- Потанцуйте со мной, - попросила Лилит и Виктор, пригласивший ее к столу,
встал и протянул ей руку. - Я хочу пригласить Вас в гости, - проговорила она,
прижимаясь к ведущему ее партнеру.
- Весь наш стол, всех?
- Да нет же, только вас. Поедете?
- Поеду.
Получив согласие, она прекратила танец, подошла к столу и сказала: - Я похищаю
у вас друга. Он обещал оказать мне одну услугу.
- Какую это? - спросил маленький худенький Петя, имя которого так легко
отгадала Лилит.
- Это наша с ним тайна, - сказала она, и злая, холодная усмешка скользнула по
ее губам, как маленькая змейка.
Глава сорок третья.
Приехав домой, Лилит завела случайного мужчину на кухню, включила радио и
поставила на стол недопитую бутылку вина. Покрутив настройку, она нашла
симфоническую музыку, которая как-то быстро закончилась. Пошли новости. Диктор
зачитывал обращение Фиделя Кастро к гражданам Кубы, первой свободной страны
Латинской Америки. Поговорив о печальном наследии режима Батисты, диктор
углубился в риторику. Удары сыпались на голову империалистов, скупые,
бесцветные слова мусорной кучей ложились на стол, за которым сидели Виктор и
Лилит.
- Как ты меня выбрала?
- Ну, выбрала и все. Я знала, что ты подойдешь ко мне.
- Откуда?
- Знала и все.
- И я подошел?
- Да, и ты подошел.
- Это страсть, скажи мне, что это было?
- Ну, как бы получше объяснить тебе …
- Ну, объясни как - нибудь.
- Я пожелала тебя, и ты подошел. Сила моего желания заставила тебя встать и
пригласить меня за свой столик.
- Ты колдунья?
- Да, я что не похожа?
- Не очень.
- Ну, тогда внимательно смотри мне в глаза.
И вот с глазами ее стали происходить невероятные, ранее никогда не виданные
Виктором преображения. Из двух зеленых они превратились в черные, затем в
голубые, и, наконец, в красные, последние были самыми страшными, а потом цвет
их стал совмещаться, красный с зеленым, желтый с синим, и вот радужный свет,
многовеличие радуги, и от одного глаза Лилит - Натали до другого, поднимаясь
над переносицей, возникло радужное полукольцо.
"Действительно, колдунья", - подумал молодой мужчина, состояние которого можно
было охарактеризовать, как полуобморочное. Но вот Лилит - Натали опустила
глаза, по телу ее прошла сильная дрожь, и медленно сопровождаемое судорогами
лицо девушки приобрело обычное выражение меланхолической иронии и покоя.
- Идем за мной, - сказала она и пошла в спальню. Подойдя к шкафу, она
распахнула дверцу и вытащила кожаный ремень. Протянув ремень молодому мужчине,
она сказала: - Я взойду на ложе, а ты, ты, - она обернулась и уперлась ему в
грудь указательным пальцем, - ты привяжешь мои руки к кровати.
Она легла на спину и вытянула руки над головой, полежав мгновение,
перевернулась на живот, встала на четвереньки и схватилась за тонкую
перекладину железной кровати. Мужчина соединил ее руки ремнем и закрепил
ремень на металлической перекладине. "Это ведьма. Надо бы уйти", - решил
Виктор, в котором сексуальный инстинкт подавлялся инстинктом самосохранения.
- Если убежишь, умрешь, - сказала Лилит, скрипнув зубами. - Раздень меня.
И он стал раздевать ее.
Оставшись совершенно голой, она встала на колени и, опустив голову на подушку,
выставила зад, покрутив им, она вопросительно посмотрела на Виктора, который
молчал, прислонившись к стене. Вращающийся зад ее был похож на пляшущий на
волнах бочонок.
- Ты сейчас покроешь меня, я очень хороша, я стану для тебя незабываемой
женщиной.
Обреченно, как солдат штрафного батальона, пристроился он к ее заду и,
вздохнув, вошел в ее лоно.
- Не кончай, не кончай, - шептала ведьма, и молодой мужчина продолжал
услаждать ее ненасытное тело.
Теперь его разум полностью зависел от ее команд, произносимых с каким - то
шипящим свистом. Теперь с ее помощью он мог изменять температуру тела, она
возрастала пропорционально частоте фрикций. Лилит не меняла позу, она не
переворачивалась на спину. Таким образом, уже три часа она находилась в
неудобном переломленном состоянии, которое вероятно вполне устраивало ее. В
начале четвертого часа Лилит легла на живот и заставила Виктора проникнуть в
свое анальное отверстие, которое оказалось на удивление влажным и
располагающим к различным движениям.
- Быстрее, быстрее, еще быстрее! И весь далеко не маленький член ее живого
орудия проникал в нее, создавая абсолютное равенство, почти свободу и братство
между двумя отверстиями в нижней, самой сокровенной части Лилит.
- Быстрее, быстрее! - подгоняет она и что-то бормочет и Виктор, отыскивающий
внутри себя невидимую середину между страхом и наслаждением, начинает
подмечать своим полупарализованным сознанием, что окончания произносимых ей
слов начинают подменяться на нечленораздельный скрежет и свист.
Но постепенно и эти слова заменяются другими, произносимыми на незнакомом
языке. Смысл этих слов теряется в глубине веков.
- Армагеддон! Армагеддон! Можешь кончать, - произносит Лилит тоном приказа, и
долго сдерживаемый поток спермы заполняет анальное отверстие дочери князя мира
сего. И сразу же после того. Как у него закончились судороги она сказала:
- Одевайся и уходи. - И когда он, не попадая в штанину и путая пуговицы,
закончил свой туалет, Лилит добавила: - И забудь дорогу сюда!
Когда мужчина ушел, она зубами развязала узел на кожаном ремне и перевернулась
на спину. Сладострастные судороги пробежали по ее совершенному телу. Если бы
даже Лилит была помещена как черная кошка в темную комнату, а из светлой к ней
бы входил мужчина с полномочиями на один час, а за ним бы входил следующий, и
так все двадцать четыре часа, то и тогда, учитывая страстность Лилит, первый
никогда не узнал бы что он первый, а последний никогда бы не узнал, что он был
последним. Было четыре часа утра. В окна заглядывал уже прохладный осенний
рассвет. Лилит - Натали спала совсем немного и проснулась оттого, что перед
лицом ее пронесся сильный источник тепла. У нее запылали щеки так, будто бы
она низко наклонилась над костром или испытала острое чувство стыда. Она
открыла глаза и увидела, что вся комната заполнена солнечным светом. И сон ее,
великолепный, мягкий послелюбовный сон, исчез быстро и сразу, будто его и не
было вовсе. Лилит подошла к окну и выглянула во двор. Безголовая, залитая
солнцем статуя была прекрасна трагической своей бессмысленностью. "Стоит ли
задумываться над тем, что произошло? Пожалуй, что нет. А жалеть, жалеть
кого-либо? Пожалуй, этого делать не стоит. Любить же я не хочу, хотя и слышу
вокруг бесконечное это слово, перемноженное на пустоту.
Мягкая плоть хлеба, плоть красивого тела, невидимая плоть уюта и тепла. Страх,
животный страх потерять эти сокровища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45