- Разве?
- Точно-точно. Уж я-то знаю толк в праздниках. Я есть хочу.
- Я тоже проголодалась. - Лиза огляделась. - Может, заглянем в тот симпатичный погребок? С рыжим великаном на вывеске?
Хоакин возражать не стал. Погребок так погребок. Тяжелая дверь распахнулась. Путешественники нырнули в гостеприимный полумрак «Бородароссы».
За дверью остались тягучая августовская жара, пыль и раскаленные камни мостовой. «Бородаросса» встретил путешественников прохладой и уютом. Тем самым патриархальным уютом, которого безуспешно добивались цирконские трактиры.
Крепкая деревянная лестница вела в общий зал. Плотник, ее сколотивший, хватил через край в своем увлечении осадной техникой. Лестница вышла - хоть сейчас строй баррикады и воюй. Прямое попадание из катапульты она бы пережила.
Хоакин спустился в зал. Погребок дышал основательностью. На столах могли гарцевать буцефалы и першероны. Бойницы в стойке с бочонками располагались так, что позволяли держать под обстрелом весь зал. На стенах висели гравюры с изображением могучих крепостей. В углах красовались щиты и знамена.
Вы спросите, кто же заглядывал в кабачок? Очень и очень многие. Посетителей всегда хватало. Например, заседания «Доннельфамского фортификационного Клуба» всегда проходили в «Бородароссе».
Военный стиль навязывал посетителям свои правила игры. Бюргеры прятались за стрелковыми щитами, выжидая удачного момента для атаки - на каплунов и маринованных зайцев, на лососину и рагу из пяти сортов мяса.
За стойкой стоял хозяин. Его нескладная фигура на фоне тяжеловесных щитов смотрелась трогательно и беззащитно. Чем-то он был похож на черепаху: то ли морщинистой шеей, то ли выпяченной, словно клюв, верхней губой. Погребок служил ему панцирем. Выражение «мой дом - моя крепость» родилось в стенах «Бородароссы».
Хоакин и Лиза уселись в самом углу, подальше от всевидящих бойниц стойки.
- Что будете заказывать? - поинтересовался хозяин. - Есть великолепные цыплята, вейнрейнское вино. Пирожки неплохо удались. Блинчики с муженевским сыром - пальчики оближете.
Он выжидающе глянул на Хоакина. Маггара что-то зашептала стрелку на ухо. Тот внимательно выслушал и кивнул:
- Хорошо. Так и сделаем. - Он повернулся к хозяину: - Итак, уважаемый, мы бы хотели вот что.
- Слушаю вас внимательно, сударь.
- Перво-наперво блинчики. Печеного хлеба, супа из цветной капусты - я слышал, в Доннельфаме он великолепен, - и куропаток. Букет цветов, - тут Хоакин задумался, - лучше чайные розы. И еще жаровню с угольками.
Хозяин выслушал заказ не моргнув глазом:
- Пить что будете? Могу предложить из погребов герцога.
Маггара вновь зашептала.
- Не надо герцогского. Мы простые путешественники. Дайте того, что в маленьком бочонке, под старым фартуком вашей жены.
- Рад встретить знатоков. Немногие в нынешнее время ценят хорошее вино. Вам записать на счет праздника?
- А?… Неважно. Главное, несите побыстрей. Мы проголодались.
- Будет сделано, господа.
Готовили в «Бородароссе» быстро. Четверти часа не прошло, как сонная толстозадая девица в хрустящем белом чепчике принесла супницу. Словно по волшебству стол украсился салфетками. Появилась терракотовая ваза. Чайных роз не нашлось, но Маггара и лилиям обрадовалась. За время пути она сильно изголодалась по оранжерейным цветам. Полевые, лесные, луговые - это прекрасно, но иногда хочется побаловать себя чем-нибудь экзотическим.
- А есть ты не будешь? - поинтересовался Хоакин, - Совсем?
- Я на диете.
- Зачем?
Фея пожала плечами:
- Вам, верзилам, хорошо. Вы ногами ходите. А меня, чуть поправлюсь, крылья не держат.
Пока фея диетничала, Инцери с блаженным видом зарылась в раскаленные угли. Перед Лизой появилась тарелка с блинчиками. Блюдо, похоже, делалось с расчетом, чтоб на него любовались, а не ели.
- Вам на счет праздника записать? - вновь осведомился хозяин. - Или сами заплатите?
- А в чем разница?
- На счет праздника дешевле. Но опаснее. - Трактирщик огляделся. Никто не подслушивал. - В Цирконе-то - слышали? Бахамота-батюшку… того. Сланселотили.
- Неужели?…
- Точно. Что делается-то…
Неулыбчивый господин за соседним столиком придвинулся поближе. Ладонью оттопырил ухо, чтобы лучше слышать. Трактирщик, не меняясь в лице, продолжал:
- Конечно, Розенмуллен сопереживает горю шарлатана. Но мы не такие. Либерализм - наша давняя традиция. Вот уж который день мы празднуем освобождение наших братьев-тримегистийцев. Из-под позорного гнета, значица.
- Да как же вы празднуете? - удивилась Инцери, - Ни гирлянд, ни цветов. Одеты буднично. Ведете себя как ни в чем не бывало.
Хозяин поджал губы:
- Эх, барышня! Сразу видно, что вы еще юны. Да если в открытую-то… Герцог живо в камень. - Он сделал движение, словно лепя шар из теста. - Он такой, наш Розенмуллен. Строг, но справедлив. И Базилиск у него.
Хлопнула входная дверь, и пирующие настороженно оглянулись. На лестнице стоял богач. На вид - самый что ни на есть философ доннельфамского толка: круглое лицо, усики под носом, взлохмаченная шевелюра. Неуклюж, в кости широк. Бархатный сюртук на заду топорщится.
- Эй, хозяин! - весело воскликнул он. - Кружку пива. В счет сам знаешь чего. Как говорится: свободе нравится набраться.
- Будет исполнено, господин вольнодумец.
- Постойте, - схватил его за рукав Хоакин. - Вы расскажете о вашем герцоге? Мы приезжие, нам интересно.
Трактирщик сделал умоляющее лицо. Ему очень не хотелось, чтобы его застали в обществе Хоакина.
- Если разрешите, - обратился к стрелку вновь прибывший, - я вам помогу.
- Вы хорошо знаете герцога?
- Как самого себя. Вы позволите? - Круглолицый подсел к путешественникам. Перед ним тут же появилась запотевшая кружка пива.
- Да, пожалуйста, - запоздало пискнула Лиза. - Садитесь.
- Бог мой! - Круглолицый отхлебнул из кружки. - Вам сильно повезло. Розенмуллен… Кто о нем расскажет лучше меня? Все будут врать, ловчить, изворачиваться.
- Почему, сударь?
- Почему? - Толстячок обвел помещение презрительным взглядом. - Да потому что они жалкие трусы. Приспособленцы. Хамы. Верите ли, сударыня, - обратился он к Лизе, - каждый считает себя вольнодумцем и бунтарем. А на деле… - Круглолицый сплюнул. - Эй! - громко воскликнул он. - Политика герцога безнравственна. Розенмуллен - продажный интриган. Ну?
Неулыбчивый господин за соседним столом потер ладонью ухо. Заморгал растерянно:
- Ничего не слышу. Оглох, ей-богу, оглох.
Круглолицый презрительно усмехнулся. Вскочил, расплескивая пиво, вытянул палец:
- А? Гляньте на него. Циник. Прохвост. И все такие. Все! Без исключения. Спросите трактирщика: кто не пьет в счет праздника? Не найдете таких. Все бунтуют. И у всех подхалимские рожи.
- Как вас зовут, сударь? - поинтересовался Хоакин.
- Эрик. Эрик Румпельштильцхен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84