Человек не делал больше резких движений, научившись обращению с вольной конской душой.
– Откуда ты взялся, Ага? – спрашивал он, любуясь жеребчиком. – Почему ты ночью в лесу? Неужели и ты сбежал от людей?
Жеребчик обошел костер и стал к нему боком с противоположной от человека стороны. Приятное тепло сушило шерсть и согревало кожу.
– Какой ты красавец стал, Ага, – продолжала она, оставаясь на расстоянии. – В холке ты, наверное, уже выше матери. И какая мощная у тебя грудь! Точно как у Грома… Но почему ты в лесу без хозяина? Может быть, тебя ищут? Меня вот ищут, могут даже облаву устроить, потому что я сбежала. Я не хотела, чтобы из меня брали кровь… Батюшки, вот и грива не стрижена, и репьи в хвосте… Неужели и из тебя хотели качать кровь? Я ведь недавно вернулась с того света и ничего-ничего не знаю, что было без меня…
Он повернулся к огню другим боком, и оказалось, что хвост совсем рядом с рукой человека. Боязливо, неуверенно, словно осторожную птицу, человек взял хвост жеребчика и стал выпутывать репьи, связавшие пышную жесткую шерсть в толстый жгут. Он ощутил руку и ослабил напряженные мышцы.
– Была бы расческа, каждую прядь расчесала бы, – приговаривал человек. – Но видишь, сама хожу нечесаная… И обуви у меня нет. А больничные тапочки я потеряла давно. У рубашки вот рукава длинные, но она совсем не греет. Я так зябла одна, а на аэродром все равно не пошла, не хочу больше жить среди людей. Вдвоем мы с тобой теперь и зиму перезимуем. Вот построим маленькую землянку и заживем. Я буду о тебе заботиться, ухаживать за тобой. Ночью на аэродром схожу, ножницы принесу, гриву тебе подстригу, челку подровняю. А если щетку найду – шерсть твою вычищу. Так и проживем до весны, если не поймают. А весной, Ага, я седло раздобуду и уздечку. И стану объезжать тебя, брат. Ничего, я легкая, ты меня не почувствуешь… Я тебя всему обучу. Ты у меня будешь самый лучший конь во всем мире. Мы с тобой еще удивим людей…
Он еще не понимал речи, но уже начинал ощущать магическое действие человеческого слова, чем-то сходное с тайной силой его руки…
12
Выйдя из электрички на перрон, Кирилл сразу попытался смешаться с толпой. Сделать это было нетрудно, он ехал в «гражданке», с одним чемоданом, такой же, как все. В потоке пассажиров он двинулся к автобусной остановке, но у вокзала заметил, что те двое, ехавшие с ним от Москвы, идут следом. Правда, теперь они были в каких-то серых, невзрачных плащах и практически без вещей – небольшая сумка у одного на плече. На остановке Кирилл не стал садиться в автобус, а подождал, когда двери его захлопнутся, и резко пошел к вокзалу. Двое неизвестных вроде бы скрылись в переполненном автобусе и выйти назад не могли. Кирилл постоял в кассовом зале, потолкался среди пассажиров, выпил в буфете сока – пусть отъедут подальше..
Этих двоих он увидел еще в Москве, когда электричка стояла у перрона и собирала народ. Они вошли в вагон, походили взад-вперед, будто высматривая кого-то, и сели за спиной Кирилла через два кресла. Сначала он не обратил внимания, но когда стал незаметно озираться на соседей, вдруг ощутил их пристальные взгляды. Было им лет по тридцать, оба в теплых свитерах, какие-то молчаливые и сосредоточенные Один, пониже ростом, коротко стриженный, рукастый, хлопал газетой по своему колену и неприкрыто рассматривал Кирилла. Другой, с короткой, мощной шеей, будто бы смотрел в окно, а на самом деле тоже косился в его сторону. Никакой опасности пока они не представляли, однако за ними нужно было следить. Когда электричка тронулась, стриженый вдруг пересел напротив Кирилла, тоже через два кресла, и теперь получалось, что он сидел между ними. Надеясь все-таки на совпадение обстоятельств, Кирилл через пару остановок решил проверить, так ли это, и вышел в тамбур с сигаретой. Чемодан он оставлял безбоязненно, поскольку рядом плотно сидели люди и подход к окну был плотно заставлен вещами. К тому же из тамбура его ряд кресел хорошо просматривался. Только он прикурил, как тут же распахнулись двери и в тамбуре появился тот стриженый. Скользнув взглядом по Кириллу, он встал к нему спиной, на самый край перед автоматическими дверями, и закурил. Сомнений, что они выслеживают именно Кирилла, уже почти не было: две остановки ни один из них не выходил курить. Тем более, пока они со стриженым были в тамбуре, второй, с мощной шеей, неотрывно смотрел в их сторону. Электричка притормозила на очередной остановке, дверь отворилась прямо перед носом стриженого, и тот даже не вздрогнул, не отступил. Хладнокровно выбросил окурок и стал смотреть на улицу. Шел мерзкий, со снегом, дождь… В одно мгновение Кирилл решил, как только начнет закрываться дверь, сильным ударом вытолкнуть стриженого из тамбура: электричка трогалась одновременно с закрыванием двери. Его открытая спина и неустойчивое положение сами подсказывали сделать это. А со вторым-то уж можно справиться…
Но этот второй был начеку! Он смотрел в окно, и вытолкни Кирилл стриженого, сразу увидит и поднимет тревогу. Похоже, они все рассчитали, и стриженый умышленно провоцирует действия Кирилла… Он вернулся в вагон, взял чемодан и пошел через тамбур в соседний, причем, когда проходил мимо стриженого, случайно толкнул его. Тот посмотрел на Кирилла оловянными глазами и ничего не сказал, посторонился. В соседнем вагоне пришлось сесть с краю – все места у окон были заняты. Несколько остановок преследователи не появлялись, и Кирилл стал успокаиваться, как вдруг заметил впереди себя знакомую толстую шею и воротник свитера. И едва заметил, как узнанный им человек обернулся и тупо глянул на Кирилла, словно удостоверяя свою личность.
Так и ехали до самого города…
Кирилл пробыл на вокзале минут двадцать, затем через кассовый зал вышел на улицу – двое в плащах мерили полупустой тротуар на вокзальной площади. Прогуливались не спеша, руки назад и смотрели будто бы в землю, перед собой. Остановка была отрезана, и оставался один путь – через перрон и вагонное депо, а там можно добраться пешком. Он сдал чемодан в камеру хранения, предварительно переложив деньги в карманы, еще раз проверил, на тротуаре ли преследователи, и налегке, бегом, помчался к вагонному депо. На ходу он оборачивался, но, кроме сцепщиков, никого на путях не увидел. Брюки и плащ были забрызганы, не говоря уж о туфлях, к тому же вдоль стены густо разросся репейник, и в горячке он влетел в эти заросли, хотя рядом оказалась тропинка. Стряхивая грязь и колючки, Кирилл осмотрелся – никого… За депо он пересек частую лесенку железнодорожных путей, перелез через забор и оказался среди деревянных домиков и почти деревенских улочек. Еще раз почистившись, он поднял воротник, надвинул шляпу и под собачий лай направился к современным кварталам, где по улице громыхал транспорт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Откуда ты взялся, Ага? – спрашивал он, любуясь жеребчиком. – Почему ты ночью в лесу? Неужели и ты сбежал от людей?
Жеребчик обошел костер и стал к нему боком с противоположной от человека стороны. Приятное тепло сушило шерсть и согревало кожу.
– Какой ты красавец стал, Ага, – продолжала она, оставаясь на расстоянии. – В холке ты, наверное, уже выше матери. И какая мощная у тебя грудь! Точно как у Грома… Но почему ты в лесу без хозяина? Может быть, тебя ищут? Меня вот ищут, могут даже облаву устроить, потому что я сбежала. Я не хотела, чтобы из меня брали кровь… Батюшки, вот и грива не стрижена, и репьи в хвосте… Неужели и из тебя хотели качать кровь? Я ведь недавно вернулась с того света и ничего-ничего не знаю, что было без меня…
Он повернулся к огню другим боком, и оказалось, что хвост совсем рядом с рукой человека. Боязливо, неуверенно, словно осторожную птицу, человек взял хвост жеребчика и стал выпутывать репьи, связавшие пышную жесткую шерсть в толстый жгут. Он ощутил руку и ослабил напряженные мышцы.
– Была бы расческа, каждую прядь расчесала бы, – приговаривал человек. – Но видишь, сама хожу нечесаная… И обуви у меня нет. А больничные тапочки я потеряла давно. У рубашки вот рукава длинные, но она совсем не греет. Я так зябла одна, а на аэродром все равно не пошла, не хочу больше жить среди людей. Вдвоем мы с тобой теперь и зиму перезимуем. Вот построим маленькую землянку и заживем. Я буду о тебе заботиться, ухаживать за тобой. Ночью на аэродром схожу, ножницы принесу, гриву тебе подстригу, челку подровняю. А если щетку найду – шерсть твою вычищу. Так и проживем до весны, если не поймают. А весной, Ага, я седло раздобуду и уздечку. И стану объезжать тебя, брат. Ничего, я легкая, ты меня не почувствуешь… Я тебя всему обучу. Ты у меня будешь самый лучший конь во всем мире. Мы с тобой еще удивим людей…
Он еще не понимал речи, но уже начинал ощущать магическое действие человеческого слова, чем-то сходное с тайной силой его руки…
12
Выйдя из электрички на перрон, Кирилл сразу попытался смешаться с толпой. Сделать это было нетрудно, он ехал в «гражданке», с одним чемоданом, такой же, как все. В потоке пассажиров он двинулся к автобусной остановке, но у вокзала заметил, что те двое, ехавшие с ним от Москвы, идут следом. Правда, теперь они были в каких-то серых, невзрачных плащах и практически без вещей – небольшая сумка у одного на плече. На остановке Кирилл не стал садиться в автобус, а подождал, когда двери его захлопнутся, и резко пошел к вокзалу. Двое неизвестных вроде бы скрылись в переполненном автобусе и выйти назад не могли. Кирилл постоял в кассовом зале, потолкался среди пассажиров, выпил в буфете сока – пусть отъедут подальше..
Этих двоих он увидел еще в Москве, когда электричка стояла у перрона и собирала народ. Они вошли в вагон, походили взад-вперед, будто высматривая кого-то, и сели за спиной Кирилла через два кресла. Сначала он не обратил внимания, но когда стал незаметно озираться на соседей, вдруг ощутил их пристальные взгляды. Было им лет по тридцать, оба в теплых свитерах, какие-то молчаливые и сосредоточенные Один, пониже ростом, коротко стриженный, рукастый, хлопал газетой по своему колену и неприкрыто рассматривал Кирилла. Другой, с короткой, мощной шеей, будто бы смотрел в окно, а на самом деле тоже косился в его сторону. Никакой опасности пока они не представляли, однако за ними нужно было следить. Когда электричка тронулась, стриженый вдруг пересел напротив Кирилла, тоже через два кресла, и теперь получалось, что он сидел между ними. Надеясь все-таки на совпадение обстоятельств, Кирилл через пару остановок решил проверить, так ли это, и вышел в тамбур с сигаретой. Чемодан он оставлял безбоязненно, поскольку рядом плотно сидели люди и подход к окну был плотно заставлен вещами. К тому же из тамбура его ряд кресел хорошо просматривался. Только он прикурил, как тут же распахнулись двери и в тамбуре появился тот стриженый. Скользнув взглядом по Кириллу, он встал к нему спиной, на самый край перед автоматическими дверями, и закурил. Сомнений, что они выслеживают именно Кирилла, уже почти не было: две остановки ни один из них не выходил курить. Тем более, пока они со стриженым были в тамбуре, второй, с мощной шеей, неотрывно смотрел в их сторону. Электричка притормозила на очередной остановке, дверь отворилась прямо перед носом стриженого, и тот даже не вздрогнул, не отступил. Хладнокровно выбросил окурок и стал смотреть на улицу. Шел мерзкий, со снегом, дождь… В одно мгновение Кирилл решил, как только начнет закрываться дверь, сильным ударом вытолкнуть стриженого из тамбура: электричка трогалась одновременно с закрыванием двери. Его открытая спина и неустойчивое положение сами подсказывали сделать это. А со вторым-то уж можно справиться…
Но этот второй был начеку! Он смотрел в окно, и вытолкни Кирилл стриженого, сразу увидит и поднимет тревогу. Похоже, они все рассчитали, и стриженый умышленно провоцирует действия Кирилла… Он вернулся в вагон, взял чемодан и пошел через тамбур в соседний, причем, когда проходил мимо стриженого, случайно толкнул его. Тот посмотрел на Кирилла оловянными глазами и ничего не сказал, посторонился. В соседнем вагоне пришлось сесть с краю – все места у окон были заняты. Несколько остановок преследователи не появлялись, и Кирилл стал успокаиваться, как вдруг заметил впереди себя знакомую толстую шею и воротник свитера. И едва заметил, как узнанный им человек обернулся и тупо глянул на Кирилла, словно удостоверяя свою личность.
Так и ехали до самого города…
Кирилл пробыл на вокзале минут двадцать, затем через кассовый зал вышел на улицу – двое в плащах мерили полупустой тротуар на вокзальной площади. Прогуливались не спеша, руки назад и смотрели будто бы в землю, перед собой. Остановка была отрезана, и оставался один путь – через перрон и вагонное депо, а там можно добраться пешком. Он сдал чемодан в камеру хранения, предварительно переложив деньги в карманы, еще раз проверил, на тротуаре ли преследователи, и налегке, бегом, помчался к вагонному депо. На ходу он оборачивался, но, кроме сцепщиков, никого на путях не увидел. Брюки и плащ были забрызганы, не говоря уж о туфлях, к тому же вдоль стены густо разросся репейник, и в горячке он влетел в эти заросли, хотя рядом оказалась тропинка. Стряхивая грязь и колючки, Кирилл осмотрелся – никого… За депо он пересек частую лесенку железнодорожных путей, перелез через забор и оказался среди деревянных домиков и почти деревенских улочек. Еще раз почистившись, он поднял воротник, надвинул шляпу и под собачий лай направился к современным кварталам, где по улице громыхал транспорт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120