Кирилл следил за ним сквозь щелку неплотно прикрытых век, сквозь радужные разводья ресниц, но «самый чуткий инструмент» и через эти помехи уловил в лице брата непривычное для него волнение. У Олега подрагивали губы и от сдерживаемого дыхания шевелились крылья носа. Он подкрался к Аннушке и, склонив голову набок, сначала посмотрел ей в лицо и взволновался еще сильнее, а потом дрожащей рукой потянулся к ее руке, лежащей поверх одеяла. Не касаясь ее, он как бы погладил руку от предплечья до кисти и, закусив губу, помотал головой. У Кирилла еще бродила в голове шальная мысль громко крикнуть или засмеяться, чтобы напугать брата, однако то, что он увидел, было очень серьезно. Олег вошел не разбудить ее, ибо он никогда не входил к ним в комнату и по утрам негромко стучал в дверь, чтобы взять Аннушку с собой в церковь. Он прокрался, чтобы полюбоваться на спящую Аннушку и вот таким образом погладить ее руку…
Несколько секунд он еще стоял над нею, кусая губу, затем так же неслышно удалился. Кирилл открыл глаза – Аннушка спала в своем золотистом ореоле и ничего не ощущала. И чем прекраснее казалось Кириллу ее лицо, тем сильнее росло в нем возмущение. Он сел и потянул со стула спортивные брюки: показалось, Олег таится за дверью и слушает. Кирилл снова лег. Надо притвориться спящим! А потом незаметно пойти за ними, проследить весь путь, чтобы разоблачить подлость брата. И пусть он валит в свой монастырь!
Кирилл не успел натянуть одеяло – в дверь постучали, и Аннушка встрепенулась. Она всегда просыпалась мгновенно…
– Ты не спишь? – спросила она счастливым голосом и вскочила. – Это Олег стучит. В храм пора!
– Я пойду с вами! – скрывая свои возмущенные мысли, сказал Кирилл.
Она мимолетно коснулась губами его щеки, воздушная ткань ее ночной рубашки при этом ощекотила плечо и грудь, и тут же отпрянула – легкая и неуловимая, как золотистое сияние.
– Я так ждала этого!.. Одевайся, к службе опоздаем!
Олег поджидал на парадном крыльце, и от глаз Кирилла не ускользнуло его недоумение, что Аннушка вышла не одна. Кирилл сделал вид, что ничего не заметил, что ему нравится утро, солнце и предстоящий путь в церковь. Олег давно уже снял стоптанные кирзовые сапоги и невзрачный, неуместный для жаркого лета костюм и теперь был одет в легкие брюки и темную рубашку, правда, застегнутую на все пуговицы. Аннушка постепенно убедила его, что ходить в мужицких одеждах и дома и в церковь неприлично, и так же постепенно переодела его и заставила даже носить легкие дешевенькие кроссовки.
Он послушался только Аннушку и это обстоятельство было еще одним доказательством всех догадок Кирилла.
В церкви, еще до начала службы, Олег встал на колени лицом к стене и таким образом как бы уединился. В этом положении он остался, когда началась служба, и Кирилл шепотом спросил, почему это он так стоит, когда все остальные жмутся поближе к алтарю и даже гуляют по храму.
– Не знаю, – проронила Аннушка. – Но так молятся великие грешники, лишенные причастия, и духовные подвижники.
– А ты о чем молишься?
– Только за тебя молюсь. – призналась она, не поднимая глаз.
Ему захотелось обнять ее, прижать и не отпускать ни на миг: откровенность Аннушки неожиданно растрогала и взволновала его. Однако он сдержался и прошептал:
– Буду приходить с тобой каждый день.
В ответ она нашла его руку и незаметно пожала пальцы.
Они не достояли службу до конца и, оставив Олега у стены, тихо ушли из храма. Аннушка потянула Кирилла сначала к могиле Варвары Николаевны. Сирень уже отцвела, кусты вокруг оградки темнели пустой зеленью, но гранитный девичий лик все равно отсвечивал розовым.
– Знаешь, Кирилл, я навоображала себе жизнь, – призналась Аннушка. – Такую светлую, беззаботную… Это же естественно, правда? А теперь боюсь ее судьбы. Пока не знала, мне так хорошо было возле Варвары Николаевны. Я с ней разговаривала, как с сестрой, ну, или с близкой подругой… Придумала какую-то ерунду, будто я – это она в прошлом. Будто я снова родилась и у меня другое имя, фамилия. Это все из теории, что мы не первый раз на свете живем… Полина Михайловна рассказала мне о Варваре Николаевне, и я испугалась.
Она по-детски прижалась к Кириллу, залезла к нему под мышку, как птенец под крыло. Кирилл тихо рассмеялся:
– Чего же ты напугалась? А еще офицерская жена!
– Невеста, – поправила она. – И боюсь остаться невестой навсегда.
– Да почему же? Почему?
– Потому что мы только собирались пожениться – возникло препятствие! – с подступающими слезами в голосе проговорила Аннушка. – За ним еще… Мне чудится в этом рок. А Варвара Николаевна так и умерла невестой.
– Хорошо! – решительно сказал Кирилл. – Давай обойдем препятствие. Сегодня же пойдем и зарегистрируемся!
– Не в этом дело, Кирилл! – с внутренней болью вымолвила она. – Телеграфный столб можно обойти, а препятствия в судьбе не обойдешь. Ну как ты не понимаешь?
Кирилл встряхнул ее и развернул к себе лицом:
– Скажи, почему Варвара Николаевна умерла невестой?
– Зачем тебе это знать? Ни к чему…
– Нет, скажи!
– Но легче не станет, – заверила она. – Появится больше сомнений. Ты будешь думать…
– Я хочу знать! – отрезал Кирилл.
Аннушка помедлила, словно хотела уйти от разговора, пощипала зеленое семя с сирени, посеяла его в траву на задернованной могиле и все-таки нехотя сказала:
– Жениха Варвары Николаевны убили пьяные солдаты в семнадцатом году. Он был офицер, подпоручик, и отказался выдавать им винтовки. А у него были ключи. Он их взял и специально выбросил… Солдаты его убили и железную дверь сломали… Варвара Николаевна умерла от тоски. Ничем не болела, просто стала тихая и медленно угасла.
– И чего же ты боишься, глупая! – засмеялся Кирилл. – Ключей у меня нет, и меня не убьют за них пьяные солдаты. А ты никогда не умрешь от тоски. Со мной не умрешь. Ну уж если случится… Ты станешь жертвой моей ревности.
– Ты опять смеешься, а я говорю серьезно, Кирилл, – обиделась она.
– Я тоже серьезно, – сказал он, глядя мимо Аннушки. – Сегодня утром к нам входил Олег…
– Он не входил! – встрепенулась она. – Постучал, как всегда…
– Нет, он вошел, когда ты спала и ничего не слышала…
– Так…
– Он долго смотрел на тебя, а потом погладил твою руку. Не притронулся, а так, по воздуху, – он изобразил, как это было. – Я видел его лицо… Мой братец в тебя влюблен.
Она снова помедлила, набрала горсть семени с сиреневых гроздьев и вдруг подбросила вверх. На головы посыпался дождь…
– Я знаю об этом.
– Знаешь?
– Замечаю…
– И что же? Что?
– Мне это нравится, – Аннушка улыбнулась. – Ты совсем не разбираешься в женщинах!.. Знаешь, как приятно, когда кто-то на тебя смотрит с затаенной любовью, когда вздыхает… Когда ты можешь будоражить чье-то воображение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Несколько секунд он еще стоял над нею, кусая губу, затем так же неслышно удалился. Кирилл открыл глаза – Аннушка спала в своем золотистом ореоле и ничего не ощущала. И чем прекраснее казалось Кириллу ее лицо, тем сильнее росло в нем возмущение. Он сел и потянул со стула спортивные брюки: показалось, Олег таится за дверью и слушает. Кирилл снова лег. Надо притвориться спящим! А потом незаметно пойти за ними, проследить весь путь, чтобы разоблачить подлость брата. И пусть он валит в свой монастырь!
Кирилл не успел натянуть одеяло – в дверь постучали, и Аннушка встрепенулась. Она всегда просыпалась мгновенно…
– Ты не спишь? – спросила она счастливым голосом и вскочила. – Это Олег стучит. В храм пора!
– Я пойду с вами! – скрывая свои возмущенные мысли, сказал Кирилл.
Она мимолетно коснулась губами его щеки, воздушная ткань ее ночной рубашки при этом ощекотила плечо и грудь, и тут же отпрянула – легкая и неуловимая, как золотистое сияние.
– Я так ждала этого!.. Одевайся, к службе опоздаем!
Олег поджидал на парадном крыльце, и от глаз Кирилла не ускользнуло его недоумение, что Аннушка вышла не одна. Кирилл сделал вид, что ничего не заметил, что ему нравится утро, солнце и предстоящий путь в церковь. Олег давно уже снял стоптанные кирзовые сапоги и невзрачный, неуместный для жаркого лета костюм и теперь был одет в легкие брюки и темную рубашку, правда, застегнутую на все пуговицы. Аннушка постепенно убедила его, что ходить в мужицких одеждах и дома и в церковь неприлично, и так же постепенно переодела его и заставила даже носить легкие дешевенькие кроссовки.
Он послушался только Аннушку и это обстоятельство было еще одним доказательством всех догадок Кирилла.
В церкви, еще до начала службы, Олег встал на колени лицом к стене и таким образом как бы уединился. В этом положении он остался, когда началась служба, и Кирилл шепотом спросил, почему это он так стоит, когда все остальные жмутся поближе к алтарю и даже гуляют по храму.
– Не знаю, – проронила Аннушка. – Но так молятся великие грешники, лишенные причастия, и духовные подвижники.
– А ты о чем молишься?
– Только за тебя молюсь. – призналась она, не поднимая глаз.
Ему захотелось обнять ее, прижать и не отпускать ни на миг: откровенность Аннушки неожиданно растрогала и взволновала его. Однако он сдержался и прошептал:
– Буду приходить с тобой каждый день.
В ответ она нашла его руку и незаметно пожала пальцы.
Они не достояли службу до конца и, оставив Олега у стены, тихо ушли из храма. Аннушка потянула Кирилла сначала к могиле Варвары Николаевны. Сирень уже отцвела, кусты вокруг оградки темнели пустой зеленью, но гранитный девичий лик все равно отсвечивал розовым.
– Знаешь, Кирилл, я навоображала себе жизнь, – призналась Аннушка. – Такую светлую, беззаботную… Это же естественно, правда? А теперь боюсь ее судьбы. Пока не знала, мне так хорошо было возле Варвары Николаевны. Я с ней разговаривала, как с сестрой, ну, или с близкой подругой… Придумала какую-то ерунду, будто я – это она в прошлом. Будто я снова родилась и у меня другое имя, фамилия. Это все из теории, что мы не первый раз на свете живем… Полина Михайловна рассказала мне о Варваре Николаевне, и я испугалась.
Она по-детски прижалась к Кириллу, залезла к нему под мышку, как птенец под крыло. Кирилл тихо рассмеялся:
– Чего же ты напугалась? А еще офицерская жена!
– Невеста, – поправила она. – И боюсь остаться невестой навсегда.
– Да почему же? Почему?
– Потому что мы только собирались пожениться – возникло препятствие! – с подступающими слезами в голосе проговорила Аннушка. – За ним еще… Мне чудится в этом рок. А Варвара Николаевна так и умерла невестой.
– Хорошо! – решительно сказал Кирилл. – Давай обойдем препятствие. Сегодня же пойдем и зарегистрируемся!
– Не в этом дело, Кирилл! – с внутренней болью вымолвила она. – Телеграфный столб можно обойти, а препятствия в судьбе не обойдешь. Ну как ты не понимаешь?
Кирилл встряхнул ее и развернул к себе лицом:
– Скажи, почему Варвара Николаевна умерла невестой?
– Зачем тебе это знать? Ни к чему…
– Нет, скажи!
– Но легче не станет, – заверила она. – Появится больше сомнений. Ты будешь думать…
– Я хочу знать! – отрезал Кирилл.
Аннушка помедлила, словно хотела уйти от разговора, пощипала зеленое семя с сирени, посеяла его в траву на задернованной могиле и все-таки нехотя сказала:
– Жениха Варвары Николаевны убили пьяные солдаты в семнадцатом году. Он был офицер, подпоручик, и отказался выдавать им винтовки. А у него были ключи. Он их взял и специально выбросил… Солдаты его убили и железную дверь сломали… Варвара Николаевна умерла от тоски. Ничем не болела, просто стала тихая и медленно угасла.
– И чего же ты боишься, глупая! – засмеялся Кирилл. – Ключей у меня нет, и меня не убьют за них пьяные солдаты. А ты никогда не умрешь от тоски. Со мной не умрешь. Ну уж если случится… Ты станешь жертвой моей ревности.
– Ты опять смеешься, а я говорю серьезно, Кирилл, – обиделась она.
– Я тоже серьезно, – сказал он, глядя мимо Аннушки. – Сегодня утром к нам входил Олег…
– Он не входил! – встрепенулась она. – Постучал, как всегда…
– Нет, он вошел, когда ты спала и ничего не слышала…
– Так…
– Он долго смотрел на тебя, а потом погладил твою руку. Не притронулся, а так, по воздуху, – он изобразил, как это было. – Я видел его лицо… Мой братец в тебя влюблен.
Она снова помедлила, набрала горсть семени с сиреневых гроздьев и вдруг подбросила вверх. На головы посыпался дождь…
– Я знаю об этом.
– Знаешь?
– Замечаю…
– И что же? Что?
– Мне это нравится, – Аннушка улыбнулась. – Ты совсем не разбираешься в женщинах!.. Знаешь, как приятно, когда кто-то на тебя смотрит с затаенной любовью, когда вздыхает… Когда ты можешь будоражить чье-то воображение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120