Пронесся по соседнему двору. Вылетел на темную улочку… и нос к носу столкнулся с монахом, как две капли воды похожим на того, оставшегося в доме.
– Стой, – приказал пастырь.
И Артур остановился.
Заметался, пытаясь вырваться, но тело отказалось подчиняться, сердце к горлу подкатило… от страха. Пресвятая Дева, он и вправду испугался, и не того, что ударят сейчас в спину арбалетные болты, он монаха испугался, босоногого монаха и беспомощности своей, такой неожиданной в нескольких шагах от спасительной путаницы переулков.
– Нет смысла убегать, – спокойно объяснил пастырь, – куда ты убежишь от Божьего гнева?
«Накатило» не к месту и не ко времени, да и накатило как-то странно. Вспышками, словно молнии сверкали, освещая непроглядную темноту.
Сэр Георг и десять братьев-рыцарей – в этом самом переулке. Ждут появления голодных псов, ждут, чтобы уничтожить тварей. Но вместе с демонами приходит пастырь…
Подоспели незадачливые охранники. И первым делом дали-таки по морде. Присутствие священника никого не сдерживало – били от души. Но Артур плохо воспринимал реальность.
Загадочные чары, не позволившие сэру Георгу вмешаться в тот, месячной давности, бой, наложили не демоны. Куда там демонам с людьми тягаться! Это пастырь. Одно-единственное слово, и братья-рыцари не смогли пошевелиться. А потом им просто приказали забыть.
Просто.
Вместо кулаков в лицо ударила земля. Больно. И действительно ведь больно… Когда пинают – особенно. Зато «другой» сбежал: что-то ему, надо думать, не понравилось.
Здравствуй, печальная действительность…
Его ударили еще разок, уже без души, скорее для порядка, и взялись вязать. Серьезно так вязать – умеючи.
Артур улыбнулся. Это глупо было, но куда деваться, если смешно?
Пусть. Сейчас он был даже рад гвардейцам – какие ни есть, а все же люди. Обычные, рассерженные вояки. В сравнении с пастырем так и вовсе друзья.
Если только гвардия не служит митрополиту.
Нет, не может такого быть. Не может владыка Адам отравить весь город. Не по зубам ему личная гвардия герцога Мирчо. А герцог наверняка не знает, что происходит. Просто не знает. И его люди – тоже. Им сказали: колдун, и они пошли колдуна ловить. У них работа такая, только и всего.
– Что с сэром Леваном, сэр Милуш? – спросил пастырь у подошедшего рыцаря.
– Мертв! – И глянул на Артура бешеным волком. – Ты убил его, еретик.
Артур почти обиделся: никто, кроме сэра Германа, не осмеливался называть его еретиком, однако по здравом размышлении решил, что обижаться не на что. К тому же стоит сейчас ляпнуть что-нибудь не так, и бить начнут снова. Им ведь только повод нужен.
– Храмовник использовал магию?
Сэр Милуш помедлил с ответом. Артур ждал, затаив дыхание. Даже боль в прикрученных друг к другу локтях чувствовать перестал.
– Да, – услышал он.
Сердце, сбившееся было с ритма, снова начало работать, как подобает. Спокойно. Ровно. Потому что определенность, пусть и безнадежная, лучше, чем лживая надежда. Союзников нет. Только враги. Значит, смерти не миновать, и единственное, что отравляет спокойную уверенность в будущем, – это страх за Альберта. Но огонь очищает. Он действительно очищает. Младший будет прощен, его примут на Небесах, а там, кто знает, может, и замолвит он словечко перед Пречистой, попросит за непутевого брата, осквернившего кровью священный сан.
Пастырь сам подергал путы, проверяя их на прочность.
– Что ж, если слово Божье не удержит еретика, – пробормотал не то себе, не то Милушу, – то удержит вервие простое. Следуй за мной, храмовник. Тебя ожидает суд, скорый, справедливый и беспощадный.
Артура поставили на ноги, подтолкнули, задав направление, и он пошел вслед за монахом. Пошел не сам – ноги понесли. Словно он не рыцарь Храма, для магии неуязвимый, а баран бессловесный, бредущий за козлом на бойню.
Всей разницы: баранов не окружают рыцари, арбалетчики и солдаты с копьями.
Эскорт, что в переводе с давно забытого здесь языка означает охрана. А учитывая количество этой охраны, эскорт вполне можно считать почетным. Боятся – значит уважают. Что же там с Альбертом?
И что теперь делать? Кроме как умирать. Это как раз легко, но живой или мертвый, рыцарь для особых поручений обязан выполнять задание. А значит, нужно исхитриться и передать сэру Герману бумаги стопольского пресвитера.
Артур остановился. Острие копья тут же ткнулось между лопаток.
– Сэр Милуш…
– Вперед!
– Успеется. Сэр Милуш, передайте своему хозяину, только обязательно передайте, что Артур Северный, рыцарь ордена Храма, требует исповедника.
Ежи Цыбань не любил Недремлющих. Особенно он не любил их, будучи пьян. Мало того что не в меру бдительные гвардейцы Его Высочества время от времени распугивали основную цыбаньскую клиентуру, они еще имели довольно скверную привычку наводить порядок на улицах столицы. Не на всех конечно же – хватало в Шопроне переулочков, где можно было хоть всю ночь проспать в подворотне; или колобродить до утра, пугая добрых жителей громкими песнями; или славно подраться, не опасаясь того, что гвардейский патруль явится усмирять буянов. Да. Хватало. Но, к сожалению, дом Цыбаня (спасибо батюшке с матушкой), расположен был в Золотом квартале – самом что ни на есть дорогом районе Шопрона. И здесь гвардцейцы свирепствовали, что цепные псы. В неурочный час встретив на улице пьяного, они вполне могли, не спрашивая согласия, отвести беднягу под белы рученьки домой. И нет господам гвардейцам никакого дела до того, что безвинный пьянчужка, может, рассчитывал прокрасться под отчую крышу незаметно. Тихонечко. Чтобы не вызывать на свою больную с утра голову гнева почтенных родителей.
А если, не приведи святой Артур, покровитель всех пьяниц и бабников, не поверят Недремлющие, что пьянчужка сей – уважаемый господин и действительно имел несчастье родиться сыном Косты Цыбаня, то можно и в участок угодить. А в участке плохо. Даже одну ночь плохо. И уж совсем никуда, когда батюшка не спешит заплатить положенного льва и выкупить единственное свое чадо. Батюшка – он порой еще свирепее, чем гвардейцы.
В общем, не любил Цыбань Недремлющих.
Особенно будучи пьян.
Поэтому, возвращаясь домой после удачно заключенной и в лучшем виде обмытой сделки, он зорко смотрел по сторонам, прислушивался и даже принюхивался. Дабы, заметив патруль, успеть раствориться в ночной тени, исчезнуть, подобно бесшумному призраку, растаять, сгинуть без следа…
Это Цыбань умел. Он даже на спор не раз и не два скрывался от гвардии и потом с особенным удовольствием пропивал выигрыш.
Чутье и Всеблагой Господь, берегущий пьяного, а также, конечно, святой Артур – все трое не подвели и этой ночью. Гвардейцев Цыбань заметил издали. И уже хотел сбежать, но задержался, привлеченный неярким светом, вокруг которого, собственно, и столпились господа Недремлющие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Стой, – приказал пастырь.
И Артур остановился.
Заметался, пытаясь вырваться, но тело отказалось подчиняться, сердце к горлу подкатило… от страха. Пресвятая Дева, он и вправду испугался, и не того, что ударят сейчас в спину арбалетные болты, он монаха испугался, босоногого монаха и беспомощности своей, такой неожиданной в нескольких шагах от спасительной путаницы переулков.
– Нет смысла убегать, – спокойно объяснил пастырь, – куда ты убежишь от Божьего гнева?
«Накатило» не к месту и не ко времени, да и накатило как-то странно. Вспышками, словно молнии сверкали, освещая непроглядную темноту.
Сэр Георг и десять братьев-рыцарей – в этом самом переулке. Ждут появления голодных псов, ждут, чтобы уничтожить тварей. Но вместе с демонами приходит пастырь…
Подоспели незадачливые охранники. И первым делом дали-таки по морде. Присутствие священника никого не сдерживало – били от души. Но Артур плохо воспринимал реальность.
Загадочные чары, не позволившие сэру Георгу вмешаться в тот, месячной давности, бой, наложили не демоны. Куда там демонам с людьми тягаться! Это пастырь. Одно-единственное слово, и братья-рыцари не смогли пошевелиться. А потом им просто приказали забыть.
Просто.
Вместо кулаков в лицо ударила земля. Больно. И действительно ведь больно… Когда пинают – особенно. Зато «другой» сбежал: что-то ему, надо думать, не понравилось.
Здравствуй, печальная действительность…
Его ударили еще разок, уже без души, скорее для порядка, и взялись вязать. Серьезно так вязать – умеючи.
Артур улыбнулся. Это глупо было, но куда деваться, если смешно?
Пусть. Сейчас он был даже рад гвардейцам – какие ни есть, а все же люди. Обычные, рассерженные вояки. В сравнении с пастырем так и вовсе друзья.
Если только гвардия не служит митрополиту.
Нет, не может такого быть. Не может владыка Адам отравить весь город. Не по зубам ему личная гвардия герцога Мирчо. А герцог наверняка не знает, что происходит. Просто не знает. И его люди – тоже. Им сказали: колдун, и они пошли колдуна ловить. У них работа такая, только и всего.
– Что с сэром Леваном, сэр Милуш? – спросил пастырь у подошедшего рыцаря.
– Мертв! – И глянул на Артура бешеным волком. – Ты убил его, еретик.
Артур почти обиделся: никто, кроме сэра Германа, не осмеливался называть его еретиком, однако по здравом размышлении решил, что обижаться не на что. К тому же стоит сейчас ляпнуть что-нибудь не так, и бить начнут снова. Им ведь только повод нужен.
– Храмовник использовал магию?
Сэр Милуш помедлил с ответом. Артур ждал, затаив дыхание. Даже боль в прикрученных друг к другу локтях чувствовать перестал.
– Да, – услышал он.
Сердце, сбившееся было с ритма, снова начало работать, как подобает. Спокойно. Ровно. Потому что определенность, пусть и безнадежная, лучше, чем лживая надежда. Союзников нет. Только враги. Значит, смерти не миновать, и единственное, что отравляет спокойную уверенность в будущем, – это страх за Альберта. Но огонь очищает. Он действительно очищает. Младший будет прощен, его примут на Небесах, а там, кто знает, может, и замолвит он словечко перед Пречистой, попросит за непутевого брата, осквернившего кровью священный сан.
Пастырь сам подергал путы, проверяя их на прочность.
– Что ж, если слово Божье не удержит еретика, – пробормотал не то себе, не то Милушу, – то удержит вервие простое. Следуй за мной, храмовник. Тебя ожидает суд, скорый, справедливый и беспощадный.
Артура поставили на ноги, подтолкнули, задав направление, и он пошел вслед за монахом. Пошел не сам – ноги понесли. Словно он не рыцарь Храма, для магии неуязвимый, а баран бессловесный, бредущий за козлом на бойню.
Всей разницы: баранов не окружают рыцари, арбалетчики и солдаты с копьями.
Эскорт, что в переводе с давно забытого здесь языка означает охрана. А учитывая количество этой охраны, эскорт вполне можно считать почетным. Боятся – значит уважают. Что же там с Альбертом?
И что теперь делать? Кроме как умирать. Это как раз легко, но живой или мертвый, рыцарь для особых поручений обязан выполнять задание. А значит, нужно исхитриться и передать сэру Герману бумаги стопольского пресвитера.
Артур остановился. Острие копья тут же ткнулось между лопаток.
– Сэр Милуш…
– Вперед!
– Успеется. Сэр Милуш, передайте своему хозяину, только обязательно передайте, что Артур Северный, рыцарь ордена Храма, требует исповедника.
Ежи Цыбань не любил Недремлющих. Особенно он не любил их, будучи пьян. Мало того что не в меру бдительные гвардейцы Его Высочества время от времени распугивали основную цыбаньскую клиентуру, они еще имели довольно скверную привычку наводить порядок на улицах столицы. Не на всех конечно же – хватало в Шопроне переулочков, где можно было хоть всю ночь проспать в подворотне; или колобродить до утра, пугая добрых жителей громкими песнями; или славно подраться, не опасаясь того, что гвардейский патруль явится усмирять буянов. Да. Хватало. Но, к сожалению, дом Цыбаня (спасибо батюшке с матушкой), расположен был в Золотом квартале – самом что ни на есть дорогом районе Шопрона. И здесь гвардцейцы свирепствовали, что цепные псы. В неурочный час встретив на улице пьяного, они вполне могли, не спрашивая согласия, отвести беднягу под белы рученьки домой. И нет господам гвардейцам никакого дела до того, что безвинный пьянчужка, может, рассчитывал прокрасться под отчую крышу незаметно. Тихонечко. Чтобы не вызывать на свою больную с утра голову гнева почтенных родителей.
А если, не приведи святой Артур, покровитель всех пьяниц и бабников, не поверят Недремлющие, что пьянчужка сей – уважаемый господин и действительно имел несчастье родиться сыном Косты Цыбаня, то можно и в участок угодить. А в участке плохо. Даже одну ночь плохо. И уж совсем никуда, когда батюшка не спешит заплатить положенного льва и выкупить единственное свое чадо. Батюшка – он порой еще свирепее, чем гвардейцы.
В общем, не любил Цыбань Недремлющих.
Особенно будучи пьян.
Поэтому, возвращаясь домой после удачно заключенной и в лучшем виде обмытой сделки, он зорко смотрел по сторонам, прислушивался и даже принюхивался. Дабы, заметив патруль, успеть раствориться в ночной тени, исчезнуть, подобно бесшумному призраку, растаять, сгинуть без следа…
Это Цыбань умел. Он даже на спор не раз и не два скрывался от гвардии и потом с особенным удовольствием пропивал выигрыш.
Чутье и Всеблагой Господь, берегущий пьяного, а также, конечно, святой Артур – все трое не подвели и этой ночью. Гвардейцев Цыбань заметил издали. И уже хотел сбежать, но задержался, привлеченный неярким светом, вокруг которого, собственно, и столпились господа Недремлющие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156