А если царь сам с рождения битым не был, то вокруг себя битых держать не станет и других бить ему не с руки. Не поротому стыдно людей унижать. Это же все одно, что себя выпороть.
Мишка вдруг смутился, погрыз ноготь и спросил с надеждой:
– Это же неправда, что Кирилл папу убил в Белом доме? Неправда же?
– Конечно неправда! – заявил Аристарх Павлович. – Кто тебе сказал?
– Колька слыхал…
– И слыхал! – подтвердил Колька. – Аннушка маме рассказывала про Кирилла, а мама Аннушке – про папу. Кирилл приехал на танке и расстрелял папу из пушки.
– Ну вот что, царевичи, – прервал Аристарх Павлович. – Ваш дядька в самом деле приезжал на танке и стрелял. Его обманули. Ему дали много-много жвачки и сказали – стреляй. Вы же подрались из-за нее? Подрались! Из-за жвачки все дерутся. Вот и Кирилл тоже купился и пошел против брата. Потому что не царевич.
– Почему не царевич? – засомневался Мишка. – Он тоже боярского рода.
– Потому что дядя ваш жил в детдоме, – объяснил Аристарх Павлович. – И его пороли. После этого всякий боярин становится не яркий муж, а просто яростный человек. Надо его помиловать. Казнить-то просто, раз – и голова с плеч. А миловать приятно. Долго помнишь, кого миловал. А казненных приходится поскорее забыть.
– Мне что-то не верится, – вдруг сказал Колька. – Какой из меня царь?
– Сейчас-то никакой, – согласился Аристарх Павлович. – Просто балбес пока. Но вот я вас вскормлю, и будете вы царские особы.
– А мы есть не хотим, – заявил Мишка.
– Я вас пищей кормить не буду. Пусть мать кормит.
– Почему говоришь – вскормлю?
– Потому что царей всегда вскармливают, – объяснил Аристарх Павлович. – У лодки есть нос, а есть корма, и человек, который правит, называется кормчий. Я и буду вскармливать вас, править вами, чтобы куда попало не занесло. Для начала, например, я вам советую помиловать дядьку своего.
В дверь позвонили. Аристарх Павлович бросился открывать – пришла Валентина Ильинишна.
– Есть не хотите – живо в постель! – приказал он детям.
– Мы подумаем, – сообщил Колька. – Может, и помилуем.
– К утру чтоб проект указа был готов! – Он закрыл за ребятами дверь. – Ну, как там у них? Где Олег-то?
– Олег остался с ними, – сказала Валентина Ильинишна. – Говорит, раненого буду выхаживать.
– Занятие себе ищет… Пусть, как раз для него, – он помог раздеться жене, усадил поближе к огню. – Сейчас чай поставлю…
– Не уходи, – попросила она. – Знаешь, шла по лесу… Темно, тихо, дорога знакомая, деревья. Все как было раньше… Но ото всюду веет страхом, полное ощущение войны. Могут выстрелить из-за дерева…
– Не бойся. – Аристарх Павлович обнял ее. – Это ты на офицеров посмотрела, на раненого…
– Катя приехала?
– Катя в Москве осталась. Аннушка детей привезла.
– Не нашли Алексея?
– Звонка нет, значит, не нашли. Теперь с Кириллом беда, Валя…
– Что?!
– Да жив он, – опередил вопрос Аристарх Павлович. – Но мертвому Алеше лучше, чем ему…
– Все ясно, – вдруг расслабла она. – Не хотела тебе рассказывать… Шестого числа прихожу на работу, женщины говорят – Кирилла вашего по телевизору видели. Стоит у танка, воду пьет, Белый дом горит. Я их еще давай уверять, что ошиблись… А где Аннушка?
– Заболела опять, как в прошлый раз, – проронил Аристарх Павлович. – Поди сегодня к ней, побудь рядом…
– Надо за детьми посмотреть, – вздохнула Валентина Ильинишна. – Без матери они там на головах ходят…
– Они сейчас указ сочиняют, – сообщил Аристарх Павлович. – О помиловании дядьки… Валя, ты их теперь по имени-отчеству называй, теперь они царевичи. Пусть привыкают.
– Такую игру придумал?
– Как сказать… Пока игру.
Валентина Ильинишна подняла голову, посмотрела с затаенным восторгом, но вдруг прислонилась лбом к его молодой, начавшей курчавиться бороде.
– У нас с тобой скоро… наследник будет, – призналась она. – Потому я сейчас всего и боюсь… Даже вот темных окон боюсь.
* * *
Кирилл с Екатериной маялись в вестибюле морга, заставленном пустыми гробами, – ни присесть, ни облокотиться, а ноги уже гудели от московских улиц. Им велели чего-то ждать и словно забыли о них. Раза четыре подъезжала «скорая», привозили покойников.
Кирилл отворачивался, когда их вносили, но видел оббитые красной тряпкой гробы. Находиться здесь можно было лишь с закрытыми глазами…
Он каждое мгновение ожидал приступа – все тут было насыщено знаками смерти, однако память словно затвердела, спеклась на огнях свечей у Белого дома, и вместо мучительного кошмара сознание постепенно наливалось незнакомой и какой-то неуместной яростью. Он будто протрезвел и сейчас похмельный, с головной болью не мог вспомнить, что было вчера, на бесшабашном пиру, но твердо знал одно – сотворил великий грех, и все то горе, что горит свечами вокруг, лежит на его совести. И не было того навязчивого желания забыть все, откреститься, спрятаться где-нибудь и переждать этот вселенский потоп скорби. Он словно долго убегал от наказания, блудил по каким-то закоулкам, таился, хитрил с преследователями, пока сам не очутился на лобном месте, перед палачом. И бежать уже было некуда, и уворачиваться не имело смысла, как равно и оправдываться. Все равно не носить головы…
Наконец их позвали, но не в ледник, где хранились тела неопознанных, а в кабинет с медицинскими шкафами. За письменным столом сидел седой и от этого заметно румяный мужчина в белом халате. И по тому, как он стремительно и цепко осмотрел их, Кирилл сразу понял, кто он и зачем тут сидит. Однако Екатерина приняла его за администратора и с порога заявила:
– Я ищу мужа. Он погиб возле Белого дома.
– Соболезную, – холодно проронил седой. – Кто ваш муж?
– Ерашов Алексей Владимирович, бывший военный летчик.
– Почему вы решили, что он погиб возле Белого дома? – Голос седого странным образом обезоруживал.
– Мне сказали…
– Кто сказал?
– Люди! Возле Белого дома! – Екатерина начинала терять равновесие. – Покажите мне неопознанные трупы.
Седой оставался хладнокровным и непроницаемым, как покойник.
– Кто конкретно вам сообщил о гибели вашего мужа? Фамилия, имя? При каких обстоятельствах погиб?
– Это что, морг при ГПУ? – возмутилась Екатерина. – Что вы меня допрашиваете? Я ищу мужа! И ничего не знаю!
– Вам придется ответить на мой вопрос, – с настойчивостью машины сказал седой. – Иначе я не могу предъявить вам тела для опознания.
– Что вы к ней пристаете? – одержимый той самой незнакомой яростью, спросил Кирилл. – Он погиб. Возле Белого дома. И это известно.
– Минуту, молодой человек! – прервал седой. – Кем вам приходится Ерашов?
– Мой брат…
Седой молча встал, взяла Екатерину за плечи и повел к двери.
– Подождите там, мы все уладим, – ласково сказал он и, затворив дверь за Екатериной, мгновенно стал ледяным и жестоким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Мишка вдруг смутился, погрыз ноготь и спросил с надеждой:
– Это же неправда, что Кирилл папу убил в Белом доме? Неправда же?
– Конечно неправда! – заявил Аристарх Павлович. – Кто тебе сказал?
– Колька слыхал…
– И слыхал! – подтвердил Колька. – Аннушка маме рассказывала про Кирилла, а мама Аннушке – про папу. Кирилл приехал на танке и расстрелял папу из пушки.
– Ну вот что, царевичи, – прервал Аристарх Павлович. – Ваш дядька в самом деле приезжал на танке и стрелял. Его обманули. Ему дали много-много жвачки и сказали – стреляй. Вы же подрались из-за нее? Подрались! Из-за жвачки все дерутся. Вот и Кирилл тоже купился и пошел против брата. Потому что не царевич.
– Почему не царевич? – засомневался Мишка. – Он тоже боярского рода.
– Потому что дядя ваш жил в детдоме, – объяснил Аристарх Павлович. – И его пороли. После этого всякий боярин становится не яркий муж, а просто яростный человек. Надо его помиловать. Казнить-то просто, раз – и голова с плеч. А миловать приятно. Долго помнишь, кого миловал. А казненных приходится поскорее забыть.
– Мне что-то не верится, – вдруг сказал Колька. – Какой из меня царь?
– Сейчас-то никакой, – согласился Аристарх Павлович. – Просто балбес пока. Но вот я вас вскормлю, и будете вы царские особы.
– А мы есть не хотим, – заявил Мишка.
– Я вас пищей кормить не буду. Пусть мать кормит.
– Почему говоришь – вскормлю?
– Потому что царей всегда вскармливают, – объяснил Аристарх Павлович. – У лодки есть нос, а есть корма, и человек, который правит, называется кормчий. Я и буду вскармливать вас, править вами, чтобы куда попало не занесло. Для начала, например, я вам советую помиловать дядьку своего.
В дверь позвонили. Аристарх Павлович бросился открывать – пришла Валентина Ильинишна.
– Есть не хотите – живо в постель! – приказал он детям.
– Мы подумаем, – сообщил Колька. – Может, и помилуем.
– К утру чтоб проект указа был готов! – Он закрыл за ребятами дверь. – Ну, как там у них? Где Олег-то?
– Олег остался с ними, – сказала Валентина Ильинишна. – Говорит, раненого буду выхаживать.
– Занятие себе ищет… Пусть, как раз для него, – он помог раздеться жене, усадил поближе к огню. – Сейчас чай поставлю…
– Не уходи, – попросила она. – Знаешь, шла по лесу… Темно, тихо, дорога знакомая, деревья. Все как было раньше… Но ото всюду веет страхом, полное ощущение войны. Могут выстрелить из-за дерева…
– Не бойся. – Аристарх Павлович обнял ее. – Это ты на офицеров посмотрела, на раненого…
– Катя приехала?
– Катя в Москве осталась. Аннушка детей привезла.
– Не нашли Алексея?
– Звонка нет, значит, не нашли. Теперь с Кириллом беда, Валя…
– Что?!
– Да жив он, – опередил вопрос Аристарх Павлович. – Но мертвому Алеше лучше, чем ему…
– Все ясно, – вдруг расслабла она. – Не хотела тебе рассказывать… Шестого числа прихожу на работу, женщины говорят – Кирилла вашего по телевизору видели. Стоит у танка, воду пьет, Белый дом горит. Я их еще давай уверять, что ошиблись… А где Аннушка?
– Заболела опять, как в прошлый раз, – проронил Аристарх Павлович. – Поди сегодня к ней, побудь рядом…
– Надо за детьми посмотреть, – вздохнула Валентина Ильинишна. – Без матери они там на головах ходят…
– Они сейчас указ сочиняют, – сообщил Аристарх Павлович. – О помиловании дядьки… Валя, ты их теперь по имени-отчеству называй, теперь они царевичи. Пусть привыкают.
– Такую игру придумал?
– Как сказать… Пока игру.
Валентина Ильинишна подняла голову, посмотрела с затаенным восторгом, но вдруг прислонилась лбом к его молодой, начавшей курчавиться бороде.
– У нас с тобой скоро… наследник будет, – призналась она. – Потому я сейчас всего и боюсь… Даже вот темных окон боюсь.
* * *
Кирилл с Екатериной маялись в вестибюле морга, заставленном пустыми гробами, – ни присесть, ни облокотиться, а ноги уже гудели от московских улиц. Им велели чего-то ждать и словно забыли о них. Раза четыре подъезжала «скорая», привозили покойников.
Кирилл отворачивался, когда их вносили, но видел оббитые красной тряпкой гробы. Находиться здесь можно было лишь с закрытыми глазами…
Он каждое мгновение ожидал приступа – все тут было насыщено знаками смерти, однако память словно затвердела, спеклась на огнях свечей у Белого дома, и вместо мучительного кошмара сознание постепенно наливалось незнакомой и какой-то неуместной яростью. Он будто протрезвел и сейчас похмельный, с головной болью не мог вспомнить, что было вчера, на бесшабашном пиру, но твердо знал одно – сотворил великий грех, и все то горе, что горит свечами вокруг, лежит на его совести. И не было того навязчивого желания забыть все, откреститься, спрятаться где-нибудь и переждать этот вселенский потоп скорби. Он словно долго убегал от наказания, блудил по каким-то закоулкам, таился, хитрил с преследователями, пока сам не очутился на лобном месте, перед палачом. И бежать уже было некуда, и уворачиваться не имело смысла, как равно и оправдываться. Все равно не носить головы…
Наконец их позвали, но не в ледник, где хранились тела неопознанных, а в кабинет с медицинскими шкафами. За письменным столом сидел седой и от этого заметно румяный мужчина в белом халате. И по тому, как он стремительно и цепко осмотрел их, Кирилл сразу понял, кто он и зачем тут сидит. Однако Екатерина приняла его за администратора и с порога заявила:
– Я ищу мужа. Он погиб возле Белого дома.
– Соболезную, – холодно проронил седой. – Кто ваш муж?
– Ерашов Алексей Владимирович, бывший военный летчик.
– Почему вы решили, что он погиб возле Белого дома? – Голос седого странным образом обезоруживал.
– Мне сказали…
– Кто сказал?
– Люди! Возле Белого дома! – Екатерина начинала терять равновесие. – Покажите мне неопознанные трупы.
Седой оставался хладнокровным и непроницаемым, как покойник.
– Кто конкретно вам сообщил о гибели вашего мужа? Фамилия, имя? При каких обстоятельствах погиб?
– Это что, морг при ГПУ? – возмутилась Екатерина. – Что вы меня допрашиваете? Я ищу мужа! И ничего не знаю!
– Вам придется ответить на мой вопрос, – с настойчивостью машины сказал седой. – Иначе я не могу предъявить вам тела для опознания.
– Что вы к ней пристаете? – одержимый той самой незнакомой яростью, спросил Кирилл. – Он погиб. Возле Белого дома. И это известно.
– Минуту, молодой человек! – прервал седой. – Кем вам приходится Ерашов?
– Мой брат…
Седой молча встал, взяла Екатерину за плечи и повел к двери.
– Подождите там, мы все уладим, – ласково сказал он и, затворив дверь за Екатериной, мгновенно стал ледяным и жестоким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120