Бесноватый колдун то впадал в
транс, то вновь выходил из него, прочитанные речитативом криптографические
формулы успешно растворялись в воздухе, формируя заряженную массу воздействия
на этот объект. Ключ, открытый Мордохаем Спонариусом много веков назад,
отомкнул сейф со спрятанной в нем кинематографической лентой. И теперь сквозь
темную пелену разновеликих мыслей по черной, до бесконечности длинной
самоварной трубе, как по пневматической почте, взад и вперед через голову
Антона Ивановича летели картонные капсулы со свернутыми в рулон гравюрами
Шлимбаха, среди которых самой впечатляющей был титульный лист с "Бафометом",
существом с козлиной головой и женским торсом, сидящем на толстой змее.
Глава тридцать третья.
В спальной комнате Берии было почти темно, и только узкая полоска лунного
света проникала через окно, отрезая угол кровати, на которой лежал
могущественный монстр, создатель самой блестящей разведки мира. Перед сном
хозяин комнаты читал Достоевского. Это было хорошее издание Вольфа в
темно-вишневом матерчатом переплете с кожаными уголками. Раскрытая на середине
книга была повернута страницами вниз, а сверху лежало знаменитое золотое
пенсне. В последнее время Берия плохо спал, его мучили кошмары. Как только из
зыбкого пространства памяти исчезали образы реальных событий, с ним начинали
происходить жуткие вещи. И он, всесильный министр, никак не мог понять,
действительно ли это сон или какая-то другая реальность, существующая как бы
параллельно с действительностью. Реальность проводит его в строго охраняемые
зоны кошмара, что бы определить степень его, Берии, вины. Вины за то, что он
был не заурядным токарем на заводе "Электросила", а могущественным маршалом, в
подчинении которого находилась бесчисленная армия слуг и объектов, агентов,
резидентов, зон, лагерей и ударных строек, охраняемых дивизиями НКВД. Кровь!
Кровь ударяла в виски Лаврентия. Чужая кровь! И он, пытавшийся объяснить
самому себе свою собственную вынужденную жестокость, был бессилен в
оправдывании перед самим собой в этом то ли сне, то ли не сне, в том, что
пыталось стать частью его существа, несмотря на все меры предосторожности,
отделявшие самого министра от страданий приносимых в жертву людей. Последние
пять дней погружение в сон происходило по одному и тому же сценарию. Свист и
грохот выпущенных на волю стихий. Ужас возникал еще до момента, когда начинали
появляться реальные жители зазеркалья. Страшен был сам звук, поднимавшийся
вверх и стремительно падающий вниз. Звук, похожий на синтезированный сплав
миллионов человеческих голосов, душ, проходящих сквозь страшные, не
человеческие муки. Страшен был этот звук. В прохладном поту просыпался
Лаврентий Павлович от центростремительной силы этого звука, но не менее жутко
выглядели и рожи, окружавшие его в момент перехода от сильного визга к более
слабому. Выпученные красные глаза, когти и зубы, припадшие к самому его горлу.
Калейдоскоп рож был настолько отвратителен, что описать его с помощью языка
просто таки напросто было невозможно. И нельзя было передать, какой ужас
чувствовал засыпающий Берия. И даже, когда его человеческая воля, как будто
пользующаяся огромным ножом, разрезала материал сна, разрывала его на клочки,
даже несколько минут спустя после того, как кошмар в виде теплого липкого
"нечто" отплывал от кровати с красным балдахином, даже после этого сбросивший
сон организм сотрясался, как от сильного электрического удара. Нервная система
Берии была развинчена до предела. Устав засыпать и просыпаться от одного и
того же, он подолгу курил в кровати, иногда пил коньяк или вино и засыпал уже
только под утро. Но и этот утренний сон не приносил ему ничего хорошего. Уже
не понимал он, спит он или не спит, не понимал он, что происходит вокруг, но
видел он, как буквально из ниоткуда появляются в его спальне незнакомые хмурые
люди без головы в длинных серых одеждах. Они садятся к нему на кровать и
кладут на нее различные отрезанные части человеческих тел. Либо это руки от
плеча, либо ступня или кисть, нет только голов, они как бы не существуют
вообще, их не кладут на кровать и их не имеют тела, обкладывающие лежбище
монстра обрубками плоти. И вот, устав от бесконечных этих бессонниц, он решил
одним махом прекратить всю эту разнузданную вакханалию и, посоветовавшись со
своим врачом, принял на ночь большую дозу "веронала". Принял он "веронал" и
увидел хороший сон. Освещенная солнцем, кривая, как сабля, железобетонная
дамба врезается в морской залив. Низкие скалы подступают к самому берегу и,
сколько видит глаз, тянуться вдоль него до горизонта. Теплый морской ветер
несется в лицо, и маленькие брызги ложатся на синие брюки и белую рубашку
министра. Лаврентий Павлович щурится от солнца и видит, как на самом конце
этой огромной каменной сабли стоит худенькая темноволосая девчонка и бросает в
воду цветы. Она аккуратно отделяет каждый цветок от букета и опускает его в
спокойную воду залива. Министр поправляет пенсне и идет ей навстречу. Под
кожаными подошвами его лакированных башмаков поскрипывает морской песок. Он
доходит до конца мола, и садиться на корточки рядом с девчушкой. Она опускает
в воду цветы, а он наблюдает за е„ смуглой рукой и замечает, что у нее
длинные, как у женщины, ногти.
- Сколько тебе лет? - спрашивает министр.
- Мне только девять, но я уже все знаю, мне даже неинтересно жить. В другом
мире мы уже не увидим цветов, в другом мире мы будем вместе, - говорит она,
бросая в воду остатки букета, затем оборачивается, и забрасывает ему на шею
свою смуглую тонкую руку.
Они сидят на корточках напротив друг друга и рука девушки притягивает тяжелую
голову министра и целует его в лоб. От леденящего холода е„ поцелуя Берия
просыпается и механически шарит вокруг, разыскивая пенсне, и в ту же секунду
звонит телефон. Ещ„ как следует не проснувшись, он снимает трубку.
- Кажется, эксперимент прошел удачно. Направляемся к вам.
- Очень хорошо, - говорит Берия и опускает трубку на рычаги аппарата.
Глава тридцать четвертая.
Тяжелый "Пакард" несется по утренним темным улицам на ближнюю дачу министра. В
машине Антон Иванович, рядом с ним на заднем и переднем сидении два офицера
охраны, у одного из них на коленях металлический ящик, прикованный к руке
браслетом. Антон Иванович сидит с закрытыми глазами, откинувшись на мягкие
кожаные подушки, и перед закрытым взором его проплывают пейзажи заснеженной
Лапландии. Кокетливые лыжницы в толстых свитерах, оленья упряжка, влекущая
деревянные сани, в которых разместились веселые мальчишки и девчонки, на ходу
они забирают руками снег, превращая его в маленькие ледяные снежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
транс, то вновь выходил из него, прочитанные речитативом криптографические
формулы успешно растворялись в воздухе, формируя заряженную массу воздействия
на этот объект. Ключ, открытый Мордохаем Спонариусом много веков назад,
отомкнул сейф со спрятанной в нем кинематографической лентой. И теперь сквозь
темную пелену разновеликих мыслей по черной, до бесконечности длинной
самоварной трубе, как по пневматической почте, взад и вперед через голову
Антона Ивановича летели картонные капсулы со свернутыми в рулон гравюрами
Шлимбаха, среди которых самой впечатляющей был титульный лист с "Бафометом",
существом с козлиной головой и женским торсом, сидящем на толстой змее.
Глава тридцать третья.
В спальной комнате Берии было почти темно, и только узкая полоска лунного
света проникала через окно, отрезая угол кровати, на которой лежал
могущественный монстр, создатель самой блестящей разведки мира. Перед сном
хозяин комнаты читал Достоевского. Это было хорошее издание Вольфа в
темно-вишневом матерчатом переплете с кожаными уголками. Раскрытая на середине
книга была повернута страницами вниз, а сверху лежало знаменитое золотое
пенсне. В последнее время Берия плохо спал, его мучили кошмары. Как только из
зыбкого пространства памяти исчезали образы реальных событий, с ним начинали
происходить жуткие вещи. И он, всесильный министр, никак не мог понять,
действительно ли это сон или какая-то другая реальность, существующая как бы
параллельно с действительностью. Реальность проводит его в строго охраняемые
зоны кошмара, что бы определить степень его, Берии, вины. Вины за то, что он
был не заурядным токарем на заводе "Электросила", а могущественным маршалом, в
подчинении которого находилась бесчисленная армия слуг и объектов, агентов,
резидентов, зон, лагерей и ударных строек, охраняемых дивизиями НКВД. Кровь!
Кровь ударяла в виски Лаврентия. Чужая кровь! И он, пытавшийся объяснить
самому себе свою собственную вынужденную жестокость, был бессилен в
оправдывании перед самим собой в этом то ли сне, то ли не сне, в том, что
пыталось стать частью его существа, несмотря на все меры предосторожности,
отделявшие самого министра от страданий приносимых в жертву людей. Последние
пять дней погружение в сон происходило по одному и тому же сценарию. Свист и
грохот выпущенных на волю стихий. Ужас возникал еще до момента, когда начинали
появляться реальные жители зазеркалья. Страшен был сам звук, поднимавшийся
вверх и стремительно падающий вниз. Звук, похожий на синтезированный сплав
миллионов человеческих голосов, душ, проходящих сквозь страшные, не
человеческие муки. Страшен был этот звук. В прохладном поту просыпался
Лаврентий Павлович от центростремительной силы этого звука, но не менее жутко
выглядели и рожи, окружавшие его в момент перехода от сильного визга к более
слабому. Выпученные красные глаза, когти и зубы, припадшие к самому его горлу.
Калейдоскоп рож был настолько отвратителен, что описать его с помощью языка
просто таки напросто было невозможно. И нельзя было передать, какой ужас
чувствовал засыпающий Берия. И даже, когда его человеческая воля, как будто
пользующаяся огромным ножом, разрезала материал сна, разрывала его на клочки,
даже несколько минут спустя после того, как кошмар в виде теплого липкого
"нечто" отплывал от кровати с красным балдахином, даже после этого сбросивший
сон организм сотрясался, как от сильного электрического удара. Нервная система
Берии была развинчена до предела. Устав засыпать и просыпаться от одного и
того же, он подолгу курил в кровати, иногда пил коньяк или вино и засыпал уже
только под утро. Но и этот утренний сон не приносил ему ничего хорошего. Уже
не понимал он, спит он или не спит, не понимал он, что происходит вокруг, но
видел он, как буквально из ниоткуда появляются в его спальне незнакомые хмурые
люди без головы в длинных серых одеждах. Они садятся к нему на кровать и
кладут на нее различные отрезанные части человеческих тел. Либо это руки от
плеча, либо ступня или кисть, нет только голов, они как бы не существуют
вообще, их не кладут на кровать и их не имеют тела, обкладывающие лежбище
монстра обрубками плоти. И вот, устав от бесконечных этих бессонниц, он решил
одним махом прекратить всю эту разнузданную вакханалию и, посоветовавшись со
своим врачом, принял на ночь большую дозу "веронала". Принял он "веронал" и
увидел хороший сон. Освещенная солнцем, кривая, как сабля, железобетонная
дамба врезается в морской залив. Низкие скалы подступают к самому берегу и,
сколько видит глаз, тянуться вдоль него до горизонта. Теплый морской ветер
несется в лицо, и маленькие брызги ложатся на синие брюки и белую рубашку
министра. Лаврентий Павлович щурится от солнца и видит, как на самом конце
этой огромной каменной сабли стоит худенькая темноволосая девчонка и бросает в
воду цветы. Она аккуратно отделяет каждый цветок от букета и опускает его в
спокойную воду залива. Министр поправляет пенсне и идет ей навстречу. Под
кожаными подошвами его лакированных башмаков поскрипывает морской песок. Он
доходит до конца мола, и садиться на корточки рядом с девчушкой. Она опускает
в воду цветы, а он наблюдает за е„ смуглой рукой и замечает, что у нее
длинные, как у женщины, ногти.
- Сколько тебе лет? - спрашивает министр.
- Мне только девять, но я уже все знаю, мне даже неинтересно жить. В другом
мире мы уже не увидим цветов, в другом мире мы будем вместе, - говорит она,
бросая в воду остатки букета, затем оборачивается, и забрасывает ему на шею
свою смуглую тонкую руку.
Они сидят на корточках напротив друг друга и рука девушки притягивает тяжелую
голову министра и целует его в лоб. От леденящего холода е„ поцелуя Берия
просыпается и механически шарит вокруг, разыскивая пенсне, и в ту же секунду
звонит телефон. Ещ„ как следует не проснувшись, он снимает трубку.
- Кажется, эксперимент прошел удачно. Направляемся к вам.
- Очень хорошо, - говорит Берия и опускает трубку на рычаги аппарата.
Глава тридцать четвертая.
Тяжелый "Пакард" несется по утренним темным улицам на ближнюю дачу министра. В
машине Антон Иванович, рядом с ним на заднем и переднем сидении два офицера
охраны, у одного из них на коленях металлический ящик, прикованный к руке
браслетом. Антон Иванович сидит с закрытыми глазами, откинувшись на мягкие
кожаные подушки, и перед закрытым взором его проплывают пейзажи заснеженной
Лапландии. Кокетливые лыжницы в толстых свитерах, оленья упряжка, влекущая
деревянные сани, в которых разместились веселые мальчишки и девчонки, на ходу
они забирают руками снег, превращая его в маленькие ледяные снежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45