшный богопротивный
поступок, становился все тише, он был ещђ слышен, этот тоненький детский
голосок, голосок его дочери из того далекого времени, когда душа ее только
обследовала чрево его неверной супруги. "Но, с другой стороны, если она не
моя дочь, то жертва моя или еђ, она бессмысленна". Георг жил с
раздвоившимся сознанием, успокаивая себя, он не верил в то, что жена, очень
быстро после рождения оставившая его и ребенка, изменяла ему с кем-либо в
тот момент предполагаемого зачатия. "И с другой стороны ребенка могли
подменить в родильном доме, жена могла быть неверна, она на меня не похожа,
это не моя дочь". По несколько раз в день он размышлял над этим бесконечным
вопросом, выходящим к нему из глубины подсознания. "Я болен, я
раздваиваюсь", - это он еще понимал и понимал он, что определенность в этом
вопросе нужнее всего. - "Передо мной два поля: поле истины и поле надежды",
- так он думал, но поле было одно, и не имело оно отношения к истине, и уж
тем более не было полем надежды. Это было поле борьбы с постоянным
отклонением стрелки в сторону боли, безумия и смерти. Однажды во время
одного из опытов Георг покинул собственное тело, он увидел себя, сидящего в
кресле, и в ту же минуту на плечи нового прозрачного, только возникшего
тела, опустились руки и он оглянулся. Рядом с ним была ведьма, змеевидное
тело еђ находилось в движении и так же было прозрачно. "За оградой кладбища
есть большой пустырь, ты должен быть там в шесть вечера, день я назначу
сама". В то же мгновение ведьма превратилась в длинный, толстый сверху и
утончающийся на конце винт, голова, имеющая цвет и более приближенную к
реальности форму, исчезла за окном, винтообразный хвост полетел следом
почему-то на некотором расстоянии от головы. И возникло у Георга желание
полететь за ней, и вылетел он в окно вслед за Сантарией, и увидел внизу
улицу полную людей и автомобилей, и поплыл воздушный Георг над городом.
Однако чем дальше отлетал он от того другого Георга, сидящего в комнате,
тем медленнее становится его полет и сильнее желание вернуться. Страшный
холод стал пронзать новый воздушный образ Георга короткими импульсами, и
через мгновение он вернулся обратно. Однажды ближе к вечеру он увидел себя
на другой стороне улицы. Это был человек внешне абсолютно идентичный с ним.
Пройдя кладбище насквозь, двойник провел его через вторые ворота и пошел по
аллее, с которой начинался парк. Свернув в сторону, двойник миновал дубовую
рощу и остановился на пригорке, вокруг которого росли молоденькие дубовые
деревья. Он обернулся и перевел глаза на холм, в который была воткнута
небольшая лопата. Георг наблюдал за тем, как двойник исчезал за деревьями,
когда он стал почти неразличимым, с места его исчезновения вспорхнула
ворона. Опустившись на дерево, она стала внимательно разглядывать человека.
Георг взял лопату и обошел холм вокруг, недолго думая, он ковырнул землю с
краю. Ворон громко закаркал и захлопал крыльями, тогда Георг отошел от
этого места и так же тронул лопатой землю, и опять ворон закаркал и
захлопал крыльями, и это место было выбрано наверно. Взобравшись на вершину
холма, он решительно ударил лопатой в самую макушку. Ворон молчал.
"На этот раз я не ошибся", - думал Георг, неистово орудуя лопатой. Копал он
долго, на землю опустилась кромешная тьма, а он так устал, что уже стал
испытывать к этой своей работе полное безразличие. Он сел на дно ямы и
вытащил сигарету, теперь яма была вполне пригодна для взрослого человека.
Георг лег на спину. Миллионы звезд глядели ему в лицо, он вкапывал мертвую
ведьму и пока еще не представлял, что лежит над ней. Ерзая затылком по
промерзшей земле, Георг вдруг почувствовал твердое основание.
Перевернувшись на бок, он ощупал ладонью возвышение, помешавшее его голове.
Перевернувшись, он увидел контуры черепа, освещенные полной луной. Георгу
стало не по себе, несмотря на то, что он заложил дьяволу сразу две души,
его еще не оставлял человек. Да и нет в этом ничего удивительного, люди они
всегда люди, и им свойственен страх перед свирепыми тайнами мира и перед
холодом безымянных могил. Полежав немного, Георг встал на четвереньки и
ощупал землю, отмерив на глаз расстояние, где по его предположению могли
находиться бедра скелета. Он разгреб землю и стал добираться до останков,
вскоре он их и обнаружил. Собрав кости и землю, он рассовал все это
хозяйство по карманам и вернулся домой. Высыпав содержимое в холщовый
мешочек, он тщательно перемешал кости и землю большим молотком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
будто обсыпанная пудрой.
- Георг, - в моменты забвения она называла его по имени, я хочу
захлебнуться семенем, хочу захлебнуться.
"И это я сделал со своей дочерью! Но мне же обещано прощение. Все мои
родственники по мужской линии умерли насильственной смертью, а я не хочу
умирать, я так умирать не хочу. У меня обязательно будут жена, дети, я умру
на руках собственных внуков". Но он ошибался, дать событиям обратный ход он
не мог. Однако и знал Георг теперь гораздо больше, чем тогда, когда он в
первый раз обратился к Сантарии, этой грязной румынской ведьме, теперь он
посещал семинар по теологии, ставил примитивные опыты и уже вполне мог
понять, что на этом не остановится. Умершая к тому времени ведьма стала
посещать его по ночам. В полубессознательном состоянии он совокуплялся со
старухой, причем ему самому было совершенно непонятно, что это, сон или
материализованный инкуб. Старая ведьма была отвратительна и похотлива,
жирные дряблые ноги, живот свисающий чуть ли не до самых колен, длинные
сальные волосы, падающие на мягкую отвислую грудь, и тем не менее в этих
промежуточных между сном и бодрствованием состояниях он был счастлив со
старой ведьмой Сантарией. Мягкая и сырая воронка еђ влагалища уводила
Георга в отвратительное забвение. Проникая во внутренность этой материи
зла, он уменьшался до размеров бактерии, путешествуя в кровеносном шарике,
как в круглом лифте огромного здания из далекого и страшного будущего.
Потоки крови сшибались в артериальных связках и разбегались по разным
направлениям, в разновеликих шариках лифтах сидели такие же, задолжавшие
душу за честное слово тому, кому верить нельзя ни при каких
обстоятельствах. Вот такая вот аллегория. Чем дальше дочь его отодвигалась
от момента фактического своего рождения, тем более она становилась похожей
на неизвестное лицо. Это не моя дочь, при рождении, такое случается, еђ
подменили. Соображение это чрезвычайно нравилось Георгу, голос идущий из
глубины его сердца, голос, ненавидевший его за этот страшный богопротивный
поступок, становился все тише, он был ещђ слышен, этот тоненький детский
голосок, голосок его дочери из того далекого времени, когда душа ее только
обследовала чрево его неверной супруги. "Но, с другой стороны, если она не
моя дочь, то жертва моя или еђ, она бессмысленна". Георг жил с
раздвоившимся сознанием, успокаивая себя, он не верил в то, что жена, очень
быстро после рождения оставившая его и ребенка, изменяла ему с кем-либо в
тот момент предполагаемого зачатия. "И с другой стороны ребенка могли
подменить в родильном доме, жена могла быть неверна, она на меня не похожа,
это не моя дочь". По несколько раз в день он размышлял над этим бесконечным
вопросом, выходящим к нему из глубины подсознания. "Я болен, я
раздваиваюсь", - это он еще понимал и понимал он, что определенность в этом
вопросе нужнее всего. - "Передо мной два поля: поле истины и поле надежды",
- так он думал, но поле было одно, и не имело оно отношения к истине, и уж
тем более не было полем надежды. Это было поле борьбы с постоянным
отклонением стрелки в сторону боли, безумия и смерти. Однажды во время
одного из опытов Георг покинул собственное тело, он увидел себя, сидящего в
кресле, и в ту же минуту на плечи нового прозрачного, только возникшего
тела, опустились руки и он оглянулся. Рядом с ним была ведьма, змеевидное
тело еђ находилось в движении и так же было прозрачно. "За оградой кладбища
есть большой пустырь, ты должен быть там в шесть вечера, день я назначу
сама". В то же мгновение ведьма превратилась в длинный, толстый сверху и
утончающийся на конце винт, голова, имеющая цвет и более приближенную к
реальности форму, исчезла за окном, винтообразный хвост полетел следом
почему-то на некотором расстоянии от головы. И возникло у Георга желание
полететь за ней, и вылетел он в окно вслед за Сантарией, и увидел внизу
улицу полную людей и автомобилей, и поплыл воздушный Георг над городом.
Однако чем дальше отлетал он от того другого Георга, сидящего в комнате,
тем медленнее становится его полет и сильнее желание вернуться. Страшный
холод стал пронзать новый воздушный образ Георга короткими импульсами, и
через мгновение он вернулся обратно. Однажды ближе к вечеру он увидел себя
на другой стороне улицы. Это был человек внешне абсолютно идентичный с ним.
Пройдя кладбище насквозь, двойник провел его через вторые ворота и пошел по
аллее, с которой начинался парк. Свернув в сторону, двойник миновал дубовую
рощу и остановился на пригорке, вокруг которого росли молоденькие дубовые
деревья. Он обернулся и перевел глаза на холм, в который была воткнута
небольшая лопата. Георг наблюдал за тем, как двойник исчезал за деревьями,
когда он стал почти неразличимым, с места его исчезновения вспорхнула
ворона. Опустившись на дерево, она стала внимательно разглядывать человека.
Георг взял лопату и обошел холм вокруг, недолго думая, он ковырнул землю с
краю. Ворон громко закаркал и захлопал крыльями, тогда Георг отошел от
этого места и так же тронул лопатой землю, и опять ворон закаркал и
захлопал крыльями, и это место было выбрано наверно. Взобравшись на вершину
холма, он решительно ударил лопатой в самую макушку. Ворон молчал.
"На этот раз я не ошибся", - думал Георг, неистово орудуя лопатой. Копал он
долго, на землю опустилась кромешная тьма, а он так устал, что уже стал
испытывать к этой своей работе полное безразличие. Он сел на дно ямы и
вытащил сигарету, теперь яма была вполне пригодна для взрослого человека.
Георг лег на спину. Миллионы звезд глядели ему в лицо, он вкапывал мертвую
ведьму и пока еще не представлял, что лежит над ней. Ерзая затылком по
промерзшей земле, Георг вдруг почувствовал твердое основание.
Перевернувшись на бок, он ощупал ладонью возвышение, помешавшее его голове.
Перевернувшись, он увидел контуры черепа, освещенные полной луной. Георгу
стало не по себе, несмотря на то, что он заложил дьяволу сразу две души,
его еще не оставлял человек. Да и нет в этом ничего удивительного, люди они
всегда люди, и им свойственен страх перед свирепыми тайнами мира и перед
холодом безымянных могил. Полежав немного, Георг встал на четвереньки и
ощупал землю, отмерив на глаз расстояние, где по его предположению могли
находиться бедра скелета. Он разгреб землю и стал добираться до останков,
вскоре он их и обнаружил. Собрав кости и землю, он рассовал все это
хозяйство по карманам и вернулся домой. Высыпав содержимое в холщовый
мешочек, он тщательно перемешал кости и землю большим молотком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45