– Трагедия!.. Отсидят по году – по амнистии выйдут. Амнистия будет.
– А за что им сидеть? За что с повинной являться? – не сдержался Аристарх Павлович. – За то, что с оружием в руках защищали закон?.. Ничего не понимаю! Дурдом! Ты же юрист, Вера! Когда ты мне по телефону брякнула – закон никому не нужен, – я действительно поверил в диктатуру.
– Никакой диктатуры нет, это красная пропаганда!
– И закона нет!
– Уголовный есть!
– Ну, уголовный и при диктатуре есть! Причем такой уголовный!..
– Аристарх Павлович, давай не будем, – примирительно сказала Вера. – Ты же все понимаешь: фашисты пытались взять власть. И не будем.
– Алеша тоже фашист?
Она помолчала, бросила вскользь:
– Какой из Алеши фашист? Неудачник…
– Вот как? – покачал головой Аристарх Павлович. – А мне кажется, удачник. Дважды горел – выжил. В войне выжил, дома погиб. Потому что там он воевал, а здесь его убивали. Родной брат… Но он ведь тоже не фашист, правда?
– Кошмар какой-то, – призналась она. – Что ты предлагаешь?
– Ты же решила, что делать, самый разумный путь, – согласился он. – Я пойду с тобой… Попробуй уговорить их сложить оружие, но не оскорбляй их, не предлагай им повинную. Если найдешь такие слова – убедишь. У меня слов нет… Но если обманешь их – смотри, Вера, не отмоешься, не отмолишь. Кирилл вон не выдержал, не смог. Тебе еще хуже будет. Кирилл не видел, в кого стрелял, а ты будешь знать, в глаза им смотреть. Потом в глаза их жен и детей… И сомневаюсь, поймет ли тебя Олег. Гляди, Вера, он – Ерашов, он боярин. Я как-то раньше не замечал, думал, тюха… А он самый бо ярый из всех Ерашовых.
Она помедлила, что-то взвесила про себя, заключила решительно:
– Идем!
– И еще, Вера, – Аристарх Павлович посмотрел ей в глаза. – Запомни: если Кирилл застрелился из моего кольта – я должен признаться, что он мой.
– Вот это – полная глупость! – отрезала Вера. – На нем что, написано, что твой? Отпечатки пальцев – ерунда! Ты мог его брать у Кирилла посмотреть…
– Да не в отпечатках дело! – крикнул Аристарх Павлович. – Как ты не понимаешь?.. Я не боярин, я мужик по крови. Но я – мужик! Подумай, Вера. Ты ведь не только юрист. Ты – боярыня, столбовая дворянка.
– Вспомнил, – отмахнулась она. – Кому это надо?
– Тебе.
– Эх, Аристарх Павлович, – вздохнула она. – Знаешь, что мне надо? Выйти замуж за хорошего человека, дочку родить… Иногда проснусь утром – за стеной ребенок плачет. А у меня в груди заболит, будто молоко прибывает. Может, это сердце болит? Я ведь не знаю, как прибывает молоко… – Она встряхнулась, встала. – Ну что, пойдем, отец? Тяни не тяни – идти нужно. Поверят ли они мне?..
– Ладно, выдам один секрет, – решился Аристарх Павлович. – Если скажешь сразу, что ты сестра Алексея, – думаю, поверят. Они же семьей нас считают, по старшему брату обо всех судят. Романтики они, идеалисты, только век нынче другой…
Идти на аэродром Аристарх Павлович решил открыто, без обходных путей: днем в овощехранилище слесари монтировали вентиляцию, и ходить кругами значило вызвать лишние подозрения. Новый день был опять светлым, солнечным, в неподвижном воздухе подолгу кружились и падали последние листья с деревьев, и ничто не предвещало ненастья. По сути, Аристарх Павлович уходил с проселка в стороны, к большим деревьям, к выворотням и замшелым камням. Отчего-то казалось, что если Кирилл задумал покончить собой, то должен был сделать это за каким-нибудь укрытием. Человек всегда прячется, творя греховное дело… Он не предполагал, что застрелиться можно на ходу, на бегу, в момент, когда стало хорошо…
На аэродроме Аристарх Павлович зашел в первый ангар, где оборудование было уже смонтировано и оставалось установить терморегуляторы. Вере нравилось, что так быстро развернулось дело и что ангары уже и не похожи на ангары: от яблочного духа кружилась голова. Аристарх же Павлович ворчал, что это плохо – если пахнет яблоками, значит, они усыхают, теряют качество и вес, и придется устанавливать холодильники и увлажнители воздуха. Переходя в другой ангар, где работали монтажники, Аристарх Павлович заметил на опушке рулежной дорожки две мелькнувшие человеческие фигуры, но не придал значения, на какое-то время отключившись от реальной обстановки. Тем более в ангаре к нему приступили слесари – вечно не хватало мелочи, болтов, гаек, ремней: изношенное оборудование требовало капитального ремонта и усовершенствования. Слесари изобретали, мудрили, конструировали и, как всякие творцы, требовали немедленного воплощения идей.
Неожиданно в ангар влетели три омоновца с короткоствольными автоматами, в полумасках.
– Всем к стене! – гулко разнеслась команда, но никто не пошевелился. На лицах было удивление, словно от сюрприза-маскарада.
– К стене! – рявкнул один и устремился к кучно стоявшим слесарям и Аристарху Павловичу.
Не веря в серьезность всего, слесари как-то неуверенно подошли к контейнерам с картошкой, однако омоновец толкнул стволом автомата Аристарха Павловича:
– К стене!
Первой сориентировалась Вера, крикнула властно:
– Что это значит?! Кто такие?
В ангар заскочили еще четверо, и тогда раздался мегафонный голос:
– Руки на стену! Не двигаться! Стреляем на поражение!
И всех мгновенно расставили вдоль контейнеров, раздвинули ударами ботинок ноги. Только Вера, вдруг побелевшая от гнева, еще оставалась в проходе.
– Прекратить немедленно! – кричала она. – Кто старший?
Омоновец ударил ее в спину своей грудью, закованной в бронежилет.
– К стене!
Вера отлетела к контейнеру и машинально оперлась о него руками. Омоновец профессионально ударил ее по ногам.
– Ноги! Ноги раздвинь, сука!
Вера неожиданно развернулась и с размаху ударила его по щеке.
– Подлец! Скотина!..
В следующее мгновение она уже лежала на бетоне и ствол автомата упирался в спину.
– Вера, не сопротивляйся! – запоздало крикнул Аристарх Павлович. И тут же получил по печени.
– Молчать!
Омоновцы ощупывали одежду слесарей, на пол летели ключи, отвертки, плоскогубцы. Аристарху Павловичу вывернули карманы – вытаскивали бумаги. С Вериного плеча сорвали сумочку.
– Ну, скоты! – кричала она. – Вы ответите! Вы мне за все ответите!..
Из сумочки омоновец вытряхнул пистолет и, как кошка, прыгнул за ним, схватил. Другой мгновенно подлетел к Вере, прыгнул на спину и, завернув руки, потянул из-за бронежилета наручники. Вера сдавленно захрипела:
– Сволочи, мразь…
– Молчи, Вера! – снова крикнул Аристарх Павлович.
Ее схватили, поставили на ноги и почти волоком потащили к выходу. Омоновец рванул Аристарха Павловича за плечо, звякнул наручниками.
– Руки!
– На тебе мои руки, – сказал Аристарх Павлович.
Наручники оказались малы, и кабаньи клыки их не сходились на запястьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– А за что им сидеть? За что с повинной являться? – не сдержался Аристарх Павлович. – За то, что с оружием в руках защищали закон?.. Ничего не понимаю! Дурдом! Ты же юрист, Вера! Когда ты мне по телефону брякнула – закон никому не нужен, – я действительно поверил в диктатуру.
– Никакой диктатуры нет, это красная пропаганда!
– И закона нет!
– Уголовный есть!
– Ну, уголовный и при диктатуре есть! Причем такой уголовный!..
– Аристарх Павлович, давай не будем, – примирительно сказала Вера. – Ты же все понимаешь: фашисты пытались взять власть. И не будем.
– Алеша тоже фашист?
Она помолчала, бросила вскользь:
– Какой из Алеши фашист? Неудачник…
– Вот как? – покачал головой Аристарх Павлович. – А мне кажется, удачник. Дважды горел – выжил. В войне выжил, дома погиб. Потому что там он воевал, а здесь его убивали. Родной брат… Но он ведь тоже не фашист, правда?
– Кошмар какой-то, – призналась она. – Что ты предлагаешь?
– Ты же решила, что делать, самый разумный путь, – согласился он. – Я пойду с тобой… Попробуй уговорить их сложить оружие, но не оскорбляй их, не предлагай им повинную. Если найдешь такие слова – убедишь. У меня слов нет… Но если обманешь их – смотри, Вера, не отмоешься, не отмолишь. Кирилл вон не выдержал, не смог. Тебе еще хуже будет. Кирилл не видел, в кого стрелял, а ты будешь знать, в глаза им смотреть. Потом в глаза их жен и детей… И сомневаюсь, поймет ли тебя Олег. Гляди, Вера, он – Ерашов, он боярин. Я как-то раньше не замечал, думал, тюха… А он самый бо ярый из всех Ерашовых.
Она помедлила, что-то взвесила про себя, заключила решительно:
– Идем!
– И еще, Вера, – Аристарх Павлович посмотрел ей в глаза. – Запомни: если Кирилл застрелился из моего кольта – я должен признаться, что он мой.
– Вот это – полная глупость! – отрезала Вера. – На нем что, написано, что твой? Отпечатки пальцев – ерунда! Ты мог его брать у Кирилла посмотреть…
– Да не в отпечатках дело! – крикнул Аристарх Павлович. – Как ты не понимаешь?.. Я не боярин, я мужик по крови. Но я – мужик! Подумай, Вера. Ты ведь не только юрист. Ты – боярыня, столбовая дворянка.
– Вспомнил, – отмахнулась она. – Кому это надо?
– Тебе.
– Эх, Аристарх Павлович, – вздохнула она. – Знаешь, что мне надо? Выйти замуж за хорошего человека, дочку родить… Иногда проснусь утром – за стеной ребенок плачет. А у меня в груди заболит, будто молоко прибывает. Может, это сердце болит? Я ведь не знаю, как прибывает молоко… – Она встряхнулась, встала. – Ну что, пойдем, отец? Тяни не тяни – идти нужно. Поверят ли они мне?..
– Ладно, выдам один секрет, – решился Аристарх Павлович. – Если скажешь сразу, что ты сестра Алексея, – думаю, поверят. Они же семьей нас считают, по старшему брату обо всех судят. Романтики они, идеалисты, только век нынче другой…
Идти на аэродром Аристарх Павлович решил открыто, без обходных путей: днем в овощехранилище слесари монтировали вентиляцию, и ходить кругами значило вызвать лишние подозрения. Новый день был опять светлым, солнечным, в неподвижном воздухе подолгу кружились и падали последние листья с деревьев, и ничто не предвещало ненастья. По сути, Аристарх Павлович уходил с проселка в стороны, к большим деревьям, к выворотням и замшелым камням. Отчего-то казалось, что если Кирилл задумал покончить собой, то должен был сделать это за каким-нибудь укрытием. Человек всегда прячется, творя греховное дело… Он не предполагал, что застрелиться можно на ходу, на бегу, в момент, когда стало хорошо…
На аэродроме Аристарх Павлович зашел в первый ангар, где оборудование было уже смонтировано и оставалось установить терморегуляторы. Вере нравилось, что так быстро развернулось дело и что ангары уже и не похожи на ангары: от яблочного духа кружилась голова. Аристарх же Павлович ворчал, что это плохо – если пахнет яблоками, значит, они усыхают, теряют качество и вес, и придется устанавливать холодильники и увлажнители воздуха. Переходя в другой ангар, где работали монтажники, Аристарх Павлович заметил на опушке рулежной дорожки две мелькнувшие человеческие фигуры, но не придал значения, на какое-то время отключившись от реальной обстановки. Тем более в ангаре к нему приступили слесари – вечно не хватало мелочи, болтов, гаек, ремней: изношенное оборудование требовало капитального ремонта и усовершенствования. Слесари изобретали, мудрили, конструировали и, как всякие творцы, требовали немедленного воплощения идей.
Неожиданно в ангар влетели три омоновца с короткоствольными автоматами, в полумасках.
– Всем к стене! – гулко разнеслась команда, но никто не пошевелился. На лицах было удивление, словно от сюрприза-маскарада.
– К стене! – рявкнул один и устремился к кучно стоявшим слесарям и Аристарху Павловичу.
Не веря в серьезность всего, слесари как-то неуверенно подошли к контейнерам с картошкой, однако омоновец толкнул стволом автомата Аристарха Павловича:
– К стене!
Первой сориентировалась Вера, крикнула властно:
– Что это значит?! Кто такие?
В ангар заскочили еще четверо, и тогда раздался мегафонный голос:
– Руки на стену! Не двигаться! Стреляем на поражение!
И всех мгновенно расставили вдоль контейнеров, раздвинули ударами ботинок ноги. Только Вера, вдруг побелевшая от гнева, еще оставалась в проходе.
– Прекратить немедленно! – кричала она. – Кто старший?
Омоновец ударил ее в спину своей грудью, закованной в бронежилет.
– К стене!
Вера отлетела к контейнеру и машинально оперлась о него руками. Омоновец профессионально ударил ее по ногам.
– Ноги! Ноги раздвинь, сука!
Вера неожиданно развернулась и с размаху ударила его по щеке.
– Подлец! Скотина!..
В следующее мгновение она уже лежала на бетоне и ствол автомата упирался в спину.
– Вера, не сопротивляйся! – запоздало крикнул Аристарх Павлович. И тут же получил по печени.
– Молчать!
Омоновцы ощупывали одежду слесарей, на пол летели ключи, отвертки, плоскогубцы. Аристарху Павловичу вывернули карманы – вытаскивали бумаги. С Вериного плеча сорвали сумочку.
– Ну, скоты! – кричала она. – Вы ответите! Вы мне за все ответите!..
Из сумочки омоновец вытряхнул пистолет и, как кошка, прыгнул за ним, схватил. Другой мгновенно подлетел к Вере, прыгнул на спину и, завернув руки, потянул из-за бронежилета наручники. Вера сдавленно захрипела:
– Сволочи, мразь…
– Молчи, Вера! – снова крикнул Аристарх Павлович.
Ее схватили, поставили на ноги и почти волоком потащили к выходу. Омоновец рванул Аристарха Павловича за плечо, звякнул наручниками.
– Руки!
– На тебе мои руки, – сказал Аристарх Павлович.
Наручники оказались малы, и кабаньи клыки их не сходились на запястьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120