И вот, замешкавшись на каком то отрезке пути, Артур Карлович
протягивает руку и просит Антона Ивановича помочь ему, но тот не обращает на
его слова никакого внимания и продолжает идти вперед. Скользит Артур Карлович,
вот-вот свалится в пропасть, цепляется за лед и ломает ногти. И ужас,
шевелящийся внутри, головкой змеи проникает в него сквозь легкие, забитые
холодным воздухом, сквозь почти невозможность дышать. Но не соскользнул Артур
Карлович в пропасть, заставил себя проснуться и увидел над головой тусклую
лампочку, горящую в четверть накала, как-то во время его сна подкрутил
реостат. Как следует разув глаза, он увидел, что металлический столик с
грязными тарелками исчез, а на столе лежит стопка бумаги и автоматическое
перо. Артур Карлович встал, походил по комнате и уселся за стол. За
какой-нибудь час он изложил все, что прочел в библиотеке ведьм на Градчанах.
Откинувшись на спинку стула, Артур Карлович немного пораскачивался на задних
ножках, погрыз колпачок авторучки и заметил, что свет в комнате прибавил в
накале. Буквально через несколько минут после того, как он закончил писать, в
замке задвигался ключ и дверь распахнулась. На пороге возник Антон Иванович,
он прошел в комнату, сделал несколько шагов, сел и закурил.
- Все написали, ничего не забыли? - спросил он с легкой иронией.
- Да, вроде бы, все.
- Ну и замечательно, идемте. Он подошел к столу и размял в пепельнице остаток
своей папиросы. Они шли по узкому, ярко освященному коридору. Антон Иванович
откашлялся и сказал:
- Я тут зайду на минутку по делу, а потом Вас догоню. Голос его два раза
свистнул на каких-то высоких гортанных нотках и переломился в конце фразы на
две половинки так, как будто его со всей силы ударили по шее ребром ладони.
- Идите вперед, - сказал охранник, и эта не грубая, а какая-то презрительная,
обреченная фраза вдруг в одну секунду разрушила все надежды.
Немного пропетляв по коридорам, охранник ввел Артура Карловича в ярко
освещенный каменный мешок, стены, пол и потолок которого были выкрашены густой
коричневой краской. Двигаться в таком помещении было нельзя, но в конце узкой
глухой стены стоял металлический стул, привинченный к полу. Артур Карлович сел
на него, а охранник сказал, что он должен подождать и что вскоре за ним
придут. Откинувшись на спинку, он прислонился головой к стене, и закрыл глаза.
Бесформенные пятна кирпичного цвета запрыгали перед закрытым взором. И вдруг
неожиданно для себя он вспомнил о маленьком мальчике в гольфах и пестрых
штанишках. Мальчик этот сидит на корточках на гранитной ступени канала, а
перед ним тихо дрожит черная петербургская вода, и мальчик этот он, Артур
Карлович, пожилой, подслеповатый человек, владеющий некоторыми секретами,
пытавшийся петь на оперной сцене, проработавший инженером в пароходной
компании и бухгалтером на Петроградском заводе Вульфа. И вот все события,
спрессованные в крайне короткий отрезок времени, промелькнули перед закрытым
взором за какую-то долю секунды, они промелькнули и растворились, ушли в это
волшебное никуда, туда - откуда приходит все и куда уходит это же все. Выстрел
в затылок из пистолета наган с близкого расстояния почти раскроил череп Артура
Карловича на две неравные половинки. Он медленно сполз со стула, и кривые
кровавые трещины расписали череп покойника подобно голубым рекам проходящих
линиями сквозь оба полушария земли.
Антон Иванович сидел за столом и читал страницы, последние страницы,
написанные покойником на этой земле. Прошло ещ„ несколько дней, и вот однажды
около трех часов утра топот солдатских сапог разрушил беспокойные сны
колдунов, заставив их приподняться с подушек, затем их собрали во дворе,
посадили в грузовики и повезли. Беспокойные, нервные люди, они чувствовали
приближающуюся развязку, но вдали от своих книг и атрибутики, сделать что-либо
были бессильны. Урчание и гортанные птичьи возгласы звучали под брезентовой
крышей грузовика. Несколько вооруженных людей блокировали борт автомашины,
отрезав колдунам дорогу к возможному бегству. Грузовик долго ехал по
асфальтированной ленте шоссе, затем свернул на проселочный тракт, наконец
машина остановилась. НКВДешник с добрым и открытым лицом выпрыгнул из кабины
грузовика и зажег электрический фонарь.
- Я отведу Вас в бункер, - громко сказал он, и цепочка озирающихся колдунов
пошла за ним так же, как в старой сказке вереница крыс пошла за юношей с
чудесной дудкой.
Бункер, в который спустились люди, представлял из себя заброшенный объект,
оставшийся от одного из бесконечных учений, которые красная армия регулярно
проводила на просторах бескрайней страны. На простом деревянном столе стояла
зажженная керосиновая лампа. Вокруг стола располагались сырые, серые от
времени лавки, на них и опустили колдуны свои беспокойные чуткие тела.
Опустили и принялись ждать. НКВДешник с добрым лицом ушел, предварительно
заперев дверь. Через несколько минут солдаты частей особого назначения тихо
окружили здание и, просунув стволы винтовок в узкие окна бункера, в
какие-нибудь несколько минут расстреляли несчастных. Когда процедура
закончилась, добрый НКВДешник, докурив папиросу до конца картонного мундштука,
поднял с земли два тонких провода и, посветив на них фонариком, снял с конца
одного намотанный кусочек изоляционной ленты и соединил оба контакта. Взрывная
волна подбросила вверх деревянные перекрытия, и трупы колдунов засыпало землею
и балками.
Глава семнадцатая.
Комната, в которой лежала Лина, была переделана в палату из узкого коридора.
Дверь на запасную лестницу была закрыта, а на ступеньках и лестничных
площадках лежали плотные брезентовые сумки с красными крестами и белые
маскировочные халаты. Ночью у Лины начались схватки и были они такими
сильными, что она несколько раз теряла сознание. Ребенок предчувствуя свое
великое предназначение с неистовой силой рвался вперед. Минутная стрелка
танковых часов с недельным заводом в приемном покое родильного дома
перевалилась за двенадцатичасовой рубикон. Дежурный врач, молодая,
кругленькая, темноволосая, с пучком редких волос стянутых сзади резинкой,
суетилась, расстилая салфетки, и раскладывая блестящие инструменты. На
электрической плитке в металлической ванночке кипела вода. Молодой муж Лины,
бесконечно влюбленный в не„, двигался по заснеженным московским улицам на
служебном хорьхе посольства. Редкие горящие окна глядели вслед уходящей машины
тускловатыми квадратными своими глазами. На коленях Линин супруг держал
тяжелый глиняный горшок с маленьким лимонным деревом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
протягивает руку и просит Антона Ивановича помочь ему, но тот не обращает на
его слова никакого внимания и продолжает идти вперед. Скользит Артур Карлович,
вот-вот свалится в пропасть, цепляется за лед и ломает ногти. И ужас,
шевелящийся внутри, головкой змеи проникает в него сквозь легкие, забитые
холодным воздухом, сквозь почти невозможность дышать. Но не соскользнул Артур
Карлович в пропасть, заставил себя проснуться и увидел над головой тусклую
лампочку, горящую в четверть накала, как-то во время его сна подкрутил
реостат. Как следует разув глаза, он увидел, что металлический столик с
грязными тарелками исчез, а на столе лежит стопка бумаги и автоматическое
перо. Артур Карлович встал, походил по комнате и уселся за стол. За
какой-нибудь час он изложил все, что прочел в библиотеке ведьм на Градчанах.
Откинувшись на спинку стула, Артур Карлович немного пораскачивался на задних
ножках, погрыз колпачок авторучки и заметил, что свет в комнате прибавил в
накале. Буквально через несколько минут после того, как он закончил писать, в
замке задвигался ключ и дверь распахнулась. На пороге возник Антон Иванович,
он прошел в комнату, сделал несколько шагов, сел и закурил.
- Все написали, ничего не забыли? - спросил он с легкой иронией.
- Да, вроде бы, все.
- Ну и замечательно, идемте. Он подошел к столу и размял в пепельнице остаток
своей папиросы. Они шли по узкому, ярко освященному коридору. Антон Иванович
откашлялся и сказал:
- Я тут зайду на минутку по делу, а потом Вас догоню. Голос его два раза
свистнул на каких-то высоких гортанных нотках и переломился в конце фразы на
две половинки так, как будто его со всей силы ударили по шее ребром ладони.
- Идите вперед, - сказал охранник, и эта не грубая, а какая-то презрительная,
обреченная фраза вдруг в одну секунду разрушила все надежды.
Немного пропетляв по коридорам, охранник ввел Артура Карловича в ярко
освещенный каменный мешок, стены, пол и потолок которого были выкрашены густой
коричневой краской. Двигаться в таком помещении было нельзя, но в конце узкой
глухой стены стоял металлический стул, привинченный к полу. Артур Карлович сел
на него, а охранник сказал, что он должен подождать и что вскоре за ним
придут. Откинувшись на спинку, он прислонился головой к стене, и закрыл глаза.
Бесформенные пятна кирпичного цвета запрыгали перед закрытым взором. И вдруг
неожиданно для себя он вспомнил о маленьком мальчике в гольфах и пестрых
штанишках. Мальчик этот сидит на корточках на гранитной ступени канала, а
перед ним тихо дрожит черная петербургская вода, и мальчик этот он, Артур
Карлович, пожилой, подслеповатый человек, владеющий некоторыми секретами,
пытавшийся петь на оперной сцене, проработавший инженером в пароходной
компании и бухгалтером на Петроградском заводе Вульфа. И вот все события,
спрессованные в крайне короткий отрезок времени, промелькнули перед закрытым
взором за какую-то долю секунды, они промелькнули и растворились, ушли в это
волшебное никуда, туда - откуда приходит все и куда уходит это же все. Выстрел
в затылок из пистолета наган с близкого расстояния почти раскроил череп Артура
Карловича на две неравные половинки. Он медленно сполз со стула, и кривые
кровавые трещины расписали череп покойника подобно голубым рекам проходящих
линиями сквозь оба полушария земли.
Антон Иванович сидел за столом и читал страницы, последние страницы,
написанные покойником на этой земле. Прошло ещ„ несколько дней, и вот однажды
около трех часов утра топот солдатских сапог разрушил беспокойные сны
колдунов, заставив их приподняться с подушек, затем их собрали во дворе,
посадили в грузовики и повезли. Беспокойные, нервные люди, они чувствовали
приближающуюся развязку, но вдали от своих книг и атрибутики, сделать что-либо
были бессильны. Урчание и гортанные птичьи возгласы звучали под брезентовой
крышей грузовика. Несколько вооруженных людей блокировали борт автомашины,
отрезав колдунам дорогу к возможному бегству. Грузовик долго ехал по
асфальтированной ленте шоссе, затем свернул на проселочный тракт, наконец
машина остановилась. НКВДешник с добрым и открытым лицом выпрыгнул из кабины
грузовика и зажег электрический фонарь.
- Я отведу Вас в бункер, - громко сказал он, и цепочка озирающихся колдунов
пошла за ним так же, как в старой сказке вереница крыс пошла за юношей с
чудесной дудкой.
Бункер, в который спустились люди, представлял из себя заброшенный объект,
оставшийся от одного из бесконечных учений, которые красная армия регулярно
проводила на просторах бескрайней страны. На простом деревянном столе стояла
зажженная керосиновая лампа. Вокруг стола располагались сырые, серые от
времени лавки, на них и опустили колдуны свои беспокойные чуткие тела.
Опустили и принялись ждать. НКВДешник с добрым лицом ушел, предварительно
заперев дверь. Через несколько минут солдаты частей особого назначения тихо
окружили здание и, просунув стволы винтовок в узкие окна бункера, в
какие-нибудь несколько минут расстреляли несчастных. Когда процедура
закончилась, добрый НКВДешник, докурив папиросу до конца картонного мундштука,
поднял с земли два тонких провода и, посветив на них фонариком, снял с конца
одного намотанный кусочек изоляционной ленты и соединил оба контакта. Взрывная
волна подбросила вверх деревянные перекрытия, и трупы колдунов засыпало землею
и балками.
Глава семнадцатая.
Комната, в которой лежала Лина, была переделана в палату из узкого коридора.
Дверь на запасную лестницу была закрыта, а на ступеньках и лестничных
площадках лежали плотные брезентовые сумки с красными крестами и белые
маскировочные халаты. Ночью у Лины начались схватки и были они такими
сильными, что она несколько раз теряла сознание. Ребенок предчувствуя свое
великое предназначение с неистовой силой рвался вперед. Минутная стрелка
танковых часов с недельным заводом в приемном покое родильного дома
перевалилась за двенадцатичасовой рубикон. Дежурный врач, молодая,
кругленькая, темноволосая, с пучком редких волос стянутых сзади резинкой,
суетилась, расстилая салфетки, и раскладывая блестящие инструменты. На
электрической плитке в металлической ванночке кипела вода. Молодой муж Лины,
бесконечно влюбленный в не„, двигался по заснеженным московским улицам на
служебном хорьхе посольства. Редкие горящие окна глядели вслед уходящей машины
тускловатыми квадратными своими глазами. На коленях Линин супруг держал
тяжелый глиняный горшок с маленьким лимонным деревом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45