- Нет, Лукас, нет! Ты не сделаешь этого, если любишь меня.
- Да что тебе до него, Паулита? Кто он? Твой возлюбленный?
- Лукас, этот человек никогда не был моим возлюбленным, но я люблю и уважаю его, как родного отца. Я не хочу, я не хочу, не смей убивать его!
И девушка, разрыдавшись, уткнулась лицом в грудь Лукаса.
- Паулита, я никогда тебя такой не видел. Что это за тайна? Объясни, а то я уж начинаю подозревать неладное.
- Здесь нет никакой тайны, здесь нет ничего плохого, Лукас. Это история моей жизни. Если бы я рассказала ее тебе, ты полюбил бы дона Энрике, как я люблю его, и стал бы его уважать, как я уважаю. Лукас, я знаю, ты сам будешь плакать, когда услышишь эту историю.
- Расскажи мне ее, Паулита, расскажи и не огорчайся, - ответил Москит, ласково поглаживая черную головку девушки.
- Хорошо, Лукас, я расскажу тебе. Ведь ты меня любишь, правда?
- Ты - моя единственная любовь. Когда у меня будут деньги, я брошу дурную жизнь и женюсь на тебе.
- Тогда я расскажу тебе все, чтобы ты помог дону Энрике, чтобы его жизнь стала для тебя священной. А как твои приятели, еще не скоро придут?
- Нет, нет, они вернутся не раньше девяти.
- Тогда слушай.
Москит приготовился слушать, и Паулита, утерев передником слезы, начала свою историю.
XIV. ИСТОРИЯ ПАУЛИТЫ
Мой отец, бедный каменщик, зарабатывал себе на жизнь тяжелым трудом. У него было две дочери - я и моя сестра, моложе меня на четыре года. Мы жили бедно, но отец всеми силами поддерживал свою семью и очень любил жену и детей. Никогда мы не видели его пьяным. Воскресные вечера он проводил дома, рассказывая мне сказки или играя с моей сестренкой. Все соседи завидовали матери, что у нее такой муж. А он только и мечтал о том времени, когда я вырасту и бог поможет ему справиться с нуждой.
Мне было семь лет, а моей сестренке - три, когда однажды в субботу отец пришел домой очень веселый и сказал матери:
- Анхела, завтра я поведу тебя с девочками на праздник в Койоакан.
- Неужели? - воскликнула мать. - Доченька, - позвала она меня, - беги сюда, завтра мы пойдем с отцом на праздник в Койоакан.
Я никогда не выходила из дому и даже не знала, что такое праздник, а мать тоже давно нигде не бывала. Мы обе так обрадовались, так обрадовались, что отец растрогался до слез, он обнял нас и расцеловал.
- Бедняжки мои! - сказал он.
Я никогда не видела, чтобы отец плакал, и спросила его, сама чуть не плача:
- Отчего ты плачешь, отец?
- От радости, - ответил он, улыбаясь сквозь слезы, - от радости, Паулита, я рад тому, что вы так довольны.
- Конечно, мы очень довольны, Пабло, - сказала мать, обнимая его. - Только не плачь даже от радости, а то мне станет грустно. Сейчас я принесу тебе малышку, и ты успокоишься.
Мать взяла на руки сестренку, которая спала в своем углу, и протянула ее отцу, а он прижал девочку к себе, почти не видя ее сквозь слезы, застилавшие ему глаза.
- Не сердись, Лукас, что я так подробно рассказываю об этой ночи, но все эти воспоминания и сейчас вызывают у меня слезы. - Паулита вытерла глаза, а Лукас сам чуть не плакал.
Девушка продолжала:
- Потом отец, решив удивить мать, молча вытащил из-за пазухи платок и развернул его: там блестело несколько серебряных монет и одна золотая.
- Откуда это? - с радостной улыбкой спросила мать.
- Догадайся сама, - отвечал отец, подавая ей деньги.
Я никогда еще не видела золотой монеты и с восхищением вертела ее в руках.
- Ладно, эти ты заработал, - сказала мать, сосчитав серебряные монеты, - но та?
- Ту мне сам бог послал для вас. Вот слушай: кончил я работу и иду усталый домой, а по дороге встречаю людей, направляющихся в Койоакан, где, говорят, готовится веселый праздник в честь святого патрона. Иду я и думаю, какая жалость, что я так беден и не могу даже повести погулять мою бедняжку Анхелу и маленьких дочек, которые никогда еще ничего не видели. И стало мне грустно.
- Добрый мой Пабло, - говорит мама и ласково на него смотрит. А я прижимаюсь к отцу, который держит на коленях сестренку.
- Так вот, иду я, печальный, и вдруг слышу крики: «Остановите, остановите его!» Поднял я голову, а прямо на меня скачет красавец конь в богатой сбруе. Я ухватил его за узду, проклятый конь давай вырываться, но я держал узду крепко, пока не подбежал его хозяин, какой-то важный сеньор. Он сунул руку в карман и дал мне эту монету. Вот я и говорю, что ее послал бог, чтобы я мог порадовать вас прогулкой в Койоакан и купить фруктов и сластей для девочек.
Я была так счастлива, что, кажется, не согласилась бы поменяться с самой вице-королевой. До глубокой ночи, пока нас не сморил сон, мы без передышки говорили о завтрашней прогулке. Я донимала расспросами отца и мать, а потом пересказывала все сестренке. Ты представить себе не можешь, как радовались мои родители, гордясь, что могут доставить мне такое счастье. Наконец я заснула и всю ночь видела прекрасные сны.
- Помни, завтра надо встать рано, - сказал отец.
Напрасное напоминание: раза три я просыпалась среди ночи и спрашивала: «Пора? Пора?»
- Еще ночь, спи, - отвечала мать, и я снова засыпала.
Один раз я услыхала голос отца:
- Что сказала Паулита?
- Спрашивает, не пора ли вставать.
- Бедняжка, - сказал отец, смеясь, но тронутый моим волнением, - как она взбудоражена.
Под конец я так глубоко заснула, что мать едва добудилась меня.
Из Мехико мы, разумеется, отправились пешком, но в отличном настроении. Я, смеясь, бежала впереди или вела за руку сестренку, когда мать спускала ее на землю. Отец радовался и моему веселью, и удовольствию, сиявшему на лице матери. Ах! Лукас, какой добрый был мой отец.
Но вот мы пришли в Койоакан. Мне покупали все, чего я только ни просила: фрукты, сласти, игрушки, цветы. Это был самый счастливый день моей жизни. Началась процессия, и отец повел нас на кладбище, откуда лучше было видно. Со всех сторон жгли фейерверки, и взлетавшие ракеты пугали меня и сестренку.
- Пойдем отсюда, - сказал отец, - а то еще обожгут детей.
- Пойдем, - сказала мать, и мы уже собирались уходить, когда мимо пролетел пылающий шар, оторвавшийся от горевшего рядом огненного колеса. Меня осыпало искрами, я в ужасе бросилась бежать и почти в ту же секунду услышала крик отца. Оглянувшись, я увидела, что он, едва держась на ногах, закрывает лицо руками, а между пальцев у него струится кровь.
Мать тоже вскрикнула, бросилась к нему и усадила его на землю. Вокруг нас собрался народ.
- Что с тобой, Пабло? Пабло, ответь мне! - в тоске и тревоге кричала мать.
- Бомба угодила ему прямо в лицо, - говорили в толпе.
- Врача, священника! - кричали женщины.
Со всех сторон сбегались люди, узнать, в чем дело.
Мне казалось, что все это дурной сон: такое радостное утро, счастливый, довольный отец, - а теперь вот, обливаясь кровью, он лежит без сознания на земле, и мать, обезумев, рыдает над ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105