Обязан. Любой христианин имеет право на исповедь, тамплиер же может потребовать в качестве исповедника орденского капеллана. И отказать в такой просьбе не смеет никто.
Раньше не посмели бы. Времена, увы, изменились. Но в любом случае – Милуш доложит. Кому? Надо полагать, своему командиру. А тот пошлет вестника в казармы храмовников…
Или пойдет к митрополиту?
Раньше такое предположение показалось бы невероятным, но сейчас, расхаживая по тюремной камере под кафедральным собором, Артур готов был поверить и не в такое. Рыцари Кодекса на докладе у митрополита? Запросто.
Что же сделает Его Высокопреосвященство? Для начала пришлет исповедника из своих…
Ох, да шут с ними, с Недремлющими, куплены-проданы – не это сейчас важно. Арестовали за что? По доносу? Или потому, что митрополит пронюхал что-то? Узнал о бумагах? О мече? О мэджик-буке… нет, вряд ли. На кой ляд ему книга?
Если кто-то донес, просто донес, не представив доказательств… а откуда бы взяться доказательствам? Альбертов мэджик-бук? Нет. Мало ли что можно найти в доме рыцаря Храма? Мало ли какое поручение выполняет сэр Артур Северный? Он может возить с собой хоть магическую книгу, хоть клетку с упырем, хоть дракона на цепочке – и это все будет не колдовством, а внутренними делами Храма.
Если так, значит, будет расследование, значит, убьют не сразу. Значит, Альберта тоже… не сразу.
Господи, да лучше бы уж сожгли без долгих проволочек!
Дверь открылась, когда он, в который уже раз, прошел путь от стены до стены и развернулся.
– Вы хотели исповедаться, сын мой? – спокойно поинтересовался стоящий на пороге священник. Не монах. Обычный священник епископской церкви.
Артур подошел к нему вплотную. Остановился совсем рядом. И задумчиво уставился на гостя. Хоть какая-то польза от собственного роста – любой собеседник теряется и начинает чувствовать себя неудобно. А вот женщины – те наоборот.
Те вообще никогда не теряются.
– Я хочу исповедоваться, – доверительно сообщил Артур, – но не вам..
– Почему же?
– Потому что у меня есть возможность выбирать, – вежливо ответил юноша, – и своим исповедником я хочу видеть священника Храма.
– Сын мой…
– Вы пришли сюда спорить?
– Сын мой, – настойчиво повторил священник, – вы неверно оцениваете свое положение, и…
– Сэр Артур, с вашего позволения. Дверь там. – Рыцарь показал глазами за спину гостю. – Убирайтесь.
Тот молча развернулся и вышел.
Артур продолжил мерить камеру шагами.
Значит, командир сэра Милуша действительно доложился митрополиту. Забавно. И не очень-то радостно. Сначала владыка Адам создал пастырей, теперь подгреб под себя внутренние войска, что дальше? Понятно, что. Дальше дело за храмовниками. А в цели и задачи ордена Храма помимо защиты христиан от мерзких чудовищ входит еще и обеспечение собственных интересов, процветания и независимости. И, как выяснилось в достопамятном сто тридцать третьем году от Дня Гнева, ради независимости орден готов пожертвовать процветанием.
Итак, митрополит решился на войну с Храмом. И, как его предшественник сто лет назад, владыка Адам тоже начал с Миротворца. Традиции, чтоб их разодрало! Нет, не сходится что-то. Если бы все затевалось только ради войны, Артура не стали бы прятать в эту дыру. Посадили бы в Белую крепость, где колдунам и место, и уже завтра кричали бы по всему городу о том, что рыцарь Храма попался на горячем.
Ага. И завтра же сэр Герман вытащил бы его из тюрьмы. И Альберта бы вытащил. Наплел с три короба, не брезгуя ни ложью, ни шантажом, ни угрозами, но не позволил довести дело до суда. Даже до первого допроса не позволил бы довести, потому что допрашивать начали бы младшего, а младший скажет все, что потребуют.
Там кто угодно скажет, лишь бы не трогали.
Значит, все-таки война. А запрятали поглубже, просто чтобы нашли не сразу. Чтобы, когда поднимется шум, иметь на руках признания и печально констатировать, что заключенных ввиду того, что преступления их доказаны, – того-с… Да-да, уже и похоронить успели. По-христиански. Ну поспешили, с кем не бывает.
Похоже на правду. Предполагается ведь, что о возвращении Артура никто еще не знает; что они с Альбертом все еще болтаются где-то на окраинах Серого леса; что никто не заметит исчезновения…
Человек предполагает, знает же лишь Господь. Ах, как верно замечено. В «Звездне» лежат бумаги, и Артур сказал Брюхотрясу, что сегодня с утра придет за ними. Чтоб тот не вздумал запереть дверь – есть у него такая дурацкая привычка, закрываться под утро. Милрад, конечно, еще тот герой, но первому же брату-рыцарю, который забредет в «Звездень» перекусить, будет доложено, что сэр Артур обещал прийти и не явился. Просто так будет доложено, из соображений «мало ли что».
А когда орден Храма берется кого-то искать, он находит. Найдут и на сей раз.
Вот только вряд ли успеют вовремя.
Но ведь… это ведь только к лучшему. Личные вещи погибшего или умершего рыцаря в обязательном порядке обыскиваются. Строго говоря, рыцарю личных вещей и не положено, поэтому все, чем он якобы владел, полностью переходит в собственность ордена Храма. Все! Значит, чем раньше Артура убьют, тем раньше сэр Герман получит бумаги из Стопольского прихода.
Ага. Теперь дело за малым – помереть поскорее. Альберта бы вытащить, но это вряд ли получится. Ладно, Артуру с такими грехами на совести Небеса в любом случае заказаны, а с младшим, если он не спасется, и в аду нескучно будет. Значит что получается: Брюхотряс докладывает о том, что Миротворец был да сплыл. Сэр Герман начинает поиски. Здешние умники тоже поторапливаются… ой, ма-ать, хуже нет, чем когда дознатчики торопятся… в общем, так или иначе, а для Артура с Альбертом все заканчивается, после чего начинается – и как начинается! – для Его Высокопреосвященства.
Митрополит еще не знает, что выкопал себе могилу. Хотя, наверное, догадывается. Эх, если бы можно было рассказать сэру Герману еще и о Недремлющих!
Свихнуться можно – столько подряд думать. Хоть бы уж случилось что! И все-таки, до чего человек живучая скотина. Ведь два часа назад только о том и мечтал, чтобы больше ничего и никогда не случалось.
Ладно. Все, что можно сделать сейчас, – это успокоиться и ждать.
… А младший?
Ждать.
Кажется, он заснул. Во всяком случае, отрезок времени, определить длину которого не получилось, просто выпал куда-то. Артур очнулся от захватывающей уверенности в том, что пришло время молитвы.
Молитва?
Конечно. Еще вчера вечером следовало обратиться к Господу и покаяться со всей возможной искренностью в тяжком грехе, в невозможном для человека грехе убийства себе подобного. Но сил не нашлось. А еще было страшно. Господь очень терпелив и бесконечно милосерден, но вчера он явил Артуру иной свой лик, холодный и страшный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Раньше не посмели бы. Времена, увы, изменились. Но в любом случае – Милуш доложит. Кому? Надо полагать, своему командиру. А тот пошлет вестника в казармы храмовников…
Или пойдет к митрополиту?
Раньше такое предположение показалось бы невероятным, но сейчас, расхаживая по тюремной камере под кафедральным собором, Артур готов был поверить и не в такое. Рыцари Кодекса на докладе у митрополита? Запросто.
Что же сделает Его Высокопреосвященство? Для начала пришлет исповедника из своих…
Ох, да шут с ними, с Недремлющими, куплены-проданы – не это сейчас важно. Арестовали за что? По доносу? Или потому, что митрополит пронюхал что-то? Узнал о бумагах? О мече? О мэджик-буке… нет, вряд ли. На кой ляд ему книга?
Если кто-то донес, просто донес, не представив доказательств… а откуда бы взяться доказательствам? Альбертов мэджик-бук? Нет. Мало ли что можно найти в доме рыцаря Храма? Мало ли какое поручение выполняет сэр Артур Северный? Он может возить с собой хоть магическую книгу, хоть клетку с упырем, хоть дракона на цепочке – и это все будет не колдовством, а внутренними делами Храма.
Если так, значит, будет расследование, значит, убьют не сразу. Значит, Альберта тоже… не сразу.
Господи, да лучше бы уж сожгли без долгих проволочек!
Дверь открылась, когда он, в который уже раз, прошел путь от стены до стены и развернулся.
– Вы хотели исповедаться, сын мой? – спокойно поинтересовался стоящий на пороге священник. Не монах. Обычный священник епископской церкви.
Артур подошел к нему вплотную. Остановился совсем рядом. И задумчиво уставился на гостя. Хоть какая-то польза от собственного роста – любой собеседник теряется и начинает чувствовать себя неудобно. А вот женщины – те наоборот.
Те вообще никогда не теряются.
– Я хочу исповедоваться, – доверительно сообщил Артур, – но не вам..
– Почему же?
– Потому что у меня есть возможность выбирать, – вежливо ответил юноша, – и своим исповедником я хочу видеть священника Храма.
– Сын мой…
– Вы пришли сюда спорить?
– Сын мой, – настойчиво повторил священник, – вы неверно оцениваете свое положение, и…
– Сэр Артур, с вашего позволения. Дверь там. – Рыцарь показал глазами за спину гостю. – Убирайтесь.
Тот молча развернулся и вышел.
Артур продолжил мерить камеру шагами.
Значит, командир сэра Милуша действительно доложился митрополиту. Забавно. И не очень-то радостно. Сначала владыка Адам создал пастырей, теперь подгреб под себя внутренние войска, что дальше? Понятно, что. Дальше дело за храмовниками. А в цели и задачи ордена Храма помимо защиты христиан от мерзких чудовищ входит еще и обеспечение собственных интересов, процветания и независимости. И, как выяснилось в достопамятном сто тридцать третьем году от Дня Гнева, ради независимости орден готов пожертвовать процветанием.
Итак, митрополит решился на войну с Храмом. И, как его предшественник сто лет назад, владыка Адам тоже начал с Миротворца. Традиции, чтоб их разодрало! Нет, не сходится что-то. Если бы все затевалось только ради войны, Артура не стали бы прятать в эту дыру. Посадили бы в Белую крепость, где колдунам и место, и уже завтра кричали бы по всему городу о том, что рыцарь Храма попался на горячем.
Ага. И завтра же сэр Герман вытащил бы его из тюрьмы. И Альберта бы вытащил. Наплел с три короба, не брезгуя ни ложью, ни шантажом, ни угрозами, но не позволил довести дело до суда. Даже до первого допроса не позволил бы довести, потому что допрашивать начали бы младшего, а младший скажет все, что потребуют.
Там кто угодно скажет, лишь бы не трогали.
Значит, все-таки война. А запрятали поглубже, просто чтобы нашли не сразу. Чтобы, когда поднимется шум, иметь на руках признания и печально констатировать, что заключенных ввиду того, что преступления их доказаны, – того-с… Да-да, уже и похоронить успели. По-христиански. Ну поспешили, с кем не бывает.
Похоже на правду. Предполагается ведь, что о возвращении Артура никто еще не знает; что они с Альбертом все еще болтаются где-то на окраинах Серого леса; что никто не заметит исчезновения…
Человек предполагает, знает же лишь Господь. Ах, как верно замечено. В «Звездне» лежат бумаги, и Артур сказал Брюхотрясу, что сегодня с утра придет за ними. Чтоб тот не вздумал запереть дверь – есть у него такая дурацкая привычка, закрываться под утро. Милрад, конечно, еще тот герой, но первому же брату-рыцарю, который забредет в «Звездень» перекусить, будет доложено, что сэр Артур обещал прийти и не явился. Просто так будет доложено, из соображений «мало ли что».
А когда орден Храма берется кого-то искать, он находит. Найдут и на сей раз.
Вот только вряд ли успеют вовремя.
Но ведь… это ведь только к лучшему. Личные вещи погибшего или умершего рыцаря в обязательном порядке обыскиваются. Строго говоря, рыцарю личных вещей и не положено, поэтому все, чем он якобы владел, полностью переходит в собственность ордена Храма. Все! Значит, чем раньше Артура убьют, тем раньше сэр Герман получит бумаги из Стопольского прихода.
Ага. Теперь дело за малым – помереть поскорее. Альберта бы вытащить, но это вряд ли получится. Ладно, Артуру с такими грехами на совести Небеса в любом случае заказаны, а с младшим, если он не спасется, и в аду нескучно будет. Значит что получается: Брюхотряс докладывает о том, что Миротворец был да сплыл. Сэр Герман начинает поиски. Здешние умники тоже поторапливаются… ой, ма-ать, хуже нет, чем когда дознатчики торопятся… в общем, так или иначе, а для Артура с Альбертом все заканчивается, после чего начинается – и как начинается! – для Его Высокопреосвященства.
Митрополит еще не знает, что выкопал себе могилу. Хотя, наверное, догадывается. Эх, если бы можно было рассказать сэру Герману еще и о Недремлющих!
Свихнуться можно – столько подряд думать. Хоть бы уж случилось что! И все-таки, до чего человек живучая скотина. Ведь два часа назад только о том и мечтал, чтобы больше ничего и никогда не случалось.
Ладно. Все, что можно сделать сейчас, – это успокоиться и ждать.
… А младший?
Ждать.
Кажется, он заснул. Во всяком случае, отрезок времени, определить длину которого не получилось, просто выпал куда-то. Артур очнулся от захватывающей уверенности в том, что пришло время молитвы.
Молитва?
Конечно. Еще вчера вечером следовало обратиться к Господу и покаяться со всей возможной искренностью в тяжком грехе, в невозможном для человека грехе убийства себе подобного. Но сил не нашлось. А еще было страшно. Господь очень терпелив и бесконечно милосерден, но вчера он явил Артуру иной свой лик, холодный и страшный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156