Артур Северный собственной персоной, страшный и величественный, кажущийся огромным в прохладной полутьме залы, весь облитый золотым светом, медленно ехал между скамьями, направляя лошадь прямо к кафедре, за которой стоял командор Единой Земли.
Чубарая выгибала шею и грызла трензель, роняя пену на мраморный пол.
– Сейчас, – сказал Артур, одним движением обмотав повод вокруг седельной луки.
– Я безоружен, Арчи, – сэр Герман поднял руки, – ты же не будешь…
– Буду.
Миротворец взлетел над кафедрой, сияя собственным голубым огнем.
И когда свет его смешался с потоками лучей, простреливающих залу сквозь узкие бойницы под сводом, Единая Земля вернулась на Землю. Краешек к краешку, кусочек к кусочку встала на отведенное ей место, которое покинула так неожиданно и трагично двести тридцать лет назад.
Вспыхнула белым Светлая Ярость в руках сэра Германа.
Заржала, вскидываясь на дыбы, Чубарая, принявшая блеск меча за вспышку молнии.
И владыка Адам выскочил откуда-то из задних рядов. Не пробежал – пролетел мимо Артура, не удостоив врага даже коротким взглядом. С пальцев его, родившись в ладонях, сорвался огонь. С треском лопнули камни под кафедрой. Весело полыхнуло дерево и развешанные по стенам хоругви. И сэр Герман, командор Единой Земли, фэйери-полукровка, ничего на свете не боявшийся, кроме огня и своего рыцаря для особых поручений, не успев даже вскрикнуть, рассыпался прахом.
Епископы, сохраняя удивительный порядок, покидали соборную залу. Уже занялись огнем ближайшие к кафедре скамьи.
– Надо же, – сказал Артур, позволяя Чубарой пятиться, но поглядывая, чтоб она никого не затоптала, – они все сделали сами. Ты слишком добр ко мне, Господи. Ей-же-ей, слишком.
Уже за воротами, стряхивая с себя остатки защитных полей, он поискал взглядом Альберта. Не нашел и просто позвал в пространство:
«А ну вылезай, поросюк! Тебе сказано было: не ходить со мной?!»
«А я и не ходил, – ответил младший, избегая, впрочем, показываться на глаза, – я – не с тобой. Я… гулял просто. Тут. Рядышком».
«Уши надеру».
Хрен там! Уши тоже в списке были. Сразу после «пострелять из автомата!»
Рядовой миротворческих сил ООН Алексей Васильев стоял на посту возле КПП, перекрывающего один из входов в Зону. Курил, нагло нарушая устав. Про себя – вслух уже надоело – вяло, без всякого энтузиазма, ругал зарядивший с утра мелкий дождь со снегом, натертую ногу, начальство и дурацкий свой пост. За последние полгода в Зону не совались уже даже больные на голову туристы. Все знали: нет там ничего. Вообще ничего. Весь полуостров плюс куски сопредельных государств – один сплошной непроглядный туман, обнесенный колючкой.
– Ух ты! – услышал он из-за молочно-белой завесы. – Артур, это что?
И довольный смешок:
– Это – снег. Почти настоящий.
Когда из тумана, прямо сквозь колючую проволоку выехали два всадника, рядовой Васильев обалдел настолько, что позабыл инструкцию, предписывающую в случае возникновения любой – любой! – нештатной ситуации немедленно звонить куда полагается.
Он просто смотрел, машинально прикрывая от дождя тлеющую сигарету.
Всадники, один – в спецназовском камуфляже «хамелеон» и в каске со встроенным целеуказателем, второй – блин! – в средневековом костюмчике и надетом поверх вышитой куртки разгрузочном жилете, проехали мимо, почти не обратив на рядового внимания. Тот, что в камуфляже, рыкнул, правда:
– Как стоишь, солдат?
И рядовой Васильев машинально выплюнул сигарету и вытянулся по стойке «смирно».
А так – ничего. Проехали и скрылись в тумане. Только голоса еще были слышны:
– Но я не понял, за что ты собирался убить сэра Германа?
– Чтобы он не убил владыку Адама.
– Да?
– Большой мир нуждается в зле, братик. В зле, которое можно противопоставить добру и выбрать, на чьей ты стороне. Я даже знаю, почему владыка сам накинулся на командора. Он в первый раз убил человека сам, считай, тоже выбрал. Окончательно. Правда, в результате проклятия, но… уж как вышло.
– И где он сейчас? – затухая, донеслось сквозь пелену дождя.
– Понятия не имею. Мир большой. Где-то да прячется…
Когда все будет сказано и спето,
В земле, с которой сброшены запреты, –
За гранью смерти, – встретится легко
Средь яркого полуденного света
С твоих небес, погубленный рассветом
Закат горящий неба моего.

* * *
В романе использованы стихи поэтов Сергея Аверкина; Дмитрия Лысенко; Ларисы Бочаровой; Виктора Федосова; Стэфа; Марии Ауловой; Лалайт Лорендель, а также стихи неизвестных авторов.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156