Тогда я оседлал свою клячу и поехал сюда
– Ничего не понимаю, – растерянно заговорил я. – Он должен был поехать в город за порохом. Я ему велел ехать кружным путем...
– Если бы кто-нибудь мог понять эту жизнь! Ведь Миша был совсем мальчик!
– Прекратите плакать, – прервал я причитания парикмахера, – отвечайте только на мои вопросы. Кто привез урядника в город?
– Какие-то люди, которых как будто никто не знает, но знают все.
– Гайдуки из имения Моргуна? – прервал я его аллегорические речевки. – Да или нет?
– Да.
– Вы знаете их имена? Да или нет!
– Скорее нет, чем да, но я часто видел их в нашем городе, я их даже стриг и брил
– Еще что-нибудь знаете по этому делу? – для очистки совести спросил я, уже догадываясь, что молодой человек не послушался и отправился в имение призывать бандитов покаяться. Иначе было непонятно, как за такое короткое время они смогли его поймать, убить и, разобравшись, с кем имеют дело, привезти тело для устрашения в город.
– Я знаю то, что я видел, потому и приехал сюда! Вы, чужой человек, рискуете жизнью, а я не могу защитить своих детей!
– Черт возьми, – только и мог повторять я, не представляя, что милого, честного парня, которого мы с Ефимом только вчера спасли, больше нет в живых.
– А что делается в городе? – беря себя в руки, спросил я.
– В городе? Там у каждого своя жизнь, и никто не хочет совать свой нос в чужие дела!
– Вы знаете, кто в Уклеевске делает порох? – прервал я бесполезные причитания и заговорил о деле.
– Я в Уклеевске знаю все и даже чуточку больше.
– Сейчас поедем туда. Скажите моему помощнику, чтобы оседлал лошадей, а я пойду посмотрю, в каком состоянии наш хозяин и штабс-капитан.
Все сомнения по поводу правомочности своих действий против магистра и его гайдуков у меня развеялись.
Теперь у меня к ним был личный кровавый счет.
Наши пьяные соратники уже пробудились после сна. Александр Егорович даже спустился с чердака и с мрачным лицом сидел на завалинке возле избы. Увидев меня, он хмуро кивнул и отвернулся. Я остановился напротив него.
– Вы уже можете соображать? – спросил я, не очень щадя его похмельное самолюбие.
– Могу.
– А что капитан?
– Он там, на чердаке, – неопределенно ответил хуторянин.
– Из города приехал Степаницкий, рассказал, что гайдуки убили урядника Суханова
– А нам-то до него что за дело?
– Мы с Ефимом этой ночью спасли его в имении.
– А что вы там делали? – удивился Александр Егорович.
– В имении? Воевали.
– А мы с капитаном?
– Пили чужое вино. И поставьте Богу свечки, что вас ночью не зарезали как баранов
Такая «информация» вольному пахарю не понравилась, он нахмурился и отвел взгляд.
– Да? Не помню. Видать, был небольшой перебор, с кем не бывает. А больше выпить не осталось? Мне бы немного, только поправить здоровье.
Такое небрежное, скоротечное раскаянье меня разозлило. Однако, морализировать у нас не было времени. Нужно было еще успеть до темноты подготовиться к ночному нападению на имение Моргуна.
– Мы уезжаем в город, если хотите остаться в живых, сидите на чердаке и наблюдайте за дорогой.
– Понятное дело, не дурак. Так что, совсем нет ничего не осталось? Руки трясутся, я и выстрелить не сумею...
У хозяина тряслись не только руки, у него еще стучали зубы. Мне его стало жалко, хотя то, что они с капитаном учудили вчера, не лезло ни в какие рамки.
– Под лавкой в горнице осталась бутылка «Мадеры», – сказал я, собираясь уходить.
– Господь тебя наградит! – торопливо сказал он, устремляясь в избу. Потом остановился на пороге и предупредил: – За подворьем могут следить, выходите лучше лесом. Там, – он показал на калитку, через которую мы с Ефимом выходили в лес, – в ста саженях тропинка. По ней до города срежете пару верст.
Совершив этот подвиг самоотверженья, Александр скрылся в избе, а я направился в конюшню, где Ефим седлал лошадей. Мы устроили совет, как лучше добираться до города, по указанной тропе или дороге. Решили не рисковать и пробираться лесом.
Спустя четверть часа, ведя лошадей в поводу, мы вышли из усадьбы. День не в пример вчерашнему был теплым и солнечным. Размокшая после недавних дождей лесная тропа оказалась мягкой, а кое-где даже топкой. Верхом по ней было не проехать, и с версту мы шли пешком. Потом она вывела нас из леса, и мы оказались на неизвестной мне дороге. К счастью, парикмахер неплохо ориентировался в окрестностях и твердо знал направление. Мы сели на лошадей и вскоре уже въезжали в Уклеевск.
Заштатный городишко, как и раньше, был пуст и тих. Дело шло к вечеру, но никакого оживления на его нескольких улочках не наблюдалось. Степаницкий к мещанину с профессиональной фамилией Пороховщиков, изготавливавшего на всю округу огневое зелье, повел нас задами подворий. В этом был резон, мало ли, как на продажу пороха конкурирующей фирме могла отреагировать камарилья магистра. Да и нам не было смысла демонстрировать активную подготовку к боевым действиям.
Предприниматель сам вышел к нам из дома, и мы разговаривали с ним во дворе. Пороховщикову было хорошо за шестьдесят, но выглядел он крепким и бодрым. Протянул черную от въевшегося угля, составной части пороха, руку. Молча выслушал просьбу продать припас.
– Продать, конечно, можно, как не продать, – не интересуясь, откуда мы такие хорошие взялись, сказал он. – А какой порох вам надобен, получше или похуже?
– Конечно получше, – ответил я.
– Похуже, стоит полтина фунт, а хороший – рубль.
Цена, сколько я мог судить, была ломовая. Для меня лишние десять-двадцать рублей принципиального значения не имели, но не хотелось привлекать к себе ненужное внимание глупой щедростью, потому я начал торговаться:
– Рубль будет слишком дорого, больше шестидесяти копеек дать не могу.
– По шестьдесят ищи в другом месте, – нарочито скучая, сказал предприниматель, – только лучше моего пороха все равно не найдешь.
– Ладно, поищу у других, – в той же тональности ответил я.
– По шестьдесят отдать, конечно, можно, только если много возьмешь, – пошел на уступки Пороховщиков. – За пару фунтов и пачкаться не буду.
– Много – это сколько? – поинтересовался я.
– Хотя б полпуда.
– А если возьму пуд, почем отдашь?
– Пуд? – удивился старик. – Ежели пуд, то могу по полтиннику.
– А два пуда? – как будто в азарте экономии спросил я.
– Да на что тебе столько? На всю жизнь запас хочешь сделать?
– Так почем отдашь? – не отвечая, спросил я.
– Ежели два пуда, то могу и по сорока, – он на секунду замялся и прибавил, – пяти копеек. Сорок пять копеек – моя последняя цена!
– Отдашь по сорока, беру два пуда!
Мещанин хмыкнул и махнул рукой:
– Ладно, договорились! Как будешь брать?
– Насыпь в два мешка, – попросил я.
– Мешки по полтиннику, – предупредил хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Ничего не понимаю, – растерянно заговорил я. – Он должен был поехать в город за порохом. Я ему велел ехать кружным путем...
– Если бы кто-нибудь мог понять эту жизнь! Ведь Миша был совсем мальчик!
– Прекратите плакать, – прервал я причитания парикмахера, – отвечайте только на мои вопросы. Кто привез урядника в город?
– Какие-то люди, которых как будто никто не знает, но знают все.
– Гайдуки из имения Моргуна? – прервал я его аллегорические речевки. – Да или нет?
– Да.
– Вы знаете их имена? Да или нет!
– Скорее нет, чем да, но я часто видел их в нашем городе, я их даже стриг и брил
– Еще что-нибудь знаете по этому делу? – для очистки совести спросил я, уже догадываясь, что молодой человек не послушался и отправился в имение призывать бандитов покаяться. Иначе было непонятно, как за такое короткое время они смогли его поймать, убить и, разобравшись, с кем имеют дело, привезти тело для устрашения в город.
– Я знаю то, что я видел, потому и приехал сюда! Вы, чужой человек, рискуете жизнью, а я не могу защитить своих детей!
– Черт возьми, – только и мог повторять я, не представляя, что милого, честного парня, которого мы с Ефимом только вчера спасли, больше нет в живых.
– А что делается в городе? – беря себя в руки, спросил я.
– В городе? Там у каждого своя жизнь, и никто не хочет совать свой нос в чужие дела!
– Вы знаете, кто в Уклеевске делает порох? – прервал я бесполезные причитания и заговорил о деле.
– Я в Уклеевске знаю все и даже чуточку больше.
– Сейчас поедем туда. Скажите моему помощнику, чтобы оседлал лошадей, а я пойду посмотрю, в каком состоянии наш хозяин и штабс-капитан.
Все сомнения по поводу правомочности своих действий против магистра и его гайдуков у меня развеялись.
Теперь у меня к ним был личный кровавый счет.
Наши пьяные соратники уже пробудились после сна. Александр Егорович даже спустился с чердака и с мрачным лицом сидел на завалинке возле избы. Увидев меня, он хмуро кивнул и отвернулся. Я остановился напротив него.
– Вы уже можете соображать? – спросил я, не очень щадя его похмельное самолюбие.
– Могу.
– А что капитан?
– Он там, на чердаке, – неопределенно ответил хуторянин.
– Из города приехал Степаницкий, рассказал, что гайдуки убили урядника Суханова
– А нам-то до него что за дело?
– Мы с Ефимом этой ночью спасли его в имении.
– А что вы там делали? – удивился Александр Егорович.
– В имении? Воевали.
– А мы с капитаном?
– Пили чужое вино. И поставьте Богу свечки, что вас ночью не зарезали как баранов
Такая «информация» вольному пахарю не понравилась, он нахмурился и отвел взгляд.
– Да? Не помню. Видать, был небольшой перебор, с кем не бывает. А больше выпить не осталось? Мне бы немного, только поправить здоровье.
Такое небрежное, скоротечное раскаянье меня разозлило. Однако, морализировать у нас не было времени. Нужно было еще успеть до темноты подготовиться к ночному нападению на имение Моргуна.
– Мы уезжаем в город, если хотите остаться в живых, сидите на чердаке и наблюдайте за дорогой.
– Понятное дело, не дурак. Так что, совсем нет ничего не осталось? Руки трясутся, я и выстрелить не сумею...
У хозяина тряслись не только руки, у него еще стучали зубы. Мне его стало жалко, хотя то, что они с капитаном учудили вчера, не лезло ни в какие рамки.
– Под лавкой в горнице осталась бутылка «Мадеры», – сказал я, собираясь уходить.
– Господь тебя наградит! – торопливо сказал он, устремляясь в избу. Потом остановился на пороге и предупредил: – За подворьем могут следить, выходите лучше лесом. Там, – он показал на калитку, через которую мы с Ефимом выходили в лес, – в ста саженях тропинка. По ней до города срежете пару верст.
Совершив этот подвиг самоотверженья, Александр скрылся в избе, а я направился в конюшню, где Ефим седлал лошадей. Мы устроили совет, как лучше добираться до города, по указанной тропе или дороге. Решили не рисковать и пробираться лесом.
Спустя четверть часа, ведя лошадей в поводу, мы вышли из усадьбы. День не в пример вчерашнему был теплым и солнечным. Размокшая после недавних дождей лесная тропа оказалась мягкой, а кое-где даже топкой. Верхом по ней было не проехать, и с версту мы шли пешком. Потом она вывела нас из леса, и мы оказались на неизвестной мне дороге. К счастью, парикмахер неплохо ориентировался в окрестностях и твердо знал направление. Мы сели на лошадей и вскоре уже въезжали в Уклеевск.
Заштатный городишко, как и раньше, был пуст и тих. Дело шло к вечеру, но никакого оживления на его нескольких улочках не наблюдалось. Степаницкий к мещанину с профессиональной фамилией Пороховщиков, изготавливавшего на всю округу огневое зелье, повел нас задами подворий. В этом был резон, мало ли, как на продажу пороха конкурирующей фирме могла отреагировать камарилья магистра. Да и нам не было смысла демонстрировать активную подготовку к боевым действиям.
Предприниматель сам вышел к нам из дома, и мы разговаривали с ним во дворе. Пороховщикову было хорошо за шестьдесят, но выглядел он крепким и бодрым. Протянул черную от въевшегося угля, составной части пороха, руку. Молча выслушал просьбу продать припас.
– Продать, конечно, можно, как не продать, – не интересуясь, откуда мы такие хорошие взялись, сказал он. – А какой порох вам надобен, получше или похуже?
– Конечно получше, – ответил я.
– Похуже, стоит полтина фунт, а хороший – рубль.
Цена, сколько я мог судить, была ломовая. Для меня лишние десять-двадцать рублей принципиального значения не имели, но не хотелось привлекать к себе ненужное внимание глупой щедростью, потому я начал торговаться:
– Рубль будет слишком дорого, больше шестидесяти копеек дать не могу.
– По шестьдесят ищи в другом месте, – нарочито скучая, сказал предприниматель, – только лучше моего пороха все равно не найдешь.
– Ладно, поищу у других, – в той же тональности ответил я.
– По шестьдесят отдать, конечно, можно, только если много возьмешь, – пошел на уступки Пороховщиков. – За пару фунтов и пачкаться не буду.
– Много – это сколько? – поинтересовался я.
– Хотя б полпуда.
– А если возьму пуд, почем отдашь?
– Пуд? – удивился старик. – Ежели пуд, то могу по полтиннику.
– А два пуда? – как будто в азарте экономии спросил я.
– Да на что тебе столько? На всю жизнь запас хочешь сделать?
– Так почем отдашь? – не отвечая, спросил я.
– Ежели два пуда, то могу и по сорока, – он на секунду замялся и прибавил, – пяти копеек. Сорок пять копеек – моя последняя цена!
– Отдашь по сорока, беру два пуда!
Мещанин хмыкнул и махнул рукой:
– Ладно, договорились! Как будешь брать?
– Насыпь в два мешка, – попросил я.
– Мешки по полтиннику, – предупредил хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77