После этого
Георг погрузился в горячую ванну. Когда тело распарилось, и поры открылись,
он натер себя смесью земли и тазобедренных костей ведьмы. Через несколько
минут появилась страшная ломота в суставах, кожа вспыхнула огнем, стала
подниматься температура. Так продолжалось несколько часов, затем
температура упала, жжение и ломота исчезла, и Георг заснул. Через несколько
дней, в полнолуние, наконец-то перешагнувший через себя Георг овладел своей
дочерью.
Глава двенадцатая.
Зеркало в стиле модерн было сделано в виде змееобразной фигуры тролля,
цветные эмалевые стершиеся от времени когти кокетливо поджаты, черные
глазки блестят и выглядят, как живые. Низкие облака проплывают над Прагой и
отражаются в этом волшебном зеркале, острые шпили соборов разрывают мягкую
плоть облаков.
Утопающий в стеклянном тумане безлюдный фантастический город смотрел на мир
снисходительной улыбкой мудрости и покоя. На шестьдесят пятом году жизни
Цимера волновал пейзаж города так же, как и много лет назад, когда он
двухлетним малышом первый раз выглянул в это окно. За четыре века дом, в
котором он жил многократно перестраивался внутри, однако готический фасад
здания не менялся. На первом этаже помещалась мастерская и часовой магазин.
Сквозь открытую форточку, до глуховатого Цимера доносилась отчетливая
немецкая речь. Спустившись вниз, он включил электрический чайник и свет над
конторкой. Первым в дверь постучался немецкий мотоциклист с месяцеобразной
бляхой на груди. Он протянул Цимеру дешевые часики, которые выпускались
миллионами, в этих часах даже не было рубиновых камней. Цимер без всякого
интереса сковырнул крышку и углубился в механизм, это были неинтересные
часы, примитивные, как будильник, он быстро справился с ними, и вскоре
солдат ушел. Но зато следующий посетитель поразил много повидавшего
часовщика. Широкополая шляпа, какие сто лет назад носили бродячие
музыканты, закрывала половину его лица. Странная одежда, толи фрак,
переходящий в пальто, то ли пальто, переходящее во фрак, была на нем и в
довершение облика старомодные черно-белые башмаки, один из которых был явно
больше другого. Этот худой и высокий господин, похожий на дирижера
симфонического оркестра, вынул из внутреннего кармана крупную золотую
луковицу на массивной золотой цепи. На эмалевом циферблате с затейливо
выписанными арабскими цифрами был нарисован Бафомет, древний символ темной
стихии. Цимер сразу понял, что часы эти старые, ценные и очень дорогие, и
сделаны не менее двух веков назад.
- Хочу располагать этим временем, - произнес человек в черном, и грустная,
едва уловимая улыбка пробежала по его тонким губам.
- Посмотрим, - сказал Цимер и открыл заднюю крышку, за которой находилась
ещђ одна, представляющая головоломку, в центре ее была расположена
маленькая пятиконечная звезда, и, как понял Цимер, золотой столбик с
рубином надо было перевести с края головоломки в центр. Механизм часов был
сломан, это был очень сложный механизм, раньше Цимер таких не встречал.
- Попробую что-нибудь сделать, - тихо сказал Цимер, погружаясь во
внутренности прибора.
- Пожалуйста, постарайтесь, мне необходимо получить это время, - промолвил
симфонический дирижер и вышел из мастерской на негнущихся ногах.
Днем Цимер принимал немногочисленных посетителей. Каждый раз, как
захлопывалась дверь и успокаивался колокольчик, он вынимал часы и через
лупу рассматривал их под сильной электрической лампой. С виду механизм был
абсолютно здоров и, казалось, часы вот-вот задвигают стрелками. Цимер
прогрел часы над лампой и провернул заводной ключ, и как будто маленькое
медное эхо зазвучало во внутренностях механизма, потом он тронул маятник,
но золотой полумесяц качнулся и замер. "Не понимаю", - пробурчал Цимер,
- "На взгляд механизм не имеет дефектов". Так размышляя, он стал рассеянно
передвигать столбик головоломки. Через некоторое время Цимер оказался в
середине звезды, столбик сложился и ушел внутрь, а маленькие золотые
пластинки, похожие на пластинки в фотографическом объективе, закрыли
отверстие в центре звезды. И часы пошли, застучал механизм и Цимеру
показалось, что все его тело наполнено разновеликими шестеренками, которые
вдруг ожили и завертелись, а на груди у него закружились огромные жирные
стрелки, это были руки Цимера привинченные к центру груди. Он почти
физически ощутил, как внутри его тела начинают движение раскаленные
металлические колеса. Тысячи шестеренок жили и двигались в теле его, но
стрелки-руки, прибитые к груди, двигались в обратном направлении. Это время
дьявола. Стрелка, бегущая в обратную сторону, слова читаемые наоборот,
мужские имена у женщин и женские имена у мужчин, инфернализация сознания,
все это он с разнообразными своими приемами, это был он в одежде
провинциального дирижера. И с каждой ускользающей в обратном направлении
секундой его сознание становилось все менее подвластным ему. Прожитые
когда-то минуты реанимировали мертвые клетки, время побежало вспять. И из
этого мертвого времени, которое вдруг стало как бы живым, стали появляться
давно исчезнувшие минуты и дни. Бежавшие в обратном направлении стрелки
воплощали в его сознании другой, исчезнувший мир. Сам Цимер, заключенный
как бы под стеклянный колпак, наблюдал за сменой лет и эпох. Одежда
проходящих по улице терпела изменения, она становилась все более затейливой
и не современной, изменялись модели автомашин и повозок, изменилась
противоположная сторона улицы. Находящийся напротив дом стали разбирать, и
за несколько оборотов стрелки вокруг циферблата он полностью исчез. Вместо
электрических фонарей появились газовые, а затем керосиновые. По улице
маршировали войска и двигались траурные катафалки, и смеющаяся публика
разных эпох появлялась на свет из могил, из того, что уже представляло
собой состояние небытия. Находящийся в неподвижности Цимер чувствовал
огромную усталость. В доме его поменялась конфигурация окон, они стали уже
и добавились дополнительные переплеты. Теперь по улице двигались рыцари и
повозки с осадными мортирами. Цимер сообразил, что стрелки довели его до
тридцатилетней войны. Но вот они замедлили бег и наконец остановились
совсем. По-прежнему вокруг были рыцари и бронированные лошади в шорах.
Цимер почувствовал, как тяжесть, как бы лежавшая на плечах, куда-то уходит.
Он оторвался от кресла и взял в руки золотую луковицу часов, ему
показалось, что в голове у него вспыхнула электрическая лампочка и осветила
часть текста, написанного мелом на темном стекле.
"Башня в старом городе перед мостом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Георг погрузился в горячую ванну. Когда тело распарилось, и поры открылись,
он натер себя смесью земли и тазобедренных костей ведьмы. Через несколько
минут появилась страшная ломота в суставах, кожа вспыхнула огнем, стала
подниматься температура. Так продолжалось несколько часов, затем
температура упала, жжение и ломота исчезла, и Георг заснул. Через несколько
дней, в полнолуние, наконец-то перешагнувший через себя Георг овладел своей
дочерью.
Глава двенадцатая.
Зеркало в стиле модерн было сделано в виде змееобразной фигуры тролля,
цветные эмалевые стершиеся от времени когти кокетливо поджаты, черные
глазки блестят и выглядят, как живые. Низкие облака проплывают над Прагой и
отражаются в этом волшебном зеркале, острые шпили соборов разрывают мягкую
плоть облаков.
Утопающий в стеклянном тумане безлюдный фантастический город смотрел на мир
снисходительной улыбкой мудрости и покоя. На шестьдесят пятом году жизни
Цимера волновал пейзаж города так же, как и много лет назад, когда он
двухлетним малышом первый раз выглянул в это окно. За четыре века дом, в
котором он жил многократно перестраивался внутри, однако готический фасад
здания не менялся. На первом этаже помещалась мастерская и часовой магазин.
Сквозь открытую форточку, до глуховатого Цимера доносилась отчетливая
немецкая речь. Спустившись вниз, он включил электрический чайник и свет над
конторкой. Первым в дверь постучался немецкий мотоциклист с месяцеобразной
бляхой на груди. Он протянул Цимеру дешевые часики, которые выпускались
миллионами, в этих часах даже не было рубиновых камней. Цимер без всякого
интереса сковырнул крышку и углубился в механизм, это были неинтересные
часы, примитивные, как будильник, он быстро справился с ними, и вскоре
солдат ушел. Но зато следующий посетитель поразил много повидавшего
часовщика. Широкополая шляпа, какие сто лет назад носили бродячие
музыканты, закрывала половину его лица. Странная одежда, толи фрак,
переходящий в пальто, то ли пальто, переходящее во фрак, была на нем и в
довершение облика старомодные черно-белые башмаки, один из которых был явно
больше другого. Этот худой и высокий господин, похожий на дирижера
симфонического оркестра, вынул из внутреннего кармана крупную золотую
луковицу на массивной золотой цепи. На эмалевом циферблате с затейливо
выписанными арабскими цифрами был нарисован Бафомет, древний символ темной
стихии. Цимер сразу понял, что часы эти старые, ценные и очень дорогие, и
сделаны не менее двух веков назад.
- Хочу располагать этим временем, - произнес человек в черном, и грустная,
едва уловимая улыбка пробежала по его тонким губам.
- Посмотрим, - сказал Цимер и открыл заднюю крышку, за которой находилась
ещђ одна, представляющая головоломку, в центре ее была расположена
маленькая пятиконечная звезда, и, как понял Цимер, золотой столбик с
рубином надо было перевести с края головоломки в центр. Механизм часов был
сломан, это был очень сложный механизм, раньше Цимер таких не встречал.
- Попробую что-нибудь сделать, - тихо сказал Цимер, погружаясь во
внутренности прибора.
- Пожалуйста, постарайтесь, мне необходимо получить это время, - промолвил
симфонический дирижер и вышел из мастерской на негнущихся ногах.
Днем Цимер принимал немногочисленных посетителей. Каждый раз, как
захлопывалась дверь и успокаивался колокольчик, он вынимал часы и через
лупу рассматривал их под сильной электрической лампой. С виду механизм был
абсолютно здоров и, казалось, часы вот-вот задвигают стрелками. Цимер
прогрел часы над лампой и провернул заводной ключ, и как будто маленькое
медное эхо зазвучало во внутренностях механизма, потом он тронул маятник,
но золотой полумесяц качнулся и замер. "Не понимаю", - пробурчал Цимер,
- "На взгляд механизм не имеет дефектов". Так размышляя, он стал рассеянно
передвигать столбик головоломки. Через некоторое время Цимер оказался в
середине звезды, столбик сложился и ушел внутрь, а маленькие золотые
пластинки, похожие на пластинки в фотографическом объективе, закрыли
отверстие в центре звезды. И часы пошли, застучал механизм и Цимеру
показалось, что все его тело наполнено разновеликими шестеренками, которые
вдруг ожили и завертелись, а на груди у него закружились огромные жирные
стрелки, это были руки Цимера привинченные к центру груди. Он почти
физически ощутил, как внутри его тела начинают движение раскаленные
металлические колеса. Тысячи шестеренок жили и двигались в теле его, но
стрелки-руки, прибитые к груди, двигались в обратном направлении. Это время
дьявола. Стрелка, бегущая в обратную сторону, слова читаемые наоборот,
мужские имена у женщин и женские имена у мужчин, инфернализация сознания,
все это он с разнообразными своими приемами, это был он в одежде
провинциального дирижера. И с каждой ускользающей в обратном направлении
секундой его сознание становилось все менее подвластным ему. Прожитые
когда-то минуты реанимировали мертвые клетки, время побежало вспять. И из
этого мертвого времени, которое вдруг стало как бы живым, стали появляться
давно исчезнувшие минуты и дни. Бежавшие в обратном направлении стрелки
воплощали в его сознании другой, исчезнувший мир. Сам Цимер, заключенный
как бы под стеклянный колпак, наблюдал за сменой лет и эпох. Одежда
проходящих по улице терпела изменения, она становилась все более затейливой
и не современной, изменялись модели автомашин и повозок, изменилась
противоположная сторона улицы. Находящийся напротив дом стали разбирать, и
за несколько оборотов стрелки вокруг циферблата он полностью исчез. Вместо
электрических фонарей появились газовые, а затем керосиновые. По улице
маршировали войска и двигались траурные катафалки, и смеющаяся публика
разных эпох появлялась на свет из могил, из того, что уже представляло
собой состояние небытия. Находящийся в неподвижности Цимер чувствовал
огромную усталость. В доме его поменялась конфигурация окон, они стали уже
и добавились дополнительные переплеты. Теперь по улице двигались рыцари и
повозки с осадными мортирами. Цимер сообразил, что стрелки довели его до
тридцатилетней войны. Но вот они замедлили бег и наконец остановились
совсем. По-прежнему вокруг были рыцари и бронированные лошади в шорах.
Цимер почувствовал, как тяжесть, как бы лежавшая на плечах, куда-то уходит.
Он оторвался от кресла и взял в руки золотую луковицу часов, ему
показалось, что в голове у него вспыхнула электрическая лампочка и осветила
часть текста, написанного мелом на темном стекле.
"Башня в старом городе перед мостом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45