И теперь, обретя круг близких, она вновь стала сама собой. Ей хотелось править в доме, распоряжаться, и это ей не доставляло удовольствие, скорее, напротив, приносило хлопоты, некоторую обузу, однако она мирилась со всеми неудобствами – что же поделать? Судьба всякого старшего в семье и доме.
– Господа, нам следует решить на семейном совете, как будем справлять свадьбу, – заявила она. – Пока же я слышу восторг, ликование и шутки, а нужно подумать серьезно. Событие очень важное.
Все сразу как-то примолкли, словно наконец осознали ответственность происшедшего. А Валентина Ильинишна и Наталья Ивановна засобирались уходить, на сей раз решительно. Бабушка Полина не задерживала, да еще попросила Аристарха Павловича проводить женщин и тем самым оставляла на совет только родню.
– Финансовые расходы я беру на себя, – сразу сказал старший Ерашов, – Думаю, Вера поможет…
– Почему же меня не берете в расчет? – вдруг обиделась бабушка Полина. – Я считаю своим долгом помочь молодым. Они мне оба очень нравятся. Кирилл, конечно, еще недоросль, балбес, но Аннушка – девушка чудесная. А тебе, Алеша, деньги понадобятся на переезд и на обустройство.
– Дайте слово балбесу! – встрял Кирилл. – Во-первых, попрошу не разоряться и не закатывать купеческой свадьбы. Во-вторых…
– Во-вторых, помолчи! – обрезала бабушка Полина. – Особенно когда говорят старшие. Я кое-что сберегла. У меня есть сто рублей, и я их отдаю на свадьбу. В гроб мне их не надо, а на такое дело мне не жаль.
Наступила какая-то неловкая пауза. Все переглядывались, и никто не отваживался возразить либо внести ясность: похоже, бабушка Полина отстала от жизни, от цен и глубоко заблуждалась. Старший Ерашов все-таки решился:
– Сто рублей, Полина Михайловна, деньги сейчас небольшие…
– Знаю я, что вы обо мне думаете, – перебила бабушка Полина. – Мол, старуха из ума выжила… Так вот, чтобы больше так не думали, я вас заверяю, что я – в полном духовном здравии. А сто рублей у меня не вашими рублями – золотыми десятками. Ну-ка, Надежда Александровна, принеси деньги.
Аннушка пришла в тихий восторг и поцеловала бабушку Полину – дескать, здорово она вас! Надежда Александровна принесла узелок с монетами и подала бабушке Полине. Та же с удовольствием и гордостью, развязала шелковый носовой платок и бросила его на стол.
– Мне они теперь ни к чему, – просто сказала она. – Надеюсь, похороните, как полагается, а больше ничего и не нужно.
Возражать или отказываться было немыслимо: бабушка Полина доказала, кто старший в доме и чье слово здесь – закон. Все это поняли, но она не торжествовала победы, а деловито переключилась на другой вопрос:
– Где станем справлять свадьбу? В ресторане или дома? Давайте сразу решим. Где сами-то молодые хотят?
– Только дома! – мгновенно ответила Аннушка. – Правда же, Кирилл?
Оспаривать этого было невозможно. Аннушка сообразила верно – бабушку Полину в ресторан не увезешь и не унесешь, а без нее свадьба уже не может состояться.
– Правда, – сказал Кирилл. – И столы можно поставить на улице, на берегу озера, например. И танцы до утра!
– Ну, это совершенно ни к чему – на берегу озера, – категорически опровергла бабушка Полина. – Во второй день можно повеселиться и на природе. Но свадьбу играть следует в доме. Поэтому надо подготовить помещение, столы, стулья, приборы. Свадьба, господа, это не дачные развлечения.
– Хорошо бы здесь, в парадной зале, – сказал старший Ерашов. – В нашей квартире все-таки тесновато.
– Да, хорошо бы, но надо поклониться Аристарху Павловичу, – заявила бабушка Полина. – И так сидим у него, будто своих комнат нет…
– Он согласится! – заверил Кирилл. – Даже рад будет!
– Я поговорю с ним, – пообещал Алексей.
– Нет, я сама! – вдруг сказала бабушка Полина. – Дело тонкое… А надо бы в парадной-то свадьбу сыграть! Все свадьбы у Ерашовых здесь играли… Я ведь здесь тридцать лет не была. А вошла сегодня, и все, как прежде… Все вспомнила… – Она снова стала строгой, но осталась легкая грусть в голосе. – Время для свадьбы, видите сами, неважное, да что делать? Если на время смотреть, то и люди бы вымерли, и счастья бы не знали… Жить надо во всякие времена. Как бывало раньше: мужик умирать собирался, а рожь сеял. Я телевизор не зря смотрю, господа. Вы-то ничего в нем не видите, примелькался вам телевизор, да вы и прошлого-то не знали, не помните. А мне есть с чем сравнивать… Берегите свою честь, господа офицеры. Простите, что я, женщина, вам говорю об этом. Я старая и потому имею право. И вот что скажу вам: в России скоро будет государь. Теперь уже скоро, вон как выдохлись без царя, вон как одичали… Пока же нет его, служить безоглядно можно лишь Отечеству да Господу Богу. Послушайте старуху, я вам напрасно не скажу.
Старший Ерашов медленно приблизился к бабушке Полине, склонился над ней и поцеловал руку. Кириллу ничего не оставалось делать, как пойти за братом, и когда он прикоснулся губами к побуревшей от старости руке, ощутил, как ее левая рука легла ему на голову…
* * *
В тот же день, когда Ерашовы проводили старшего на электричку, Николай Николаевич Безручкин пригнал в Дендрарий грузовик и заглянул к Аристарху Павловичу.
– Пошли, сосед, поможем старику вещи погрузить, – предложил он. – Дело скорое, быстро сбросаем.
Старик Слепнев, пьяненький и веселый, уже вытаскивал из квартиры какие-то узлы со шмотками и птичьи клетки. Вещей действительно оказалось немного – старье, рухлядь, слежавшаяся за годы и провонявшее птичьим пометом. Что было ценного – а инвалид войны Слепнев жил когда-то состоятельно, поскольку был хорошим специалистом по пушно-меховому сырью и, вероятно, приворовывал, – так вот все подходящее он давно снес на толкучку вместе с птицами, продал и пропил. У него была просторная двухкомнатная квартира на втором этаже, причем одна из комнат когда-то была кабинетом: мореным дубом были отделаны стены и потолки и повсюду – встроенные книжные шкафы под старым, темным стеклом. И все это было запущено до такой степени, что напоминало пыльную деревянную нору. Часть отделки, похоже, изрубили на дрова, в шкафах же старик Слепнев держал птиц, вернее, усмирял только что пойманных, и шкафы походили на многоэтажный курятник. Николай Николаевич расхаживал по освобожденной квартире и страдал от варварства бывшего жильца.
– Где теперь взять мореный дуб? – возмущался он. – Отделку же надо восстанавливать какой была! Это же такая красота! И во что превратил, алкаш несчастный?..
Аристарх Павлович знал, где взять мореный дуб, и в другой бы раз не выдержал страданий Николая Николаевича и подсказал, однако неожиданное переселение старика Слепнева вызвало жгучую обиду за Ерашовых. Пока они собираются, пока решают, мечтают и фантазируют, Безручкин делает дело и уже отвоевал половину второго этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Господа, нам следует решить на семейном совете, как будем справлять свадьбу, – заявила она. – Пока же я слышу восторг, ликование и шутки, а нужно подумать серьезно. Событие очень важное.
Все сразу как-то примолкли, словно наконец осознали ответственность происшедшего. А Валентина Ильинишна и Наталья Ивановна засобирались уходить, на сей раз решительно. Бабушка Полина не задерживала, да еще попросила Аристарха Павловича проводить женщин и тем самым оставляла на совет только родню.
– Финансовые расходы я беру на себя, – сразу сказал старший Ерашов, – Думаю, Вера поможет…
– Почему же меня не берете в расчет? – вдруг обиделась бабушка Полина. – Я считаю своим долгом помочь молодым. Они мне оба очень нравятся. Кирилл, конечно, еще недоросль, балбес, но Аннушка – девушка чудесная. А тебе, Алеша, деньги понадобятся на переезд и на обустройство.
– Дайте слово балбесу! – встрял Кирилл. – Во-первых, попрошу не разоряться и не закатывать купеческой свадьбы. Во-вторых…
– Во-вторых, помолчи! – обрезала бабушка Полина. – Особенно когда говорят старшие. Я кое-что сберегла. У меня есть сто рублей, и я их отдаю на свадьбу. В гроб мне их не надо, а на такое дело мне не жаль.
Наступила какая-то неловкая пауза. Все переглядывались, и никто не отваживался возразить либо внести ясность: похоже, бабушка Полина отстала от жизни, от цен и глубоко заблуждалась. Старший Ерашов все-таки решился:
– Сто рублей, Полина Михайловна, деньги сейчас небольшие…
– Знаю я, что вы обо мне думаете, – перебила бабушка Полина. – Мол, старуха из ума выжила… Так вот, чтобы больше так не думали, я вас заверяю, что я – в полном духовном здравии. А сто рублей у меня не вашими рублями – золотыми десятками. Ну-ка, Надежда Александровна, принеси деньги.
Аннушка пришла в тихий восторг и поцеловала бабушку Полину – дескать, здорово она вас! Надежда Александровна принесла узелок с монетами и подала бабушке Полине. Та же с удовольствием и гордостью, развязала шелковый носовой платок и бросила его на стол.
– Мне они теперь ни к чему, – просто сказала она. – Надеюсь, похороните, как полагается, а больше ничего и не нужно.
Возражать или отказываться было немыслимо: бабушка Полина доказала, кто старший в доме и чье слово здесь – закон. Все это поняли, но она не торжествовала победы, а деловито переключилась на другой вопрос:
– Где станем справлять свадьбу? В ресторане или дома? Давайте сразу решим. Где сами-то молодые хотят?
– Только дома! – мгновенно ответила Аннушка. – Правда же, Кирилл?
Оспаривать этого было невозможно. Аннушка сообразила верно – бабушку Полину в ресторан не увезешь и не унесешь, а без нее свадьба уже не может состояться.
– Правда, – сказал Кирилл. – И столы можно поставить на улице, на берегу озера, например. И танцы до утра!
– Ну, это совершенно ни к чему – на берегу озера, – категорически опровергла бабушка Полина. – Во второй день можно повеселиться и на природе. Но свадьбу играть следует в доме. Поэтому надо подготовить помещение, столы, стулья, приборы. Свадьба, господа, это не дачные развлечения.
– Хорошо бы здесь, в парадной зале, – сказал старший Ерашов. – В нашей квартире все-таки тесновато.
– Да, хорошо бы, но надо поклониться Аристарху Павловичу, – заявила бабушка Полина. – И так сидим у него, будто своих комнат нет…
– Он согласится! – заверил Кирилл. – Даже рад будет!
– Я поговорю с ним, – пообещал Алексей.
– Нет, я сама! – вдруг сказала бабушка Полина. – Дело тонкое… А надо бы в парадной-то свадьбу сыграть! Все свадьбы у Ерашовых здесь играли… Я ведь здесь тридцать лет не была. А вошла сегодня, и все, как прежде… Все вспомнила… – Она снова стала строгой, но осталась легкая грусть в голосе. – Время для свадьбы, видите сами, неважное, да что делать? Если на время смотреть, то и люди бы вымерли, и счастья бы не знали… Жить надо во всякие времена. Как бывало раньше: мужик умирать собирался, а рожь сеял. Я телевизор не зря смотрю, господа. Вы-то ничего в нем не видите, примелькался вам телевизор, да вы и прошлого-то не знали, не помните. А мне есть с чем сравнивать… Берегите свою честь, господа офицеры. Простите, что я, женщина, вам говорю об этом. Я старая и потому имею право. И вот что скажу вам: в России скоро будет государь. Теперь уже скоро, вон как выдохлись без царя, вон как одичали… Пока же нет его, служить безоглядно можно лишь Отечеству да Господу Богу. Послушайте старуху, я вам напрасно не скажу.
Старший Ерашов медленно приблизился к бабушке Полине, склонился над ней и поцеловал руку. Кириллу ничего не оставалось делать, как пойти за братом, и когда он прикоснулся губами к побуревшей от старости руке, ощутил, как ее левая рука легла ему на голову…
* * *
В тот же день, когда Ерашовы проводили старшего на электричку, Николай Николаевич Безручкин пригнал в Дендрарий грузовик и заглянул к Аристарху Павловичу.
– Пошли, сосед, поможем старику вещи погрузить, – предложил он. – Дело скорое, быстро сбросаем.
Старик Слепнев, пьяненький и веселый, уже вытаскивал из квартиры какие-то узлы со шмотками и птичьи клетки. Вещей действительно оказалось немного – старье, рухлядь, слежавшаяся за годы и провонявшее птичьим пометом. Что было ценного – а инвалид войны Слепнев жил когда-то состоятельно, поскольку был хорошим специалистом по пушно-меховому сырью и, вероятно, приворовывал, – так вот все подходящее он давно снес на толкучку вместе с птицами, продал и пропил. У него была просторная двухкомнатная квартира на втором этаже, причем одна из комнат когда-то была кабинетом: мореным дубом были отделаны стены и потолки и повсюду – встроенные книжные шкафы под старым, темным стеклом. И все это было запущено до такой степени, что напоминало пыльную деревянную нору. Часть отделки, похоже, изрубили на дрова, в шкафах же старик Слепнев держал птиц, вернее, усмирял только что пойманных, и шкафы походили на многоэтажный курятник. Николай Николаевич расхаживал по освобожденной квартире и страдал от варварства бывшего жильца.
– Где теперь взять мореный дуб? – возмущался он. – Отделку же надо восстанавливать какой была! Это же такая красота! И во что превратил, алкаш несчастный?..
Аристарх Павлович знал, где взять мореный дуб, и в другой бы раз не выдержал страданий Николая Николаевича и подсказал, однако неожиданное переселение старика Слепнева вызвало жгучую обиду за Ерашовых. Пока они собираются, пока решают, мечтают и фантазируют, Безручкин делает дело и уже отвоевал половину второго этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120