И как бы с трудом пока ещ„ мыслящая часть старого
Карпа пыталась вытолкнуть из головы события, которые никогда с ним не
происходили. Фантом, представлявший интересы Нового Карпа, пущенный с силой и
упорством никогда не ошибающейся руки, взламывал смысловую систему координат
старого Карпа, постоянно насилуя уже зависимое сознание чужеродными и пока ещ„
отторгаемыми информационными моделями. Однако мутагенез, проводимый князем
мира сего, крупнейшим специалистом по генной инженерии, в конце концов, принес
свои результаты. Теперь уже не существовало старого Карпа. Растворенный в его
сознании и теле фантом так же перестал существовать, как самостоятельная
субстанция, и теперь только постаревший на несколько лет новый Карп Силыч
Сироткин с невообразимой для смертного сознания болью пытался понять, что же
произошло за эти несколько часов и почему ему так страшно, одиноко и тяжело. В
большой, неуютной квартире старого большевика Сироткина никогда не проживала
никакая божья тварь, но в прихожей над зеркалом были прибиты маленькие злобные
рожки, а в темной и душной спальне с постоянно закрытыми шторами на платяном
шкафу стояли два чучела, барсука и совы. Барсук был маленький, сухонький,
убитый ещ„ в конце девятнадцатого века, на деревянной подставке, к которой он
был прикреплен, была сделана надпись "Торговый дом Абачин и Орлов". У барсука
не хватало нескольких передних зубов, мех был в проплешинах, и если бы
домработница не снимала его со шкафа и не протирала каждую неделю влажною
тряпкой, то, вполне вероятно, барсук мог бы прожить ещ„ лет пятьдесят. Сова
была много больше барсука. Это была огромная мужская особь какого-то почти не
передаваемого красно-шоколадного цвета. На месте выпавшего стеклянного глаза
зияла черная, почти револьверная глубина. Помимо двух этих предметов у старого
Карпа был еще сын, рожденный вне брака, погибший в самом начале войны. И вот
это тяжелое, скучное утро. "Я не помню, когда я встал, и ложился ли я вообще",
- подумал Новый Карп, ощущая сильное черепное давление в области лба и
затылка. Онемевшие руки и ноги едва повиновались ему. С большими трудностями и
очень медленно оторвался Карп Силыч от кресла и подошел к окну. Перестал
падать снег и теперь из бесконечной стальной голубизны в лицо ему светило
белое и безжизненное солнце. Никогда ещ„ думы об одиночестве так сильно не
донимали коммуниста Сироткина. Постояв какое-то время под лучами холодного
солнца, Карп Силыч привел свои мысли в относительно логический порядок. Пока
еще плохо подчиняющееся тело медленно пропутешествовало по квартире.
Задержавшись в прихожей, тело его обратило внимание на ветхие, почти истлевшие
лохмотья, лежавшие на полу. Тот старый Карп уже ничего не помнил. Теперь он
только недоумевал: "Откуда взялась эта ветошь? Е„ место в мусорном ведре". И
он, нагнувшись, сгреб в кучу буквальные останки фантома, с удивлением отмечая,
как материал превращается в пыль. "Квартира моя плохо проветривается, вещи
истлевают на вешалках". Зайдя на кухню, он расчистил подоконник от кактусов и
растворил окно. Все утро и половину дня новый Карп чистил и убирал квартиру. И
не мог объяснить себе Карп Силыч, но чувствовал он, что с этого момента все
его тело начинает подчиняться пока ещ„ неведомой малопонятной цели. Открыв
сразу все окна, он изрядно выстудил старческое свое жилье. Выстудил он жилье,
сдул пыль с подоконников и в прямом смысле почувствовал внутри себя какое-то
новое, доселе неизвестное существо. Впрочем, так оно и было. Ведь энергия
тьмы, точно как и энергия света, приходит на землю из разных точек планетной
системы. Человек, получающий эту энергию и сублимирующий е„, как в случае с
посетившим фантомом, получает огромную сокрушительную силу, которая в
состоянии не только изменить систему самооценки, но даже поменять
биологический состав клетки. Впервые за много лет он с аппетитом пообедал. В
партийно-государственной иерархии Карп Силыч Сироткин был одним из
ответственных работников, курирующих табачную промышленность. Для страны,
ведущей такую большую войну, табак был сырьем почти стратегическим. Ибо все
знают, что значит для бойца перекур, когда рядом нет женщины, а вокруг гуляет
беспардонная смерть. Однако сам Карп Силыч никогда не курил, он нюхал табак,
дешевую крепкую пыль, исчезающую радость девятнадцатого столетия. Уже двадцать
с лишним лет по России шагала одна огромная нескончаемая победа и
старорежимная сироткинская привычка, больше подходящая к дооктябрьскому
надзирателю Бутырского замка, в лихое время ракетных минометов выглядела
анахронизмом.
И в этот воскресный, по-особому счастливый для Карпа день он не изменил своей
привычке. Понюхав зелье и раз двадцать чихнув, он снял телефонную трубку и
набрал номер своего старого друга Максима Максимовича Воробейчика, с которым
работал в ревкоме ещ„ во времена гражданской войны.
- Выслушай, друг Максим, иду к тебе как будто с новой душой, - сказал Карп
Силыч, ещ„ не понимавший, что души его как таковой уже не существует. Сам
Воробейчик жил в доме старых политкаторжан. Все в нем было спроектировано так,
что мысль о каторжных казематах возникала сама собой. Чрезвычайная узкость
лестничных пролетов, низкий, придавливающий потолок да и сами размеры дверей и
окон напоминали гостям и жильцам о мучительной жизни во время самодержавия.
Старый товарищ Сироткина Максим Максимович Воробейчик проживал в крошечной
двухкомнатной квартирке вместе с женой, тихой партийной старушкой, чем-то
напоминавшей Надежду Крупскую. Тот же бесцветный пучок волос и явная
некрасивость лица. Жертвенность - вот что было написано на лице этих женщин,
незатейливых спутниц основателей "народной воли". Незадолго до войны дом
политкаторжан сильно пощипали. Многие поехали в повторные, теперь уже в
советские, беспощадные ссылки, а иные, иные сложили головы на великом алтаре
коммунизма. Изрядно подчищенный дом заселили все те же сотрудники МГБ. И
теперь на каждого политкаторжанина приходился один потенциальный вертухай, или
конвойный, уж как кому нравится. А Воробейчиков не арестовывали по причине их
полной неактивности, и умереть они могли только естественной смертью. Войдя в
квартиру, новый Карп Силыч поздоровался с ветхим, дрожащим, как осиновый лист,
хозяином прошел в одну из двух маленьких комнат и сел на диван. Карп Силыч
отодвинул расшитые крестиками и розетками маленькие подушки и, откинувшись на
спинку дивана, заговорил. Он говорил о холоде, об одиночестве, о пустоте
своего дома, об отсутствии близкого человека и о том, что его, пламенного
борца с несправедливостью, родина не пускает на фронт, он говорил о том, что
ему уже много лет, и еще раз о тепле, об отсутствии тепла и о необходимости
тепла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Карпа пыталась вытолкнуть из головы события, которые никогда с ним не
происходили. Фантом, представлявший интересы Нового Карпа, пущенный с силой и
упорством никогда не ошибающейся руки, взламывал смысловую систему координат
старого Карпа, постоянно насилуя уже зависимое сознание чужеродными и пока ещ„
отторгаемыми информационными моделями. Однако мутагенез, проводимый князем
мира сего, крупнейшим специалистом по генной инженерии, в конце концов, принес
свои результаты. Теперь уже не существовало старого Карпа. Растворенный в его
сознании и теле фантом так же перестал существовать, как самостоятельная
субстанция, и теперь только постаревший на несколько лет новый Карп Силыч
Сироткин с невообразимой для смертного сознания болью пытался понять, что же
произошло за эти несколько часов и почему ему так страшно, одиноко и тяжело. В
большой, неуютной квартире старого большевика Сироткина никогда не проживала
никакая божья тварь, но в прихожей над зеркалом были прибиты маленькие злобные
рожки, а в темной и душной спальне с постоянно закрытыми шторами на платяном
шкафу стояли два чучела, барсука и совы. Барсук был маленький, сухонький,
убитый ещ„ в конце девятнадцатого века, на деревянной подставке, к которой он
был прикреплен, была сделана надпись "Торговый дом Абачин и Орлов". У барсука
не хватало нескольких передних зубов, мех был в проплешинах, и если бы
домработница не снимала его со шкафа и не протирала каждую неделю влажною
тряпкой, то, вполне вероятно, барсук мог бы прожить ещ„ лет пятьдесят. Сова
была много больше барсука. Это была огромная мужская особь какого-то почти не
передаваемого красно-шоколадного цвета. На месте выпавшего стеклянного глаза
зияла черная, почти револьверная глубина. Помимо двух этих предметов у старого
Карпа был еще сын, рожденный вне брака, погибший в самом начале войны. И вот
это тяжелое, скучное утро. "Я не помню, когда я встал, и ложился ли я вообще",
- подумал Новый Карп, ощущая сильное черепное давление в области лба и
затылка. Онемевшие руки и ноги едва повиновались ему. С большими трудностями и
очень медленно оторвался Карп Силыч от кресла и подошел к окну. Перестал
падать снег и теперь из бесконечной стальной голубизны в лицо ему светило
белое и безжизненное солнце. Никогда ещ„ думы об одиночестве так сильно не
донимали коммуниста Сироткина. Постояв какое-то время под лучами холодного
солнца, Карп Силыч привел свои мысли в относительно логический порядок. Пока
еще плохо подчиняющееся тело медленно пропутешествовало по квартире.
Задержавшись в прихожей, тело его обратило внимание на ветхие, почти истлевшие
лохмотья, лежавшие на полу. Тот старый Карп уже ничего не помнил. Теперь он
только недоумевал: "Откуда взялась эта ветошь? Е„ место в мусорном ведре". И
он, нагнувшись, сгреб в кучу буквальные останки фантома, с удивлением отмечая,
как материал превращается в пыль. "Квартира моя плохо проветривается, вещи
истлевают на вешалках". Зайдя на кухню, он расчистил подоконник от кактусов и
растворил окно. Все утро и половину дня новый Карп чистил и убирал квартиру. И
не мог объяснить себе Карп Силыч, но чувствовал он, что с этого момента все
его тело начинает подчиняться пока ещ„ неведомой малопонятной цели. Открыв
сразу все окна, он изрядно выстудил старческое свое жилье. Выстудил он жилье,
сдул пыль с подоконников и в прямом смысле почувствовал внутри себя какое-то
новое, доселе неизвестное существо. Впрочем, так оно и было. Ведь энергия
тьмы, точно как и энергия света, приходит на землю из разных точек планетной
системы. Человек, получающий эту энергию и сублимирующий е„, как в случае с
посетившим фантомом, получает огромную сокрушительную силу, которая в
состоянии не только изменить систему самооценки, но даже поменять
биологический состав клетки. Впервые за много лет он с аппетитом пообедал. В
партийно-государственной иерархии Карп Силыч Сироткин был одним из
ответственных работников, курирующих табачную промышленность. Для страны,
ведущей такую большую войну, табак был сырьем почти стратегическим. Ибо все
знают, что значит для бойца перекур, когда рядом нет женщины, а вокруг гуляет
беспардонная смерть. Однако сам Карп Силыч никогда не курил, он нюхал табак,
дешевую крепкую пыль, исчезающую радость девятнадцатого столетия. Уже двадцать
с лишним лет по России шагала одна огромная нескончаемая победа и
старорежимная сироткинская привычка, больше подходящая к дооктябрьскому
надзирателю Бутырского замка, в лихое время ракетных минометов выглядела
анахронизмом.
И в этот воскресный, по-особому счастливый для Карпа день он не изменил своей
привычке. Понюхав зелье и раз двадцать чихнув, он снял телефонную трубку и
набрал номер своего старого друга Максима Максимовича Воробейчика, с которым
работал в ревкоме ещ„ во времена гражданской войны.
- Выслушай, друг Максим, иду к тебе как будто с новой душой, - сказал Карп
Силыч, ещ„ не понимавший, что души его как таковой уже не существует. Сам
Воробейчик жил в доме старых политкаторжан. Все в нем было спроектировано так,
что мысль о каторжных казематах возникала сама собой. Чрезвычайная узкость
лестничных пролетов, низкий, придавливающий потолок да и сами размеры дверей и
окон напоминали гостям и жильцам о мучительной жизни во время самодержавия.
Старый товарищ Сироткина Максим Максимович Воробейчик проживал в крошечной
двухкомнатной квартирке вместе с женой, тихой партийной старушкой, чем-то
напоминавшей Надежду Крупскую. Тот же бесцветный пучок волос и явная
некрасивость лица. Жертвенность - вот что было написано на лице этих женщин,
незатейливых спутниц основателей "народной воли". Незадолго до войны дом
политкаторжан сильно пощипали. Многие поехали в повторные, теперь уже в
советские, беспощадные ссылки, а иные, иные сложили головы на великом алтаре
коммунизма. Изрядно подчищенный дом заселили все те же сотрудники МГБ. И
теперь на каждого политкаторжанина приходился один потенциальный вертухай, или
конвойный, уж как кому нравится. А Воробейчиков не арестовывали по причине их
полной неактивности, и умереть они могли только естественной смертью. Войдя в
квартиру, новый Карп Силыч поздоровался с ветхим, дрожащим, как осиновый лист,
хозяином прошел в одну из двух маленьких комнат и сел на диван. Карп Силыч
отодвинул расшитые крестиками и розетками маленькие подушки и, откинувшись на
спинку дивана, заговорил. Он говорил о холоде, об одиночестве, о пустоте
своего дома, об отсутствии близкого человека и о том, что его, пламенного
борца с несправедливостью, родина не пускает на фронт, он говорил о том, что
ему уже много лет, и еще раз о тепле, об отсутствии тепла и о необходимости
тепла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45