Не связывайтесь, сударь.
У каждой ведьмы свой пунктик. Госпожа Вилея Аччелерандо славилась аккуратностью. Чистоту, которую она наводила, можно было собирать про запас. Проведя рукой по грязной батарее, вы измажете пальцы в пыли. Ступив на вымытый Вилеей пол, Гури «испачкался» чистотой. Она отторгала любую грязь, и Гури в том числе. А устоять на ногах, когда подошвы вас отталкивают, довольно сложно.
Пятки Гури вновь сверкнули в воздухе. На этот раз гвардейцы были настороже. Двое подхватили бродягу на руки, третий сорвал злосчастные башмаки. Обувка полетела в угол. Пыль шарахнулась от сверхчистых подошв.
- Извините за беспокойство, бабушка, - раскланялись стражники, - мы уже уходим.
- Заходите на чаек, молодцы.
Погоня умчалась, и Вилея превратила пальму обратно в Хоакина. В носу у того защипало. Мучительно захотелось чихнуть, но ничего не вышло. Разлитая по полу чистота уничтожила всю пыль в воздухе.
- Пойдем, милок, - посоветовала ведьма. - Гвардейцы - ребята ушлые. Так просто от них не отделаешься.
Хоакин вскинул на плечо вязанку и затрусил вслед за бабкой.
Погоня настигала их еще дважды. Оба раза Вилея отводила глаза стражникам. В первый раз нарисовала на стене дверь; дверь вышла почти настоящей, и гвардейцы ушли через нее в пятое измерение. Когда же разобрались что к чему, их ждал новый сюрприз: перекрученная ковровая дорожка. Этот орешек оказался служивым не по зубам. Возник зловещий треугольник (казначейство, податной департамент, кабинет первого министра), в котором бесславно сгинула погоня.
- Славненько, славненько! - щебетала госпожа Аччелерандо. - Умнички вы мои золотые. Теперь можно и чайком угоститься.
Гобелены лгут. Задайся кто-нибудь целью создать классификацию старушек, ведьма с гобеленов получила бы статус «гнусной карги». Госпожа Аччелерандо занимала промежуточное положение между «сбрендившей старушенцией» и «занятной бабулей».
Черного она не носила. Никогда.
Привычка видеть мир таким, каким он должен быть, играет с восприятием дурные шутки. Если вы знаете, что перед вами ведьма, воображение само дорисует черный плащ и остроконечную шляпу. Но госпожа Вилея одевалась вызывающе ярко. Три узорчатые кофты (зеленая, беж и киноварь), фиолетовая шерстяная юбка, синий фартук. Голову ее украшал растрепанный платок; выражение лица каждый миг менялось. Временами Хоакину казалось, что ей лет под девяносто, а временами - не больше сорока.
Настоящая ведьма. Вилея путала ковровые дорожки, варила зелья, разговаривала с рыбками в фонтане. Младенцам, заблудившимся в лабиринте дворцовых переходов, лучше бы не попадаться ей на глаза. А еще госпожа Вилея заготавливала хворост. Откуда она его брала, живя во дворце, - это загадка. Но все гвардейцы (а также канцлеры, поварята и министры) хотя бы по разу, да помогали донести вязанку.
- Пришли, касатик. Стой, раз-два.
Хоакин свалил хворост у входа в подсобку. Рубашка промокла от пота. Госпожа Аччелерандо нырнула в каморку и принялась греметь ведрами. Возилась она долго: переставляла швабры, развешивала тряпки. На Хоакина пахнуло с детства знакомыми запахами. Мыло, мокрая шерсть и песок. В школьные времена Истессо частенько прятался от одноклассников в подсобке, среди щеток и лопат.
- На сегодня хватит, - пробормотала Вилея, пряча связку ключей под фартук. - Разбаловались охламоны.
Даром что дворец - свинячат, как свиньи.
Она вытерла руки о фартук и приказала:
- Подсобка, подсобка, повернись к фойе задом, ко мне - передом.
Стена заскрипела, задрожала. Дверной проем поехал в сторону. Промелькнули ведра, штукатурка, каменная кладка, замурованный скелет - и выплыл темный проход.
По другую сторону темноты находилось ведьмино обиталище. С притолоки свисали клочья паутины. Капала вода. Где-то что-то скрежетало и попискивало.
Лоб и щеки Хоакина овеяло слабым током воздуха. Фея выбралась из чайника и уселась на плечо стрелка.
- Чудо какое! - восхитилась она. - Вы здесь живете, бабушка?
- И-эх, дочка. Где ж еще жить? Чай, шарлатановы маги парчовых покоев не дадут. Шевелиться приходится.
Взгляд Вилеи построжел.
- Входите, гости дорогие, входите. Не стойте на пороге. Жилплощадь неучтенная, в пожарные реестры не внесена. Не ровен час, увидят - по инстанциям затаскают.
Хоакин взвалил на плечо вязанку и шагнул в темный проем. Маггара пискнула и ухватила стрелка за волосы. Сквозняк усилился. С каждым шагом он становился сильнее, превращаясь в ревущий ураган, а потом все стихло.
Полоска тьмы.
Свет.
Горницу свою Вилея содержала в чистоте. Ничего лишнего: лежанка, печь, сундук. На сундуке красный копер с золотыми симплициссимусами - единственное яркое пятно в горнице. В центре комнаты накрытый стол, вокруг - разнокалиберные лавки. С потолка свисают связки трав. На полках средь горшков лежат старые книги, ступки, хрустальные шары.
Но самое интересное - окно, сквозь которое виднеется лесная чаща. Поляна и кувыркающиеся на ней оленята. Неужели в Бахамотовой Пустоши растет лес? Или же это очередная иллюзия?
- Фу-фу! - сморщила нос госпожа Вилея. - Чую дух деревудский. Али гости незваные пожаловали? Вот я на косточках молодецких поваляюсь-покатаюсь.
- Что вы сказали, госпожа Аччелерандо?
- Не бери в голову, милок. Есть такое слово - ностальгия. Вот это она, родимая.
Вилея огляделась, достала тряпку и принялась смахивать невидимые пылинки. Хоакин сбросил хворост у печи, а сам уселся за стол. Маггара и Инцери пристроились среди посуды.
Наконец Вилея закончила с уборкой. Села напротив стрелка, подперла щеки кулаками.
- Явился, значит, касатик, - пробормотала она задумчиво. - То-то мы гадали с подружками - где объявишься? А ты - вон он. С Бахамота решил начать.
Хоакин молчал. Спрашивать что-то пока не имело смысла. Раз уж ведьма не поленилась, отыскала его, значит, все сама и расскажет.
- Провидица я, - сообщила госпожа Вилея. - Многое мне открыто. Чаю хочешь? С твоей-то посудиной, - кивнула она на обиталище Маггары, - поди нечасто чайком балуешься. А я пока расскажу, что знаю. Может, на что и. надоумлю.
Отказываться стрелок не стал. Маггару, как старшую, допустили к столу, а саламандру Аччелерандо определила в печь - с угольками повозиться. Мало-помалу, под ватрушки да синский кокей-чай, завязалась беседа:
- …ты ведь человек зимний? - словно невзначай спросила бабка. - Один год тебя другому передал, одна эпоха - второй.
- Да. В канун Грошдества родился.
- А скажи: не чувствуешь ли в себе зуда какого? Идти, менять порядки, открывать людям глаза?… Сны странные - видишь?…
- Я их не запоминаю, бабушка. Но знаю, что они есть. Иногда удается ухватить самый краешек.
- И что тебе снится?
- Медовая звезда.
- Обожди-ка.
Старушка встала и засеменила к сундуку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
У каждой ведьмы свой пунктик. Госпожа Вилея Аччелерандо славилась аккуратностью. Чистоту, которую она наводила, можно было собирать про запас. Проведя рукой по грязной батарее, вы измажете пальцы в пыли. Ступив на вымытый Вилеей пол, Гури «испачкался» чистотой. Она отторгала любую грязь, и Гури в том числе. А устоять на ногах, когда подошвы вас отталкивают, довольно сложно.
Пятки Гури вновь сверкнули в воздухе. На этот раз гвардейцы были настороже. Двое подхватили бродягу на руки, третий сорвал злосчастные башмаки. Обувка полетела в угол. Пыль шарахнулась от сверхчистых подошв.
- Извините за беспокойство, бабушка, - раскланялись стражники, - мы уже уходим.
- Заходите на чаек, молодцы.
Погоня умчалась, и Вилея превратила пальму обратно в Хоакина. В носу у того защипало. Мучительно захотелось чихнуть, но ничего не вышло. Разлитая по полу чистота уничтожила всю пыль в воздухе.
- Пойдем, милок, - посоветовала ведьма. - Гвардейцы - ребята ушлые. Так просто от них не отделаешься.
Хоакин вскинул на плечо вязанку и затрусил вслед за бабкой.
Погоня настигала их еще дважды. Оба раза Вилея отводила глаза стражникам. В первый раз нарисовала на стене дверь; дверь вышла почти настоящей, и гвардейцы ушли через нее в пятое измерение. Когда же разобрались что к чему, их ждал новый сюрприз: перекрученная ковровая дорожка. Этот орешек оказался служивым не по зубам. Возник зловещий треугольник (казначейство, податной департамент, кабинет первого министра), в котором бесславно сгинула погоня.
- Славненько, славненько! - щебетала госпожа Аччелерандо. - Умнички вы мои золотые. Теперь можно и чайком угоститься.
Гобелены лгут. Задайся кто-нибудь целью создать классификацию старушек, ведьма с гобеленов получила бы статус «гнусной карги». Госпожа Аччелерандо занимала промежуточное положение между «сбрендившей старушенцией» и «занятной бабулей».
Черного она не носила. Никогда.
Привычка видеть мир таким, каким он должен быть, играет с восприятием дурные шутки. Если вы знаете, что перед вами ведьма, воображение само дорисует черный плащ и остроконечную шляпу. Но госпожа Вилея одевалась вызывающе ярко. Три узорчатые кофты (зеленая, беж и киноварь), фиолетовая шерстяная юбка, синий фартук. Голову ее украшал растрепанный платок; выражение лица каждый миг менялось. Временами Хоакину казалось, что ей лет под девяносто, а временами - не больше сорока.
Настоящая ведьма. Вилея путала ковровые дорожки, варила зелья, разговаривала с рыбками в фонтане. Младенцам, заблудившимся в лабиринте дворцовых переходов, лучше бы не попадаться ей на глаза. А еще госпожа Вилея заготавливала хворост. Откуда она его брала, живя во дворце, - это загадка. Но все гвардейцы (а также канцлеры, поварята и министры) хотя бы по разу, да помогали донести вязанку.
- Пришли, касатик. Стой, раз-два.
Хоакин свалил хворост у входа в подсобку. Рубашка промокла от пота. Госпожа Аччелерандо нырнула в каморку и принялась греметь ведрами. Возилась она долго: переставляла швабры, развешивала тряпки. На Хоакина пахнуло с детства знакомыми запахами. Мыло, мокрая шерсть и песок. В школьные времена Истессо частенько прятался от одноклассников в подсобке, среди щеток и лопат.
- На сегодня хватит, - пробормотала Вилея, пряча связку ключей под фартук. - Разбаловались охламоны.
Даром что дворец - свинячат, как свиньи.
Она вытерла руки о фартук и приказала:
- Подсобка, подсобка, повернись к фойе задом, ко мне - передом.
Стена заскрипела, задрожала. Дверной проем поехал в сторону. Промелькнули ведра, штукатурка, каменная кладка, замурованный скелет - и выплыл темный проход.
По другую сторону темноты находилось ведьмино обиталище. С притолоки свисали клочья паутины. Капала вода. Где-то что-то скрежетало и попискивало.
Лоб и щеки Хоакина овеяло слабым током воздуха. Фея выбралась из чайника и уселась на плечо стрелка.
- Чудо какое! - восхитилась она. - Вы здесь живете, бабушка?
- И-эх, дочка. Где ж еще жить? Чай, шарлатановы маги парчовых покоев не дадут. Шевелиться приходится.
Взгляд Вилеи построжел.
- Входите, гости дорогие, входите. Не стойте на пороге. Жилплощадь неучтенная, в пожарные реестры не внесена. Не ровен час, увидят - по инстанциям затаскают.
Хоакин взвалил на плечо вязанку и шагнул в темный проем. Маггара пискнула и ухватила стрелка за волосы. Сквозняк усилился. С каждым шагом он становился сильнее, превращаясь в ревущий ураган, а потом все стихло.
Полоска тьмы.
Свет.
Горницу свою Вилея содержала в чистоте. Ничего лишнего: лежанка, печь, сундук. На сундуке красный копер с золотыми симплициссимусами - единственное яркое пятно в горнице. В центре комнаты накрытый стол, вокруг - разнокалиберные лавки. С потолка свисают связки трав. На полках средь горшков лежат старые книги, ступки, хрустальные шары.
Но самое интересное - окно, сквозь которое виднеется лесная чаща. Поляна и кувыркающиеся на ней оленята. Неужели в Бахамотовой Пустоши растет лес? Или же это очередная иллюзия?
- Фу-фу! - сморщила нос госпожа Вилея. - Чую дух деревудский. Али гости незваные пожаловали? Вот я на косточках молодецких поваляюсь-покатаюсь.
- Что вы сказали, госпожа Аччелерандо?
- Не бери в голову, милок. Есть такое слово - ностальгия. Вот это она, родимая.
Вилея огляделась, достала тряпку и принялась смахивать невидимые пылинки. Хоакин сбросил хворост у печи, а сам уселся за стол. Маггара и Инцери пристроились среди посуды.
Наконец Вилея закончила с уборкой. Села напротив стрелка, подперла щеки кулаками.
- Явился, значит, касатик, - пробормотала она задумчиво. - То-то мы гадали с подружками - где объявишься? А ты - вон он. С Бахамота решил начать.
Хоакин молчал. Спрашивать что-то пока не имело смысла. Раз уж ведьма не поленилась, отыскала его, значит, все сама и расскажет.
- Провидица я, - сообщила госпожа Вилея. - Многое мне открыто. Чаю хочешь? С твоей-то посудиной, - кивнула она на обиталище Маггары, - поди нечасто чайком балуешься. А я пока расскажу, что знаю. Может, на что и. надоумлю.
Отказываться стрелок не стал. Маггару, как старшую, допустили к столу, а саламандру Аччелерандо определила в печь - с угольками повозиться. Мало-помалу, под ватрушки да синский кокей-чай, завязалась беседа:
- …ты ведь человек зимний? - словно невзначай спросила бабка. - Один год тебя другому передал, одна эпоха - второй.
- Да. В канун Грошдества родился.
- А скажи: не чувствуешь ли в себе зуда какого? Идти, менять порядки, открывать людям глаза?… Сны странные - видишь?…
- Я их не запоминаю, бабушка. Но знаю, что они есть. Иногда удается ухватить самый краешек.
- И что тебе снится?
- Медовая звезда.
- Обожди-ка.
Старушка встала и засеменила к сундуку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84