У выхода на площадь ему подвернулся босоногий ребятёнок лет семи-восьми, затормозил стремительный бег, ойкнул совсем по-русски, сунул указательный палец в рот и уставился на Чернова. Причём уставился не так, как все – и дети в том числе, – вчера, неподвижно и мертво, а вполне живо и с любопытством невероятным. В синих глазёнках его (что за людская порода: смуглые, черноволосые и – синеглазые?) не было ни капли испуга, хотя клиент перед ним стоял вполне мифический. Из Книги Пути – здрасьте вам. Как если бы уже упомянутой соседской (по Москве) девочке явился бы на Сокольническом валу… кто?.. ну, например, дедушка Ленин. Или нет, этого дедушку московские детишки уже не знают. А какого знают?.. Чернов с весёлым ужасом мгновенно сообразил, что нет нынче такого исторического дедушки, которого знали бы в лицо московские детишки. Если и сравнивать с кем-то мифологического Бегуна, то разве что с Микки-Маусом, Бивесом и Бадхэдом или кодлой каких-нибудь идиотов телепузиков.
– Чего тебе? – спросил Чернов у «иного» пацанёнка.
Ну любил он давать предметам и явлениям собственные названия: «сладкий взрыв» там или вот теперь – «иные люди». Привычка у него такая – вполне, кстати, лингвистическая, от специальности происходящая.
Пацанёнок вынул палец изо рта и поинтересовался:
– Ты ищешь Путь, Бегун?
– Пока нет, – умерил торопыгу Чернов. – Я ищу Хранителя и ещё – где бы молока попить…
Он назвал молоко на иврите – халав, но пацанёнок понял.
– Пойдём к нам. У нас есть, много, – уверенно взял Чернова за руку.
– Постой, – притормозил его Чернов, – скажи, где твои родители?
– Мама в доме, делает гдэвер. А отец ушёл в горы – к овцам, к козам.
Стало понятно, почему молоко и творог в городе имелось, а животных Чернов не видел. И ещё: молоко, оставленное Кармелем, оказалось козьим. Уже приятно, что не верблюжьим. Что такое гдэвер, который делает мать, Чернов не понял, но выяснять не стал: делает и делает, пусть её. И в речи Кармеля проскакивали непонятные ему слова, но раз они не мешали воспринимать общий смысл, Чернов не беспокоился. И ещё подсознательно не хотел пока спрашивать. Он – Бегун, двенадцать поколений назад он разговаривал с «иными», и все понимали друг друга. Будет случай – он поинтересуется: как понимали? Общим ли был язык? И коли в чём-то различным, то получит законное право – не знать. Право не помнить к языку, по мнению Чернова, не относилось. Лучше перебдеть, считал он.
Только он собрался было пойти за мальчишкой, как сзади окликнули:
– Бегун, ты куда?
Оглянулся. На площади стоял Кармель, смотрел на парочку, улыбался.
– В гости, – объяснил Чернов.
А мальчишка затараторил:
– Он ещё не ищет Пути, Хранитель. Он просто так гуляет. Он хочет молока и спрашивал меня о том, где мать и отец.
То ли мальчишка был обыкновенным стукачком, которых во времена детства Чернова били нещадно, то ли Хранителю полагалось сообщать всё. Даже полную бытовую фигню – про молоко.
– Подожди… – Кармель подошёл к Чернову и положил ему на лоб ладонь.
Та показалась приятно холодной – как мокрая тряпица во время жара. Жара Чернов не ощущал, а жара уже пришла в город, солнце, хоть и невысокое пока, шпарило вовсю.
– Получилось? – Казалось, Кармель спрашивает самого себя. Так оно и было, наверно, потому что неуверенность вопроса немедленно сменилась ликующей уверенностью утверждения: – Получилось! Слава Сущему, получилось! Я знал! Я верил!.. – И уже спокойно, как уменьшил громкость: – Берел, беги по улице и всем сообщи: Бегун взял Силу.
И мальчишка, оказавшийся Берелом, выпустил руку Чернова и посвистел по улице, крича во всю глотку:
– Бегун взял Силу! Слышите, Бегун взял Силу!..
– Что произошло? – спросил у Кармеля Чернов, хотя, пожалуй, вопрос был праздным, всё сегодня Чернов понимал – в отличие от себя вчерашнего.
Но Кармель счёл нужным ответить:
– Ты – Бегун, в этом не может быть сомнений. Всё произошло так, как говорит Книга. Ты снова прошёл сквозь Вефиль и собрал Силу, которой хватит, чтобы встать на Путь. Так было, так повторилось. В Книге сказано: «И собрав Силу, Бегун вновь, как в другие свои хождения, начал искать Путь. Сила, переполнившая его, стремилась выйти, и выходила сначала не к тем Путям, что искал Бегун. Ему говорили люди: «Вот же Путь, встанем на него». Но он продолжал искать, и все Пути, которые видели идущие за ним люди, оказывались чужими и вели в Никуда. И так продолжалось сорок восходов и сорок закатов. И когда сороковой закат подарил миру ночь, Бегун сказал: «Вот Путь. Встанем на него». И все возрадовались и встали на Путь. Но Бегун сказал: «Знайте: этот Путь труден и долог, и будет на нём много страшного и странного. Вы не боитесь идти?» И люди ответили: «Ты же с нами, Бегун, ты ведаешь начало и конец Пути. А мы должны спасти Книгу». Но Бегун сказал: «Только маленький мальчик скажет: вот конец Пути, а я не смогу понять и не смогу остановиться, потому что, встав на Путь, я иду дальше его конца и дальше концов других путей. Мои Пути – не только ваш Путь». В городе Вефиль было много маленьких мальчиков, но Бегун не знал, какой из них укажет людям конец Пути, чтоб люди остановились и ждали, когда Бегун вернётся. Но все бесстрашно пошли, потому что Книгу надо было спасти, и Бегун повёл их…» – Кармель замолчал. Сказал, извиняясь: – Там много сказано, долго…
– И уж так темно… – задумчиво сказал Чернов. Помолчал. Добавил: – Значит, у меня много Путей и я постоянно должен куда-то идти? – Сам не понял: то ли спросил, то ли утвердил.
– Ты же Бегун, – сказал Хранитель. И Чернов опять не понял: хорошо это для него или отвратительно. Но то, что он – Бегун, всем ясно.
– Как ты определил, что я взял Силу?
– Она горит в тебе.
– Верно, горит… То-то мне пить хочется. – Чернов намеренно опустил ситуацию.
И не потому опустил, что ему стало вновь, как вчера, страшновато ощущать себя чужим героем в чужой истории, но лишь потому, что ему надоел высокий штиль, любимый Хранителем и его распрекрасной Книгой, и действительно хотелось пить. Возможно, если б у него имелся обыкновенный термометр, он бы легко получил физическое подтверждение слов Кармеля – про то, что в нём чего-то горит. Но сам он чувствовал в себе нормальные тридцать шесть и шесть по родному Цельсию, а возникшая Сила… Да нет, если честно – что-то в нём и вправду возникло, что-то мощное, подспудно, откуда-то из глубины – как «сладкие взрывы»? – заставляющее действовать, а не праздно сидеть, лежать, смотреть в окно за неимением телевизора, действовать – значит искать Путь, если верить Кармелю.
А что ещё оставалось Чернову? Разве что не верить, но это в его положении архинепродуктивно…
Впрочем, если то состояние, что испытывал Чернов с момента сегодняшнего пробуждения, назвать «взрывом», то уж точно не «сладким».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110