ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вспыхнул экран. Министру показывали американскую
картину. "Серенада солнечной долины", где красивые лыжники спускались с гор
по отлогим голубым снегам где-то далеко - далеко в таком месте, которое,
может быть, и не существует на карте.

Глава девятая.
Поздно вечером Лина и Александр возвращались из ресторана. Умиротворенные
едой и спокойствием вечера они не спеша, двигались по городу и беседовали.
- Между прочим, я не знаю, кто я по национальности. Вы же знаете моего
отца, согласитесь, что человек он более чем странный.
- Да, это есть, но он научил меня пользоваться книгами.
- Ну, так вот, Александр, я не знала матери и не знаю отца. Если уж
говорить о существе дела, то я не хотела ехать сюда, но он очень просил
отвести Вам эти книги и вероятно, - она выдержала паузу, - вероятно, он
хотел, что бы я с Вами познакомилась.
- Ну и что, в этом же нет ничего плохого.
Лина промолчала, она шла впереди, демонстративно отмахивая рукой. - Мне уже
двадцать четыре года, он переживает за меня и хочет, чтобы я вышла замуж.
Может быть, он хочет, чтобы я вышла замуж за вас? А ведь я подданная
Швейцарии и, насколько понимаю, брак с иностранкой для офицера СС вещь
невозможная.
- Ладно, я подам в отставку, - пошутил Александр.
Уже у себя в спальне Александр раскрыл саквояж с книгами, который привезла
Лина, и оторопел. На дне его лежала корона, черно-красный материал и письмо.
"После двенадцати ночи моя дочь Лина станет Лилит. Семя, которое ты
передашь ей, нужно для продолжения дела, ведь главный изъян закрытых
пространств это отсутствие воздуха. Она должна понести! Живая частичка твоя
- это залог нашего могущества".
Александр ещђ раз перечитал письмо сел в кресло и закурил. Была половина
двенадцатого. Посидев немного, он встал и подошел к окну. Открыв его, он
выглянул на улицу и увидел, что в комнате гостьи горит свет. "Готовится", -
промелькнуло у Александра, возрастающее волнение не давало мыслям
окрепнуть. В сознании Александра все расплывалось. "Неужели она Лилит,
этого не может быть". И вдруг он отчетливо услышал, как кто-то рядом с ним
сказал: "Дневное солнце - это не то солнце, которое появляется ночью". Он
вытащил из саквояжа материал, который оказался плащом, на задней стороне
его находилась красная пятиугольная звезда, затем достал и корону она была
старая и тяжелая, сделанная из золотого металла. Шесть пятиугольных звезд
украшали обруч короны.
"Власть. Власть, а зачем она мне, меня интересует невидимое и правила игры
с ним, потом, когда я научусь пользоваться этими знаниями, я могу потерять
к ним всякий интерес. Но будет поздно". В начале первого он услышал, как
заскрипели на лестнице деревянные ступени. "Вот оно начинается", - успел
подумать он и в ту же секунду дверь распахнулась. Лилит была на пороге. На
ней была черная полумаска и черный пояс с чулками. Лифчика и трусов у нее
не было. Едва заметная улыбка блуждала у нее на лице. Перешагнув порог,
Лилит закрыла глаза и наклонила голову. Александр взял корону и надел еђ на
голову девушки, на плечи еђ он накинул черно-красную мантию. Медленно
подойдя к креслу, Лилит села в него, закинув ноги на подлокотники. Было уже
утро, когда она закончила терзать Александра. Только теперь он внимательно
рассмотрел еђ. Первое впечатление было обманчивым. Лилит была совсем не
такой хрупкой, какой показалась в начале. Эта женщина в короне со звездами
была крупной плотоядной самкой. "Бедное мое тело, во мне совсем не осталось
сил", думал Александр, смотря на свой измученный увядший цветок.
- Думаю, что-то у нас получилось, - сказала она и усмехнулась. На
горбоносое лицо еђ падал отсвет нового дня. -Гибель Германии будет подобна
гибели Атлантиды, и она уже началась.
- Послушайте, Лина, я кое-что хочу сказать вам.
- Я не Лина, и вы ничего не хотите сказать мне, вы просто хотите спать, -
сказала она и вышла из комнаты. Потом Александр заснул, когда он проснулся,
был уже вечер, и он забыл абсолютно все, что произошло с ним за эту
удивительную ночь.

Глава десятая.
Атон Иванович рассматривал пустоту огромного своего кабинета и пытался
осмыслить свое занятие с точки зрения определенной полезности для
диалектики.
"Нет правил, нет критериев, та огромная информация, которой мы обладаем,
практически не систематизируется. Мы занимаемся тем же, чем занимались
средневековые схоластики, они искали точку опоры в каждой философской
модели, и каждый раз эта точка оказывалась ложной. Бессмысленные
эксперименты, они ничего не приносят. Чудеса при всей кажущейся доступности
выполняют какую-то свою одним им понятную роль. Почему это происходит? В
чем секрет этой проблемы? За столько лет интенсивного контроля такие
ничтожные результаты". На утро была назначена встреча с Милером, которого
везли из подмосковного санатория, и Антон Иванович с досадой думал о том,
что эта встреча перерастет в малозначительную болтовню. Он придвинул
поближе холодный стакан с чаем и закурил. Синие клубы дыма окутали кабинет.
"Я знаю немецкий, я так его знаю, как наверное не знаю русский. Я бы мог
работать с агентурой, да что там агентура, я бы с языками пошел работать,
только бы не заниматься этой хреновиной", - думал Антон Иванович, беда
которого заключалась в неполном понимании того, что происходит вокруг него.
Его вера в справедливость и любовь к Родине была главным препятствием к
успеху и постижению результата. Антона Ивановича оторвал от раздумий
заговоривший селектор. Милер был в приемной, и он бросился убирать со стола
лишние предметы: машинку для скручивания папирос, табак, бумагу, части
разобранного для чистки вальтера и кучу красновато желтых патрон с зелеными
ободками. Вошел Миллер. Антон Иванович не видел его несколько недель, за
это время лицо и весь внешний облик подопечного существенно изменились.
Теперь он уже не выглядел заложником из блокадного города. Осмысленно
комфортное выражение лица наводило на мысль о разнообразных полезных
продуктах, скормленных ему.
- Как Вы себя чувствуете?
- Я удивлен.
- Чем же?
- Ну как чем? Я живу в отдельном флигеле, три комнаты, терраса, телефон,
камин, вокруг сосны и тишина. Обеды! Такие обеды я ел до войны. В Эрмитаже
до нашествия была замечательная столовая. Прикрепленные могли ей
пользоваться. Там была интересная публика, с ней было приятно сидеть.
- Значит, приятная публика, - переспросил Антон Иванович, раскручивая между
большим и указательным пальцем толстый шестигранный карандаш. Миллер ничего
не ответил и заговорил сам.
- Ведь я, Вы поймете меня, я занимался столоверчением и гаданием на колоде
"Торо", а то, что я делал те серьезные опыты, которые я ставил до
революции, они ведь сейчас невозможны, к тому же моя нынешняя религиозность
к этому не располагает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45