– Чего! – завопил он, с трудом удерживая равновесие на узкой полоске камня.
– Это ловушка! – крикнул Кроха, – я знаю! Я читал!
– Чего ты читал?!
– Когда ты достигнешь конца желоба, сверху скатится огромный круглый камень и он размажет тебя по стенам! Я помню, такое случалось!
Пека замер на своем карнизе. Потерянно обернулся:
– Откуда ты знаешь, что это правда?
– Такие гробницы, как эта, всегда наполнены ловушками. Например, колья, они открываются под тобой, или…
– Постой! – закричал Пека, – я попытаюсь выбраться.
– Нет! Не пытайся! Тут слишком сколько, скатишься вниз, ловушка сработает.
Но Пека все равно попробовал. Первая же попытка чуть не привела к падению. Кроха кусал губы, наблюдая за старания приятеля – надо же так вляпаться.
– Что же мне делать!? – дрожащим голосом вопросил Пека, – как же так.
– Подожди! Я что ни будь придумаю! – крикнул Кроха и опустился у стены подле карниза.
В голову ничего не шло. Пека явно попал в западню, да еще сильно давило осознание, что впереди ловушка, а значит тупик.
– Маки… эй, Маки, ты же меня не оставишь?
– Что ты городишь, Пека! Не куда я тебя не оставлю! Да будь ты проклят, Арсеникум!! – заорал, неожиданно, Кроха и по щекам Пеки вновь покатились слезы. Он явно уже причислил себя к тем четыремстам мертвецам в пределах пирамиды.
– Сволочь, Арсеникум, сволочь, и после смерти гадишь людям!!
– Кроха…
– Помолчи!! Я придумал… – сказал Кроха, – сейчас сниму рубашку, ее длины должно хватить, чтобы ты дотянулся…
– Кроха! Ты гений, Кроха!
– Тихо! На, держи рубашку! Да поаккуратнее там…
Кроха лег на живот в мерзкую тепловатую слизь и спустил свою грубую домотканую рубаху вниз по желобу. Там, на карнизе Пека со свежевоспрянувшей надеждой отчаянно потянулся к свободе. Рубашки не хватало – ее рукав болтался в десяти сантиметрах от растопыренной в поисках опоры Пекиной руки. Пека тянулся изо всех сил. Не доставал.
– Ну давай, Пека, еще чуть-чуть!
– Не получается… – стонал тот, – слезь ниже.
– Не могу, скачусь!
Кроха удерживал рубашку кончиками пальцев, спустился еще ниже, и Пека, наконец, сумел ухватить вожделенный рукав. И тут же повис на ней всем весом. Кроха предупреждающе крикнул, но вновь опоздал – рубашка резко выдралась у него из пальцев и Пека, все еще сжимая ее в руках, уехал во тьму.
Кроха окаменел в ожидании неизбежного. Камень вот-вот должен был обрушиться вслед за невезучим напарником. Сердце заполошно билось, на коже выступил ледяной пот.
Томительно тянулись секунды.
Пека начал ругаться только через три минуты. Заковыристые его ругательства были, в основном адресованы святому Арсеникуму, но перепадало и паникеру Крохе, везде видящему опасность. Кроха кричал сверху, что то не паникерство, а напротив, осторожность, но напарник не слушал – продолжа костерить его почем зря, густо мешая ругань со слезами облегчения.
– Спускайся сюда! – закричал он, наконец, и Кроха, слегка содрогаясь, скатился вниз по хоть и странному, но совершенно безопасному желобу.
Внизу оказался такой же и бассейн как и наверху и новый туннель. Еще здесь был Пека – испуганный до икоты, но живой и здоровый. Кроха уселся рядом, и они сидели молча. Лишь спустя некоторое время Кроха заметил, что это все похоже на жестокую шутку, до которых Арсеникум, по рассказам, был очень горазд.
Неприятности этот спуск все же принес – половина из несомого Пекой запаса прутиков вымокла в слизи и не годилась больше для лучин, а сушить ее было негде.
Обессиленные, напарники сидели у противоположных стен и при свете лучины смотрели друг на друга. Будущее рисовалось им в цвете неотличимом от темноты.
Никуда более не сдвинувшись с площадки у подножья желоба, Кроха с Пекой уснули, истомленные телом и загнанным к поребрику разумом. Вот так бесплодно закончился их второй день пребывания в пирамиде злобного старца Арсеникума.
Ночью хотелось есть, а где-то на расстоянии, но уже ближе чем раньше, неслось призрачное подземное пение, наполняя сердца тихим, холодным ужасом – теперь стало лучше слышно, и можно было различить дробное, шелестящее постукивание, словно били тысячи крохотных костяных барабанчиков.
Потом Кроха проснулся в кромешной тьме, и это означало, что начался третий день.
Проснувшись, Маки не поверил своим ушам. Кто-то громко жевал у него над самым ухом.
Не в силах пошевелиться от ужаса, Кроха лежал, вслушиваясь в темноту, а потом рядом чиркнуло и в огненной вспышке запалившейся лучины возникло лицо Пеки.
Это казалось невозможным, но Пека что-то жевал!
– Пека! Что… откуда?!
– Попробуй, Кроха, это не очень вкусно, зато насыщает.
– Что это? – спросил Маки, глядя на подрагивающие на ладони комочки.
– Не поверишь, это мокрицы! Их там у бассейна, полно! Они… почти как мясо.
– Пека, – сказал Кроха, – я не буду это есть…
– Ты что! Это же еда!
– Это мокрицы.
Пека, вздохнув, спрятал мокриц в карман – наверное, про запас. Не говор более не слова он двинулся вперед по извивающемуся, как подхватившая судорогу змея, коридору.
Полтора часа они шли в гробовом молчании, пока Кроха, стиснув зубы от терзающего кишки голода, не попросил мокриц.
Тут же сделали привал. Кроха по началу давился, а потом вошел во вкус – мокрицы не были деликатесом, но и к тошнотворной гадости их мог причислить только что плотно отобедавший устрицами гурман. Кроха гурманом не был и раньше, а сейчас не заметил, как умял половину захваченной Пекой снеди. Запил водой со стен и блаженно привалился к холодному камню.
На душе странно полегчало – удивительно, вроде бы положение их оставалось все тем же – безнадежным, безвыходным, и шли они все вниз и вниз, ан нет – стало легче, страх отступил, поддавший почти блаженной сытости. Не замечая того, Кроха заулыбался.
– Вот-вот! – сказал, увидевший ухмылку, Пека, – а ты говорил – мокрицы.
– Человек, – сказал Кроха, – он, Пека такое существо, что привыкает ко всему. Вот. А еще, он может все преодолеть, потому что в отличие от дикого зверя у человека есть ум, чтобы поставить цель, и воля, чтобы ее достичь! И если воли хватит, то ничто его, человека не остановит. Понял Пека, ничто! И мы с тобой все преодолеем, победим, как победили голод, и выберемся из этого склепа… нет! Мы не только выберемся, мы и еще захватим сокровища этого ублюдка Арсеникума! В качестве компенсации.
Лицо Пеки просветлело, губы сами собой сложились в идиотскую, но исполненную желания действовать улыбку. Более не откладывая, напарники двинулись в путь.
Снова встретили желоб, и уже безбоязненно скатились по нему, крепок держа в охапку прутки. Вода в желобах была теплой и маслянистой и потому в воздухе колыхалось некое подобие тумана. Стены начисто лишились рисунков, а вместо них крошившийся камень покрывал бледный кустистый мох, который колыхался, словно подводная водоросль, когда напарники проходили мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164