Жареная утка никогда не снимется с вертела и не умчит в небо, как бы старательно ни крутил кухонный мальчуган ручку. Вино не пьянит, сон не идет. Плохо Хоакину.
- Ты совсем не видишь снов? Никогда?
Девушка, что сидит рядом с Хоакином, удивительно похожа на Марьяшу Аллегрезо. Те же волосы рыжевато-серого цвета, тот же остренький носик, тонкие упрямые губы. Привычка вжимать голову в плечи. Она так же убеждена, что все на свете можно объяснить словами. И что, узнав это объяснение, люди станут счастливы.
Еще вчера, до встречи с Бизоатоном, Истессо думал что влюблен в нее. Хотя полно. В нее ли? Влюблен? Что за чары сотворил шарлатан, вывернув наизнанку душу Хоакина?
- Нет, Марьяша. Вижу.
- Я не Марьяша!
- Какая разница?
Хоакину прощается многое. Даже то, что он никак не запомнит, как ее зовут.
- Я вижу всего один сон. Медовая звезда плывет в небе - это моя звезда. И голоса. Множество голосов, задающих один и тот же вопрос. Кто я?
- Глупости. Ты - подданный Тримегистии. Тебя зовут Хоакином Истессо. - Марьяша-не-Марьяша гладит его по руке. - Или же ты имеешь в виду эти новомодные нэнокунийские штучки? Лупить друг друга бамбуковыми палками, а потом указывать на луну?
Ланселот качает головой. Все не то…
- Уже поздно. Я пойду, Марьяша. Трактирщик, сколько с меня?
Тонкая рука вцепляется в его рукав:
- Хок, подожди! Можно я… с тобой?…
Неосторожно громко. Шум на мгновение стихает, и слова падают, словно замерзший ландыш в ладонь:
- ок! Я… не могу без тебя…
Но Истессо небрежно отбрасывает замерзший цветок в сторону:
- Нет, Марьяша. Ты спорить будешь, отношения выяснять… Лучше я один.
Ланселот поднялся, стараясь не замечать блеска в глазах девушки. Расплатился за вино и вышел на улицу.
- Зверь знает что, - пробормотал он, кутаясь в плащ. - Как я раньше не замечал? И лицо у нее длинное, и ходит - прыгает, руки не знает куда деть. Слово скажет - словно печать поставит.
Он поднял лицо навстречу северному ветру. Сентябрьская луна плыла в гроздьях оборванных туч. Сам того не понимая, Хоакин всех девушек сравнивал с одной Лизой.
- И чего я, дурак, ищу?
Его взгляд скользнул к навесу над конюшней. Меж столбов танцевал огонек.
- Словно этот светлячок. Мечусь туда-сюда, и ветер мне нипочем. Куда его понесло, интересно?
Огонек запрыгал вверх-вниз. Подлетел к Хоакину, затем скакнул в переулок.
- А ведь он меня зовет. Посмотрим.
Хоакин двинулся вслед за огоньком. Они вышли к парку, обогнули храм Эры, пересекли квартал сапожников. Там Хоакину пришлось спрятаться в переулке, чтобы избежать встречи с патрулем. За это время огонек успел упорхнуть далеко. Так далеко, что за ним пришлось бежать.
Спроси кто-нибудь, что ему нужно от огонька, - Ланселот бы не ответил. Он и сам не знал. Возвращаться в студенческую гостиницу он не собирался. А значит, ему было все равно, куда идти.
Черная книга сгорела. Сгорели воспоминания о годах лесной жизни. Но это ничего не значило - неукротимый дух Ланселота пробудился. Больше Хоакин не будет прежним.
- Хок. - Пятнышко света приблизилось, превратилось в сильфа с фонариком в руках. - Удачно я тебя нашел.
- Кто ты?
- Мое имя Гилтамас, если помнишь.
- Не помню. Мы встречались?
- Это неважно. Тебя ищут добрые люди. Они хотят тебе кое-что предложить.
- Добрые люди, говоришь? Веди. Посмотрим на этих добрых людей.
- Тогда готовься. Нам через Рыцарский мост.
- Бретеров я не боюсь.
- И прекрасно.
Гилтамас чуть подкрутил фитиль; свет стал ярче. Затрещали крылья, сверкающий круг расчертил тьму над булыжной мостовой, высвечивая камни и цепи университетской ограды. Еще и еще. Крест и грубая, стилизованная рыбка впечатались в сетчатку.
Хоакин потер лицо ладонью. Перед глазами метались огненные пятнышки. Сильф помчался вдоль улицы.
- Эй, не отставай!
Вынырнула громада Рыцарского моста с редкими точками факелов вдоль парапета. Немногие из студентов рисковали прогуливаться здесь в одиночку. Мост принадлежал воспитанникам Даниэля Эроико, учителя фехтования; юные бретеры чужаков на свою территорию не пускали. Если кто из университетских забредал сюда, он скоро жалел об этом.
Хоакин еще не привык обходить мост стороной. В те времена, когда Истессо учился в университете, его еще не построили. Да и бретеров не было.
- Пришли, - пискнул эльф. - Прилетели.
Он оглушительно свистнул. От парапета отделилась бесформенная туша. Она приблизилась и стала варваром, в поседевшей от времени пингвиньей накидке, пластинчатой кольчуге и меховых мокасинах. Под мышкой варвар держал гроссбух, заложенный множеством закладок.
- Хоакин? - спросил верзила и уточнил: - Ланселот?
Эльф закивал.
- Он, он.
- Я - Харметтир Большой Процент, - продолжил варвар. - А это, - он кивнул в сторону моста, - мой товарищ. Оки Длинная Подпись.
С постамента спрыгнула статуя и превратилась в маленького рыжего усача, закутанного в медвежью шкуру. На поясе Оки висели боевые счеты. Время от времени он их встряхивал, и тогда раздавалось зловещее пощелкивание.
- Мы за тобой, Хоакин. За воителем из мрака, бунтарем в камзоле синем. Слышишь?
- Слышу. Но я не бунтарь, тут вы ошиблись.
Варвары переглянулись.
- Надо было Тальберта первым выпустить, - вздохнул Харметтир. - У него язык подвешен. А так всю ночь здесь простоим.
- Идем, Хоакин, - поддержал Оки. - Долго объяснять что да почему. Ты нужен Аларику.
- Так вы - аларикские шпионы? Предлагаете мне продать оборонные планы Града Града, так? Чтобы я отключил защитное заклинание…
Оки покачал головой:
- Нет, так мы долго не договоримся… Придется его нести. Эй, Тальберт!
Факел над чугунной цепью закачался. Из-за гранитной тумбы вышел Тальберт. Левая рука его пряталась за спиной.
- Не узнаешь меня, Хок?
- Дался я вам. Узнаешь, узнаешь… - Он выхватил шпагу. - Ночные грабители, да? Ну держитесь тогда, узнал я вас!
Он не успел. Тальберт резко выбросил вперед левую руку. В ладони лежала горка серого порошка. Белесые клубы расплылись в свете факела.
Оки, Гилтамас, Харметтир, Истессо - все принялись чихать. Устоял один Тальберт, да и то, потому что его лицо было обмотано шарфом. Бродяга дал знак, и варвары бросились на Истессо. Скрутили, обмотали веревками и поволокли к карете.
- Тут мелкими буквами написано. Читать?
- Читай.
- «…Облик, в котором существа других миров предстают перед вызывателем, порой отличается экстравагантностью. Так, например, Амон появляется в виде волка с огненным дыханием и змеей вместо хвоста. Баэль любит облик огромной мерзкой жабы с рогами, а Углюниспик Слююн… Впрочем, в семье не без урода.
Ни в коем случае не теряйтесь при виде демонов. Помните: вы в их глазах выглядите гораздо страшнее».
Лиза вытерла пот со лба. У алтаря становилось душно. Подземелье плохо проветривалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
- Ты совсем не видишь снов? Никогда?
Девушка, что сидит рядом с Хоакином, удивительно похожа на Марьяшу Аллегрезо. Те же волосы рыжевато-серого цвета, тот же остренький носик, тонкие упрямые губы. Привычка вжимать голову в плечи. Она так же убеждена, что все на свете можно объяснить словами. И что, узнав это объяснение, люди станут счастливы.
Еще вчера, до встречи с Бизоатоном, Истессо думал что влюблен в нее. Хотя полно. В нее ли? Влюблен? Что за чары сотворил шарлатан, вывернув наизнанку душу Хоакина?
- Нет, Марьяша. Вижу.
- Я не Марьяша!
- Какая разница?
Хоакину прощается многое. Даже то, что он никак не запомнит, как ее зовут.
- Я вижу всего один сон. Медовая звезда плывет в небе - это моя звезда. И голоса. Множество голосов, задающих один и тот же вопрос. Кто я?
- Глупости. Ты - подданный Тримегистии. Тебя зовут Хоакином Истессо. - Марьяша-не-Марьяша гладит его по руке. - Или же ты имеешь в виду эти новомодные нэнокунийские штучки? Лупить друг друга бамбуковыми палками, а потом указывать на луну?
Ланселот качает головой. Все не то…
- Уже поздно. Я пойду, Марьяша. Трактирщик, сколько с меня?
Тонкая рука вцепляется в его рукав:
- Хок, подожди! Можно я… с тобой?…
Неосторожно громко. Шум на мгновение стихает, и слова падают, словно замерзший ландыш в ладонь:
- ок! Я… не могу без тебя…
Но Истессо небрежно отбрасывает замерзший цветок в сторону:
- Нет, Марьяша. Ты спорить будешь, отношения выяснять… Лучше я один.
Ланселот поднялся, стараясь не замечать блеска в глазах девушки. Расплатился за вино и вышел на улицу.
- Зверь знает что, - пробормотал он, кутаясь в плащ. - Как я раньше не замечал? И лицо у нее длинное, и ходит - прыгает, руки не знает куда деть. Слово скажет - словно печать поставит.
Он поднял лицо навстречу северному ветру. Сентябрьская луна плыла в гроздьях оборванных туч. Сам того не понимая, Хоакин всех девушек сравнивал с одной Лизой.
- И чего я, дурак, ищу?
Его взгляд скользнул к навесу над конюшней. Меж столбов танцевал огонек.
- Словно этот светлячок. Мечусь туда-сюда, и ветер мне нипочем. Куда его понесло, интересно?
Огонек запрыгал вверх-вниз. Подлетел к Хоакину, затем скакнул в переулок.
- А ведь он меня зовет. Посмотрим.
Хоакин двинулся вслед за огоньком. Они вышли к парку, обогнули храм Эры, пересекли квартал сапожников. Там Хоакину пришлось спрятаться в переулке, чтобы избежать встречи с патрулем. За это время огонек успел упорхнуть далеко. Так далеко, что за ним пришлось бежать.
Спроси кто-нибудь, что ему нужно от огонька, - Ланселот бы не ответил. Он и сам не знал. Возвращаться в студенческую гостиницу он не собирался. А значит, ему было все равно, куда идти.
Черная книга сгорела. Сгорели воспоминания о годах лесной жизни. Но это ничего не значило - неукротимый дух Ланселота пробудился. Больше Хоакин не будет прежним.
- Хок. - Пятнышко света приблизилось, превратилось в сильфа с фонариком в руках. - Удачно я тебя нашел.
- Кто ты?
- Мое имя Гилтамас, если помнишь.
- Не помню. Мы встречались?
- Это неважно. Тебя ищут добрые люди. Они хотят тебе кое-что предложить.
- Добрые люди, говоришь? Веди. Посмотрим на этих добрых людей.
- Тогда готовься. Нам через Рыцарский мост.
- Бретеров я не боюсь.
- И прекрасно.
Гилтамас чуть подкрутил фитиль; свет стал ярче. Затрещали крылья, сверкающий круг расчертил тьму над булыжной мостовой, высвечивая камни и цепи университетской ограды. Еще и еще. Крест и грубая, стилизованная рыбка впечатались в сетчатку.
Хоакин потер лицо ладонью. Перед глазами метались огненные пятнышки. Сильф помчался вдоль улицы.
- Эй, не отставай!
Вынырнула громада Рыцарского моста с редкими точками факелов вдоль парапета. Немногие из студентов рисковали прогуливаться здесь в одиночку. Мост принадлежал воспитанникам Даниэля Эроико, учителя фехтования; юные бретеры чужаков на свою территорию не пускали. Если кто из университетских забредал сюда, он скоро жалел об этом.
Хоакин еще не привык обходить мост стороной. В те времена, когда Истессо учился в университете, его еще не построили. Да и бретеров не было.
- Пришли, - пискнул эльф. - Прилетели.
Он оглушительно свистнул. От парапета отделилась бесформенная туша. Она приблизилась и стала варваром, в поседевшей от времени пингвиньей накидке, пластинчатой кольчуге и меховых мокасинах. Под мышкой варвар держал гроссбух, заложенный множеством закладок.
- Хоакин? - спросил верзила и уточнил: - Ланселот?
Эльф закивал.
- Он, он.
- Я - Харметтир Большой Процент, - продолжил варвар. - А это, - он кивнул в сторону моста, - мой товарищ. Оки Длинная Подпись.
С постамента спрыгнула статуя и превратилась в маленького рыжего усача, закутанного в медвежью шкуру. На поясе Оки висели боевые счеты. Время от времени он их встряхивал, и тогда раздавалось зловещее пощелкивание.
- Мы за тобой, Хоакин. За воителем из мрака, бунтарем в камзоле синем. Слышишь?
- Слышу. Но я не бунтарь, тут вы ошиблись.
Варвары переглянулись.
- Надо было Тальберта первым выпустить, - вздохнул Харметтир. - У него язык подвешен. А так всю ночь здесь простоим.
- Идем, Хоакин, - поддержал Оки. - Долго объяснять что да почему. Ты нужен Аларику.
- Так вы - аларикские шпионы? Предлагаете мне продать оборонные планы Града Града, так? Чтобы я отключил защитное заклинание…
Оки покачал головой:
- Нет, так мы долго не договоримся… Придется его нести. Эй, Тальберт!
Факел над чугунной цепью закачался. Из-за гранитной тумбы вышел Тальберт. Левая рука его пряталась за спиной.
- Не узнаешь меня, Хок?
- Дался я вам. Узнаешь, узнаешь… - Он выхватил шпагу. - Ночные грабители, да? Ну держитесь тогда, узнал я вас!
Он не успел. Тальберт резко выбросил вперед левую руку. В ладони лежала горка серого порошка. Белесые клубы расплылись в свете факела.
Оки, Гилтамас, Харметтир, Истессо - все принялись чихать. Устоял один Тальберт, да и то, потому что его лицо было обмотано шарфом. Бродяга дал знак, и варвары бросились на Истессо. Скрутили, обмотали веревками и поволокли к карете.
- Тут мелкими буквами написано. Читать?
- Читай.
- «…Облик, в котором существа других миров предстают перед вызывателем, порой отличается экстравагантностью. Так, например, Амон появляется в виде волка с огненным дыханием и змеей вместо хвоста. Баэль любит облик огромной мерзкой жабы с рогами, а Углюниспик Слююн… Впрочем, в семье не без урода.
Ни в коем случае не теряйтесь при виде демонов. Помните: вы в их глазах выглядите гораздо страшнее».
Лиза вытерла пот со лба. У алтаря становилось душно. Подземелье плохо проветривалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84