– Приказ срочно явиться к месту службы…
– Ох. Кирюша, это лишь начало, – невозмутимо сказала Екатерина. – Столько этих приказов будет, столько тревог… Братец твой редко какой отпуск догуливал по-человечески.
– Товарищ лейтенант, опоздаем к первой электричке, – поторопил посыльный солдат. – Приказано посадить в первую…
Провожали до ворот Дендрария почти бегом. Аристарх Павлович нес чемодан, а Кирилл, обняв Аннушку, уже пришел в себя и ворчливо острил на ходу:
– Женишься тут, как раз! Можно сказать, из-под венца выхватили! Тиимать!.. На хрена мне эта служба? Скорей бы на пенсию…
За воротами дожидался военкоматовский «уазик».
– Эх, ни Алеши, ни Веры нет, – пожалел Аристарх Павлович. – Приедут, а жениха и след простыл.
– Ничего, – отмахнулась Екатерина. – Через месяц-другой отпустят догулять. Жениться – не напасть…
Кирилл наскоро простился с родней, поцеловал Аннушку и сел в машину.
– Батя! – крикнул он. – Поглядывай, чтоб невесту не увели! Если что – запри в чулан, а всех поклонников к стенке. У тебя там еще патроны оставались!..
Аннушка, улыбаясь, помахала ему рукой и, когда машина уехала за поворот, вдруг опустилась на землю и заплакала.
– Он не вернется… Я чувствую… он не вернется!
Валентина Ильинишна с Екатериной подняли ее, стали успокаивать и повели домой, как больную. Тихая, отчаянная истерика душила ее; Аннушка глотала слезы, но нездорово блестящие глаза оставались сухими. Аристарх Павлович взял ее за плечи и повел к Колокольному дубу. Там он умыл Аннушку и дал напиться из своих ладоней. Аннушка посветлела и, длинно всхлипывая, как наплакавшийся ребенок, стала играть с родником, вялой рукой разбивая его в брызги…
10
Ни о каком возвращении ерашовского поместья наследникам бывших владельцев городские власти и слышать не хотели. Для начала погоняли из кабинета в кабинет, побеседовали с отставным подполковником, выяснили, что, кроме пенсии, у него ни гроша за душой, и отказали наотрез. Мэрию устраивал лишь вариант предприятия со смешанной собственностью, поскольку нищий бюджет требовал вливания частного капитала. Старший Ерашов особенно-то и не настаивал и не спорил: Вере был важен только сам факт отказа, обязательно зафиксированный на бумаге. Это обстоятельство настораживало городское начальство: род Ерашовых был слишком известен, однако их потомков в городе совершенно не знали. И только военком, прочитав, видимо, личное дело, относился к Алексею с почтением и обещал содействие во всем – четыре боевых ордена и два ранения для него кое-что значили. Вера же, кроме прокуратуры, нигде не засвечивалась, и все-таки в недрах мэрии пополз слух, что она – большая шишка в Санкт-Петербурге, а значит, наверняка имеет связи в Москве. И эта опаска помогла, когда Вера от имени Горзеленхоза и коллектива Дендрария как адвокат явилась в арбитраж с протестом. Дело в том, что бывшие хозяева при создании муниципального предприятия оказывались в стороне и, лишаясь Дендрария, по сути, снимались с городского бюджета. В арбитраже к тому времени прослышали, кто такая Ерашова, и долго мудрить не стали – решение о создании предприятия опротестовали и деятельность его приостановили – нарушений законодательства было найдено на три протеста.
Получив бумагу из арбитража, Вера с Алексеем за одну ночь составили свой план использования Дендрария в целях международного туризма и наутро уже были в Москве. Не привлекая пока никаких связей, они явились в дирекцию «Золотого кольца» и, предъявив решение арбитража, объяснили, что в ближайшем будущем ни бань с самоварами, ни соловьев-разбойников и ни гостиницы не будет. «Золотому кольцу» было наплевать, кто станет владеть заповедным Дендрарием; ему нужен был сервис и развлекательный комплекс. Вера выложила кучу документов, запрещающих всякое новое строительство на территории природного памятника, тем более загрязняющих непроточный водоем, а также устройство лестниц и смотровых площадок на деревьях, установку сувенирных киосков, туалетов и прочих принадлежностей сервиса. Оказывается, городские власти на все это закрывали глаза, лишь бы затащить город в круг «Золотого кольца», а в город – богатых туристов. Когда же в дирекции началась легкая паника, Вера, словно картежный игрок, выложила свой козырь – план развлекательного комплекса, в котором были те же бани, только вынесенные на берег реки, ближе к гостинице, вместо Ильи Муромца с конем – экскурсии по Дендрарию верхом или в конных экипажах, зимой – катание на тройках, и не соловья-разбойника на дуб садить, а организовать фольклорный ландшафтный театр на все времена года. Дирекцию же больше всего интересовали сроки, ибо рекламная машина была уже запущена. Вера назвала срок в полгода, что Алексею вовсе показалось авантюрой. Получив очередную бумагу, они покинули дирекцию, и старший Ерашов не выдержал.
– Кто станет всем этим заниматься? – возмутился он. – Я всего-навсего летчик!
– Заниматься будешь ты, – бездумно и весело заявила сестра. – Я из тебя сделаю капиталиста. А как ты собирался жить? На одну пенсию? В тридцать два года?.. Постепенно втянешь Олега. Может, и Василий объявится, когда узнает, что мы не лаптем щи хлебаем.
И все-таки старший Ерашов не мог отвязаться от ощущения, что все затеянное – чистая авантюра. Вера же чувствовала себя как рыба в воде. Ей доставляло удовольствие беседовать с начальниками, звонить, проводить переговоры, давать консультации по праву, сажать в лужу, причем изящно, дилетантов в юриспруденции и бизнесе. Она купалась в этой стихии, которая для Алексея была нудной и утомительной; она всегда точно знала, на кого выйти, кто владеет информацией и кто может реально помочь, не требуя взятки. С женщинами Вера разговаривала вежливо и уважительно, а с мужчинами, даже с крутыми начальниками, всякое общение начинала с какой-то кокетливой надменностью, но заканчивала почти дружески и никогда не ошибалась в людях: следовательский опыт шел ей на пользу. Наблюдая за сестрой, Алексей понял, что она никогда уже не выйдет замуж, и если выйдет, то не увидит счастья. Она была слишком умна, чтобы безоглядно влюбиться, и слишком прозорлива, чтобы поверить в любовь мужчины, по положению и уму годного ей в мужья. А круг, в котором Вера чувствовала себя свободной и раскрепощенной, уже был насыщен практичностью, расчетом и деловыми связями.
Мотаясь за сестрой по Москве, старший Ерашов вдруг начал понимать, что постепенно сдает свое старшинство: в доме – Аристарху Павловичу, в делах – Вере, в делах же духовных – Олегу. И это было не обидно и не оскорбительно. За двадцать армейских лет он оказался оторванным от реально существующей жизни и теперь должен был найти в ней свое место, свою ступень на лестнице, по которой следовало подниматься вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Ох. Кирюша, это лишь начало, – невозмутимо сказала Екатерина. – Столько этих приказов будет, столько тревог… Братец твой редко какой отпуск догуливал по-человечески.
– Товарищ лейтенант, опоздаем к первой электричке, – поторопил посыльный солдат. – Приказано посадить в первую…
Провожали до ворот Дендрария почти бегом. Аристарх Павлович нес чемодан, а Кирилл, обняв Аннушку, уже пришел в себя и ворчливо острил на ходу:
– Женишься тут, как раз! Можно сказать, из-под венца выхватили! Тиимать!.. На хрена мне эта служба? Скорей бы на пенсию…
За воротами дожидался военкоматовский «уазик».
– Эх, ни Алеши, ни Веры нет, – пожалел Аристарх Павлович. – Приедут, а жениха и след простыл.
– Ничего, – отмахнулась Екатерина. – Через месяц-другой отпустят догулять. Жениться – не напасть…
Кирилл наскоро простился с родней, поцеловал Аннушку и сел в машину.
– Батя! – крикнул он. – Поглядывай, чтоб невесту не увели! Если что – запри в чулан, а всех поклонников к стенке. У тебя там еще патроны оставались!..
Аннушка, улыбаясь, помахала ему рукой и, когда машина уехала за поворот, вдруг опустилась на землю и заплакала.
– Он не вернется… Я чувствую… он не вернется!
Валентина Ильинишна с Екатериной подняли ее, стали успокаивать и повели домой, как больную. Тихая, отчаянная истерика душила ее; Аннушка глотала слезы, но нездорово блестящие глаза оставались сухими. Аристарх Павлович взял ее за плечи и повел к Колокольному дубу. Там он умыл Аннушку и дал напиться из своих ладоней. Аннушка посветлела и, длинно всхлипывая, как наплакавшийся ребенок, стала играть с родником, вялой рукой разбивая его в брызги…
10
Ни о каком возвращении ерашовского поместья наследникам бывших владельцев городские власти и слышать не хотели. Для начала погоняли из кабинета в кабинет, побеседовали с отставным подполковником, выяснили, что, кроме пенсии, у него ни гроша за душой, и отказали наотрез. Мэрию устраивал лишь вариант предприятия со смешанной собственностью, поскольку нищий бюджет требовал вливания частного капитала. Старший Ерашов особенно-то и не настаивал и не спорил: Вере был важен только сам факт отказа, обязательно зафиксированный на бумаге. Это обстоятельство настораживало городское начальство: род Ерашовых был слишком известен, однако их потомков в городе совершенно не знали. И только военком, прочитав, видимо, личное дело, относился к Алексею с почтением и обещал содействие во всем – четыре боевых ордена и два ранения для него кое-что значили. Вера же, кроме прокуратуры, нигде не засвечивалась, и все-таки в недрах мэрии пополз слух, что она – большая шишка в Санкт-Петербурге, а значит, наверняка имеет связи в Москве. И эта опаска помогла, когда Вера от имени Горзеленхоза и коллектива Дендрария как адвокат явилась в арбитраж с протестом. Дело в том, что бывшие хозяева при создании муниципального предприятия оказывались в стороне и, лишаясь Дендрария, по сути, снимались с городского бюджета. В арбитраже к тому времени прослышали, кто такая Ерашова, и долго мудрить не стали – решение о создании предприятия опротестовали и деятельность его приостановили – нарушений законодательства было найдено на три протеста.
Получив бумагу из арбитража, Вера с Алексеем за одну ночь составили свой план использования Дендрария в целях международного туризма и наутро уже были в Москве. Не привлекая пока никаких связей, они явились в дирекцию «Золотого кольца» и, предъявив решение арбитража, объяснили, что в ближайшем будущем ни бань с самоварами, ни соловьев-разбойников и ни гостиницы не будет. «Золотому кольцу» было наплевать, кто станет владеть заповедным Дендрарием; ему нужен был сервис и развлекательный комплекс. Вера выложила кучу документов, запрещающих всякое новое строительство на территории природного памятника, тем более загрязняющих непроточный водоем, а также устройство лестниц и смотровых площадок на деревьях, установку сувенирных киосков, туалетов и прочих принадлежностей сервиса. Оказывается, городские власти на все это закрывали глаза, лишь бы затащить город в круг «Золотого кольца», а в город – богатых туристов. Когда же в дирекции началась легкая паника, Вера, словно картежный игрок, выложила свой козырь – план развлекательного комплекса, в котором были те же бани, только вынесенные на берег реки, ближе к гостинице, вместо Ильи Муромца с конем – экскурсии по Дендрарию верхом или в конных экипажах, зимой – катание на тройках, и не соловья-разбойника на дуб садить, а организовать фольклорный ландшафтный театр на все времена года. Дирекцию же больше всего интересовали сроки, ибо рекламная машина была уже запущена. Вера назвала срок в полгода, что Алексею вовсе показалось авантюрой. Получив очередную бумагу, они покинули дирекцию, и старший Ерашов не выдержал.
– Кто станет всем этим заниматься? – возмутился он. – Я всего-навсего летчик!
– Заниматься будешь ты, – бездумно и весело заявила сестра. – Я из тебя сделаю капиталиста. А как ты собирался жить? На одну пенсию? В тридцать два года?.. Постепенно втянешь Олега. Может, и Василий объявится, когда узнает, что мы не лаптем щи хлебаем.
И все-таки старший Ерашов не мог отвязаться от ощущения, что все затеянное – чистая авантюра. Вера же чувствовала себя как рыба в воде. Ей доставляло удовольствие беседовать с начальниками, звонить, проводить переговоры, давать консультации по праву, сажать в лужу, причем изящно, дилетантов в юриспруденции и бизнесе. Она купалась в этой стихии, которая для Алексея была нудной и утомительной; она всегда точно знала, на кого выйти, кто владеет информацией и кто может реально помочь, не требуя взятки. С женщинами Вера разговаривала вежливо и уважительно, а с мужчинами, даже с крутыми начальниками, всякое общение начинала с какой-то кокетливой надменностью, но заканчивала почти дружески и никогда не ошибалась в людях: следовательский опыт шел ей на пользу. Наблюдая за сестрой, Алексей понял, что она никогда уже не выйдет замуж, и если выйдет, то не увидит счастья. Она была слишком умна, чтобы безоглядно влюбиться, и слишком прозорлива, чтобы поверить в любовь мужчины, по положению и уму годного ей в мужья. А круг, в котором Вера чувствовала себя свободной и раскрепощенной, уже был насыщен практичностью, расчетом и деловыми связями.
Мотаясь за сестрой по Москве, старший Ерашов вдруг начал понимать, что постепенно сдает свое старшинство: в доме – Аристарху Павловичу, в делах – Вере, в делах же духовных – Олегу. И это было не обидно и не оскорбительно. За двадцать армейских лет он оказался оторванным от реально существующей жизни и теперь должен был найти в ней свое место, свою ступень на лестнице, по которой следовало подниматься вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120