«Любовь моя! Завтра я надеялась увидеться и поговорить с тобой, но это невозможно. Я очень несчастна. Моя мать знает, что ты участвуешь в шествии со своим отрядом всадников, и не разрешила мне выходить днем на улицу, а вечером не пускает меня на бал.
Если ты любишь меня, если хочешь доставить мне радость поговорить с тобой и даже пожать твою руку, завтра в полночь я буду ждать тебя у оконной решетки на первом этаже нашего дома. Придешь?
Надеюсь, что придешь, ведь ты не захочешь, чтобы я умерла с горя в тот день, когда все будут радоваться и веселиться.
Твоя до гроба Ана».
- А на словах твоя сеньора ничего не велела передать? - спросил Энрике, прочитав письмо до конца.
- Сеньор, молодая госпожа говорит, что целует руки сеньору и что вы ее господин; и еще говорит, завтра молодой госпоже нельзя выйти, нельзя видеть сеньора. А в полночь она будет ждать у решетки внизу, у окна, что выходит на улицу, в такое время, когда старая госпожа ляжет спать.
- Отлично. И ты думаешь, ей удастся прийти туда?
- Да, мой сеньор. Это комната Фасикии, кормилицы молодой госпожи. Она знает все дела сеньоры так же хорошо, как я. Фасикия постережет, чтобы не пришла старая госпожа.
- Тогда скажи молодой госпоже, что я не пишу ей, потому что ты вручил мне письмо на улице. Но скорее солнце завтра не встанет, чем я не приду на свидание.
Дон Энрике достал из роскошного кошелька золотую монету и, протянув ее негритенку, ласково добавил:
- Беги и не забудь, что я сказал тебе.
- Нет, мой сеньор, - ответил негр и, поцеловав монету, выбежал на улицу.
Дон Энрике бережно спрятал записку и вышел. Друзья последовали за ним.
Эта сцена не обошлась без свидетеля, который хотя ничего не слышал, но легко обо всем догадался. По воле случая у окна дома напротив стоял Индиано. Увидев с высоты второго этажа, как дон Энрике вместе с негритенком вошел под навес, он стал наблюдать за их беседой. Дон Диего сразу узнал своего соперника, и волнение, охватившее его душу, подсказало ему, что дело касается доньи Аны. Это письмо; негритенок, так таинственно беседовавший с доном Энрике; радость, озарившая лицо будущего графа де Торре-Леаль; осторожность, с какой он прятал письмо; золотой, подаренный мальчугану, - все наводило дона Диего на подозрения. Едва негритенок вышел из дома, он взял шляпу и, взглянув, в каком направлении зашагал слуга доньи Аны, бросился в погоню.
Негритенок шел очень быстро. Однако ненависть и ревность воодушевляли Индиано, и неподалеку от главной площади он нагнал мальчишку. Почувствовав, что кто-то взял его за плечо, негритенок обернулся и замер в изумлении перед столь роскошно одетым кабальеро.
- Ты раб сеньоры доньи Аны?..
- Да, сеньор мой, - прервал его негритенок, - я раб моей сеньоры доньи Аны и к услугам вашей милости.
- Хочешь, я сделаю тебя самым богатым негром на свете?
- Как вам будет угодно, сеньор мой, - отвечал негритенок, все больше удивляясь.
- Но для этого ты должен кое-что рассказать мне.
- Да, сеньор мой.
- Что ты делал и о чем говорил только что с этим кабальеро?
- Сеньор мой, ни с каким кабальеро я не говорил, - притворно захныкал негритенок.
- Ладно, не притворяйся. Как тебя зовут?
- Хуаникильо. Так зовет меня молодая госпожа.
- Хорошо, Хуаникильо. Так что же ты сказал тому кабальеро, с которым говорил на улице Такуба?
- Ай, сеньор мой, я не могу. Госпожа будет меня бить.
- Но если она ничего не узнает, а я тебе подарю одну вещицу…
- Нет, нет, она узнает, узнает и побьет меня.
- Ну что ты, не будь дурачком. Скажи мне все и посмотри-ка, что я тебе подарю. - Тут Индиано показал негритенку чудесную золотую цепь, висевшую у него на шее.
Хуаникильо бросил жадный взгляд на цепь и невольно протянул к ней руку.
- Она станет твоей, - сказал Индиано, отступив, - но прежде ответь на вопрос.
Негритенок подумал и наконец решился.
- Хорошо, я все скажу сеньору. Только бедному Хуаникильо придется потом уйти к беглым рабам.
- Нет, нет, не сразу. Я хочу, чтобы ты остался в доме и рассказывал обо всем, о чем я буду тебя спрашивать.
- И всякий раз сеньор будет давать мне золотые цепи? - обрадовался негритенок.
- И цепи и кое-что получше.
- Вот хорошо, сеньор мой.
- Это тебе подходит?
- Да, Хуаникильо очень нравятся всякие хорошие и дорогие вещи.
- Скажи же, о чем вы говорили?
- Мы говорили, что молодая госпожа послала письмо дону Энрике и будет ждать его завтра в полночь.
- Где?
- Дома, у оконной решетки в комнате Фасикии - это черная кормилица молодой госпожи.
- А он что ответил?
- Что придет, сеньор мой.
- Отлично. Получай цепь и послезавтра днем приходи сюда же. Только внимательно следи за всем, что творится в доме.
- Хорошо, господин.
- Ты можешь подслушать, о чем они говорят?
- Старая и молодая госпожа?
- Да.
- Ну еще бы!
- Послезавтра мне нужно знать каждое слово.
- Сеньор все узнает.
- А теперь отправляйся.
Индиано снял свою великолепную цепь и опустил ее в руку негритенка. Хуаникильо посмотрел на цепь, сунул ее за пазуху и бегом бросился домой.
Индиано постоял, пока негритенок не исчез за углом улицы Икстапалапа, а затем, пройдя по улице Такуба, вернулся в тот же дом, из которого вышел.
IV. МАРИНА
Дом на улице Такуба был велик и роскошен. Слуги и рабы, собравшиеся в патио, при виде Индиано склонились в почтительном поклоне. Дон Диего поднялся по лестнице и через анфиладу богатых покоев прошел в прекрасную залу. Мебель, ковры, украшения - все в ней было подобрано с изысканным вкусом. Но сразу бросалось в глаза, что в убранстве испанские обычаи боролись с обычаями коренных обитателей страны.
Комнату украшали пышные султаны из разноцветных перьев, ковры были расшиты золотом, у подножия кресел и диванов лежали огромные шкуры львов, ягуаров и медведей с искусно сохраненными головами и золотыми или серебряными когтями. Столы были заставлены фигурками из золота и серебра, японскими вазами, прекрасными благоухающими цветами.
Когда дон Диего вошел, зала была пуста, но почти в тот же миг отворилась другая дверь и на пороге появилась женщина. Она была молода, и никто бы не усомнился, что в ее жилах течет чистая индейская кровь. Черные глаза сверкали; волосы отливали синевой, словно вороново крыло; между тонкими пунцовыми губами блистали ровные, белые, как слоновая кость, зубы. Цвет лица у этой женщины отливал не бронзой, как у дона Диего, а золотом. Одета она была в голубую, шитую черным шелком тунику без рукавов и корсажа, стянутую вокруг талии золотой цепью с двумя свободно падающими концами. На обнаженных руках сверкали золотые запястья, узкий золотой обруч поддерживал черные волосы.
Увидев ее, Индиано встал и пошел к ней навстречу.
- Дон Диего! - воскликнула девушка. - Мне было так грустно, я думала, ты не вернешься.
- Тебе было грустно, Марина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105