Трубы были из нержавейки, поэтому со скважиной вряд ли что случилось за тридцать лет. Прочистить, установить новый фильтр и насос было намного дешевле, чем бурить новую.
Теперь все оценивалось так – что дешевле и что дороже…
Ни у себя в комнате, ни на огороде брата не оказалось, и старший Ерашов пошел к сараю, превращенному в скульптурную мастерскую. И неожиданно услышал через дверь повелительный голос Аннушки:
– Уезжай немедленно! Я не хочу видеть тебя! Ты мне противен!
В ту секунду он не подозревал, что происходит там, за дверью, и потянул ее на себя…
Олег стоял на коленях перед Аннушкой, какой-то всклокоченный, полубезумный, неузнаваемый. Увидев старшего брата, вскочил на ноги, потряс кулаками и выскочил из сарая. Сначала кинулся в Дендрарий, но постепенно замедлил шаг, сломался и, вялый, побрел в дом.
Потрясенный, Алексей несколько минут стоял возле распахнутой двери, пока не услышал тихий плач Аннушки. Она сидела на грязном табурете возле Афродиты, тоже сломленная, будто растрескавшаяся.
– Что тут произошло? – сухо спросил старший Ерашов, отгоняя мерзкие догадки. – Ну не плачь, скажи, что случилось? Тебе трудно сказать? Не можешь?
– Могу… – простонала она. – Сказать могу… Только думала, сами увидите! Сами поймете, догадаетесь!.. Нет, не увидели! Никто не увидел! Помешались на своем деле! Ничего уже вокруг не замечаете!
– О чем ты говоришь – не пойму, – признался старший Ерашов. – Действительно ничего не заметил…
Она подняла заплаканное лицо, посмотрела с мольбой:
– Прости, Алеша… Я сама виновата! Мне надо было с самого начала отогнать его. И он бы уехал и успокоился… А я пожалела. Его никто не любил, и он никого не любил. Думала, все окончится безобидно… И ошиблась!.. Но ты не злись на него. Он любит и потому как сумасшедший.
– Он не понимает, что ты невеста брата?
– Ничего он не понимает! Первая любовь в двадцать пять лет – это опасно, а он еще максималист, – Аннушка вытерла слезы. – Кирилл уехал – он совсем стал одержимый… Неужели этого никто не замечает?
– Надо было сказать об этом раньше, – посетовал Алексей. – Я бы привел его в чувство.
– А как сказать? – горько спросила она. – И что сказать?.. Он же меня предупредил: выдашь мою любовь – застрелюсь в тот же миг. Я боялась, он мог застрелиться, но сейчас уже нет. Он очень хочет жить и никогда теперь не застрелится. И потому я еще больше боюсь его!
– Да, страсти, – старший Ерашов сел и безвольно уронил руки. – Мы ослепли, ты права… Что же делать станем?
– Не знаю, – после паузы проронила Аннушка. – Наверное, я уеду к Кириллу. Будь что будет…
– Это не выход. Ты должна жить дома.
– Невозможно, – Аннушка помотала головой. – Когда вы тут воевали с рэкетирами, он прибежал за мной… И обманул меня! Сказал, будто ты просил его и меня немедленно уехать куда-нибудь месяца на три. Будто жить здесь опасно для меня. Сначала я поверила и опомнилась уже на вокзале… Тогда он поклялся, что все равно украдет меня… Придется уезжать, Алеша. Жалко бросать аспирантуру, не хочется снова идти в это общежитие… Я написала Кириллу и все ему поведала.
За все время от Кирилла пришло одно письмо, где он сообщал, что отозвали из отпуска из-за учений и теперь он занимается сплачиванием боевого подразделения – танкового взвода. На днях должны начаться эти самые учения, а после, возможно, дадут догулять отпуск. Старший Ерашов хорошо представлял, какое будет состояние у Кирилла, когда он получит письмо от невесты. Чего доброго, бросит службу и примчится…
– Ты напрасно ему написала об этом, – пожалел старший Ерашов. – Потом бы лучше рассказала… Он же взбесится там!
– А что мне оставалось делать, Алеша? – со слезами в голосе сказала Аннушка. – Олегу нельзя уходить в монастырь, пусть он живет дома. Лучше я уеду…
– Нет! – заявил Алексей и встал. – Вы с Кириллом – моя надежда. Не разрушайте дом, он еще не построен… Понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю… – проронила она. – Только не прогоняй Олега. Он пропадет.
Сначала он хотел немедленно поговорить с братом, но в последнюю минуту передумал и решил посоветоваться с Аристархом Павловичем. И тот, еще не дослушав Алексея, неожиданно его огорошил:
– Я все вижу. И давно вижу.
– Но что же ты молчал?
– А что сказать, если любит? Не можем же мы запретить ему. Что наши запреты, разговоры?.. И прогонять нельзя!
– Что же нам делать? – подавленно спросил старший Ерашов.
– Не знаю, – вымолвил Аристарх Павлович. – Лучше ничего не делать. Жизнь мудрее нас, пусть она сама рассудит. Вмешаемся, будет еще хуже. В любви виноватых нет.
Старший Ерашов отыскал Олега на озере. Тот сидел на мостках, сжавшись в комок, косица на голове развязалась, и ветер трепал тонкие, мягкие волосы. Вдруг стало невыносимо жаль его, как тогда, в детском доме. Только сейчас не было обидчиков, которых можно наказать и тем самым защитить брата от несправедливости.
Алексей сел с ним рядом – Олег словно и не заметил его, глядя на темную осеннюю воду.
– Как помочь тебе, брат? – спросил он.
Олег посмотрел на него с сожалением, но сказал трезво, со скрытым упрямством в голосе:
– Ничего, я сам. Спасибо, Алеша.
– Что ты собираешься делать?
– Я все равно не уеду!
– Тебя никто не гонит…
Он вдруг поверил в откровенность старшего брата, расслабился, подобрел, хотя осталась еще какая?то задиристая нота.
– Никто не гонит, но никто мне и не радуется… Правда же?
– Правда…
– Ну вот… А все равно останусь здесь, возле Аннушки! Думайте обо мне что хотите.
Старший Ерашов попытался поймать взгляд брата – тот снова смотрел на воду.
– Аннушка – невеста твоего родного брата. Ты понимаешь это?
– Понимаю… Но ведь только невеста – не жена, – отпарировал он. – Невесту отбить не грех.
– Но ведь у брата отбить! – возмутился Алексей.
– Не кричи, Алеша, – мягко сказал Олег. – Если бы Кирилл любил ее… А он не любит.
– Откуда ты можешь знать – любит, не любит?..
– Вижу… Аннушка ему нравится, потому что очень красивая, – уверенно заявил брат. – А я люблю ее, Алеша. И теперь вся моя жизнь будет только около нее и ради нее. Даже грешить стало нестрашно… Безумие!
– А ты о ней подумал? Каково ей от твоей любви? – Старший Ерашов развернул брата к себе. – Ты ее хочешь осчастливить? Или только себя?
– Я знаю, эгоизм – это отвратительно… Да пойми меня, Алеша! Я ведь ожил от своей любви, вдруг понял весь смысл жизни. И если бы понимал это раньше – никогда бы ни мячиков не кидал, не искал бы правды, не жаждал бы истины… Мне сейчас даже в монастырь нельзя. Я же Богу теперь служить не смогу – ей стану служить, о ней думать, на нее молиться, – теперь не искал взгляд брата. – Алеша! Алеша!.. Послушай меня… Моя любовь – не грех… Прошу тебя, отнесись серьезно, не посчитай, что я – сумасшедший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Теперь все оценивалось так – что дешевле и что дороже…
Ни у себя в комнате, ни на огороде брата не оказалось, и старший Ерашов пошел к сараю, превращенному в скульптурную мастерскую. И неожиданно услышал через дверь повелительный голос Аннушки:
– Уезжай немедленно! Я не хочу видеть тебя! Ты мне противен!
В ту секунду он не подозревал, что происходит там, за дверью, и потянул ее на себя…
Олег стоял на коленях перед Аннушкой, какой-то всклокоченный, полубезумный, неузнаваемый. Увидев старшего брата, вскочил на ноги, потряс кулаками и выскочил из сарая. Сначала кинулся в Дендрарий, но постепенно замедлил шаг, сломался и, вялый, побрел в дом.
Потрясенный, Алексей несколько минут стоял возле распахнутой двери, пока не услышал тихий плач Аннушки. Она сидела на грязном табурете возле Афродиты, тоже сломленная, будто растрескавшаяся.
– Что тут произошло? – сухо спросил старший Ерашов, отгоняя мерзкие догадки. – Ну не плачь, скажи, что случилось? Тебе трудно сказать? Не можешь?
– Могу… – простонала она. – Сказать могу… Только думала, сами увидите! Сами поймете, догадаетесь!.. Нет, не увидели! Никто не увидел! Помешались на своем деле! Ничего уже вокруг не замечаете!
– О чем ты говоришь – не пойму, – признался старший Ерашов. – Действительно ничего не заметил…
Она подняла заплаканное лицо, посмотрела с мольбой:
– Прости, Алеша… Я сама виновата! Мне надо было с самого начала отогнать его. И он бы уехал и успокоился… А я пожалела. Его никто не любил, и он никого не любил. Думала, все окончится безобидно… И ошиблась!.. Но ты не злись на него. Он любит и потому как сумасшедший.
– Он не понимает, что ты невеста брата?
– Ничего он не понимает! Первая любовь в двадцать пять лет – это опасно, а он еще максималист, – Аннушка вытерла слезы. – Кирилл уехал – он совсем стал одержимый… Неужели этого никто не замечает?
– Надо было сказать об этом раньше, – посетовал Алексей. – Я бы привел его в чувство.
– А как сказать? – горько спросила она. – И что сказать?.. Он же меня предупредил: выдашь мою любовь – застрелюсь в тот же миг. Я боялась, он мог застрелиться, но сейчас уже нет. Он очень хочет жить и никогда теперь не застрелится. И потому я еще больше боюсь его!
– Да, страсти, – старший Ерашов сел и безвольно уронил руки. – Мы ослепли, ты права… Что же делать станем?
– Не знаю, – после паузы проронила Аннушка. – Наверное, я уеду к Кириллу. Будь что будет…
– Это не выход. Ты должна жить дома.
– Невозможно, – Аннушка помотала головой. – Когда вы тут воевали с рэкетирами, он прибежал за мной… И обманул меня! Сказал, будто ты просил его и меня немедленно уехать куда-нибудь месяца на три. Будто жить здесь опасно для меня. Сначала я поверила и опомнилась уже на вокзале… Тогда он поклялся, что все равно украдет меня… Придется уезжать, Алеша. Жалко бросать аспирантуру, не хочется снова идти в это общежитие… Я написала Кириллу и все ему поведала.
За все время от Кирилла пришло одно письмо, где он сообщал, что отозвали из отпуска из-за учений и теперь он занимается сплачиванием боевого подразделения – танкового взвода. На днях должны начаться эти самые учения, а после, возможно, дадут догулять отпуск. Старший Ерашов хорошо представлял, какое будет состояние у Кирилла, когда он получит письмо от невесты. Чего доброго, бросит службу и примчится…
– Ты напрасно ему написала об этом, – пожалел старший Ерашов. – Потом бы лучше рассказала… Он же взбесится там!
– А что мне оставалось делать, Алеша? – со слезами в голосе сказала Аннушка. – Олегу нельзя уходить в монастырь, пусть он живет дома. Лучше я уеду…
– Нет! – заявил Алексей и встал. – Вы с Кириллом – моя надежда. Не разрушайте дом, он еще не построен… Понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю… – проронила она. – Только не прогоняй Олега. Он пропадет.
Сначала он хотел немедленно поговорить с братом, но в последнюю минуту передумал и решил посоветоваться с Аристархом Павловичем. И тот, еще не дослушав Алексея, неожиданно его огорошил:
– Я все вижу. И давно вижу.
– Но что же ты молчал?
– А что сказать, если любит? Не можем же мы запретить ему. Что наши запреты, разговоры?.. И прогонять нельзя!
– Что же нам делать? – подавленно спросил старший Ерашов.
– Не знаю, – вымолвил Аристарх Павлович. – Лучше ничего не делать. Жизнь мудрее нас, пусть она сама рассудит. Вмешаемся, будет еще хуже. В любви виноватых нет.
Старший Ерашов отыскал Олега на озере. Тот сидел на мостках, сжавшись в комок, косица на голове развязалась, и ветер трепал тонкие, мягкие волосы. Вдруг стало невыносимо жаль его, как тогда, в детском доме. Только сейчас не было обидчиков, которых можно наказать и тем самым защитить брата от несправедливости.
Алексей сел с ним рядом – Олег словно и не заметил его, глядя на темную осеннюю воду.
– Как помочь тебе, брат? – спросил он.
Олег посмотрел на него с сожалением, но сказал трезво, со скрытым упрямством в голосе:
– Ничего, я сам. Спасибо, Алеша.
– Что ты собираешься делать?
– Я все равно не уеду!
– Тебя никто не гонит…
Он вдруг поверил в откровенность старшего брата, расслабился, подобрел, хотя осталась еще какая?то задиристая нота.
– Никто не гонит, но никто мне и не радуется… Правда же?
– Правда…
– Ну вот… А все равно останусь здесь, возле Аннушки! Думайте обо мне что хотите.
Старший Ерашов попытался поймать взгляд брата – тот снова смотрел на воду.
– Аннушка – невеста твоего родного брата. Ты понимаешь это?
– Понимаю… Но ведь только невеста – не жена, – отпарировал он. – Невесту отбить не грех.
– Но ведь у брата отбить! – возмутился Алексей.
– Не кричи, Алеша, – мягко сказал Олег. – Если бы Кирилл любил ее… А он не любит.
– Откуда ты можешь знать – любит, не любит?..
– Вижу… Аннушка ему нравится, потому что очень красивая, – уверенно заявил брат. – А я люблю ее, Алеша. И теперь вся моя жизнь будет только около нее и ради нее. Даже грешить стало нестрашно… Безумие!
– А ты о ней подумал? Каково ей от твоей любви? – Старший Ерашов развернул брата к себе. – Ты ее хочешь осчастливить? Или только себя?
– Я знаю, эгоизм – это отвратительно… Да пойми меня, Алеша! Я ведь ожил от своей любви, вдруг понял весь смысл жизни. И если бы понимал это раньше – никогда бы ни мячиков не кидал, не искал бы правды, не жаждал бы истины… Мне сейчас даже в монастырь нельзя. Я же Богу теперь служить не смогу – ей стану служить, о ней думать, на нее молиться, – теперь не искал взгляд брата. – Алеша! Алеша!.. Послушай меня… Моя любовь – не грех… Прошу тебя, отнесись серьезно, не посчитай, что я – сумасшедший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120