- Ага. Хоть сейчас в исповедники. Бюргерской дочке.
Хоакин расхохотался. Уж что-что, а на роль исповедника здоровяк в малиновой рясе никак не подходил. Скорее наоборот - встреться с ним девица, и у нее появился бы повод для исповеди. Остальные братья оказались ему под стать: мордатые, свирепые. С иссеченными шрамами бровями, кривыми носами, уши - что твоя шумовка. Ни мечей, ни луков при них не оказалось. Но сбитые костяшки на руках говорили сами за себя.
Боевые монахи. И не местные - будь в окрестностях Доннельфама монастырь, Хоакин бы знал.
- Откуда птицы? - спросил Тальберт у привалившегося к забору оборванца. - Высокого полета?
- Личная стража его преосвященства. Почитай, каждый день кругами ходят, - лениво ответил тот.
- Понятно. А где горожане? Ярмарка?
- Там. - Грязный палец указал вдоль забора. - Все брюхгерство собралось. Жратвы, бухла - во! Всех угощают. - Оборванец отвернулся к забору и демонстративно засвистел носом. Потрепанная шляпа сползла бродяге на лицо, словно огромная корзина из-под картошки.
Стрелки переглянулись:
- Пойдем. Узнаем, что к чему. Что празднуют, почему о нас забыли.
И они двинулись в ту сторону, куда указал бродяга. Скоро стала слышна разноголосица базарной толпы. До слуха Истессо донеслись обрывки музыки, нестройное пиликанье скрипок, хриплый рев трубы. Где-то гулко ухал барабан.
- Дамы и господа! Доннельфамцы и доннельфамки! Все сюда! - гремело над разношерстной толпой.
Хоакин вытянул шею, стараясь понять, откуда доносятся выкрики. Наконец ему удалось разглядеть линялый навес с фиолетовыми полосами. Над навесом плескался флаг - точная копия монашеской хоругви. Огромный дракон и скачущий рядом рыцарь с поднятым копьем.
- Ужасно крамольное и непредсказуемо запрещенное представление! Сплошная оппозиция властям! «Ланселот и епископша в шкафу!» Всего пять денье! - надрывался зазывала с испитым львиным лицом и спутанной гривой. - Дети и политические диссиденты за полцены.
Выкрики перемежались рокотом барабана. Коротышка шахинпадец с вислыми усами от души лупил по платанной коже. Когда зазывала уставал орать, девчушка в полумаске, выцветшей блузке и клетчатой юбке обходила толпу с подносом в руках. На вид ей было лет двенадцать. Держалась она с уверенностью заправской актрисы.
- Спешите! Не пожалеете! Только одно представление!
Хоакин едва поспевал за Тальбертом. Скульптор чувствовал себя в толчее уверенно, как летяга в листве. Былая жизнерадостность вернулась к нему.
- Эй, красотка, - крикнул он белобрысой девушке, похожей на белочку, - где стрелки из лука состязаются?!
- Ты стрелок, что ли? - усмехнулась та. - Пожалуй, тебя такого с руками оторвут. Эй, эй! Что ты делаешь?!
- Прячу руки, чтобы не оторвали.
- Нахал! - Звонко ударила пощечина. - Негодяй!
Тальберт потер щеку:
- Куда ж так много? Сдачу верну поцелуем.
Увернуться девица не успела.
- Мерзавец! - послышался визг, и вторая щека Ойлена украсилась красным отпечатком.
- Эй, студентик, иди к нам! - захохотали у ворот, - Грета не в духе сегодня. А мы тебя приголубим. И дружка своего веди. Сегодня праздник, любовь наша не за деньги, а по вольной воле.
Размалеванные девицы окружили стрелков, наперебой угощая пирожными. Шелковые платья, эмблемы с красными фонариками. Хоакин едва не погиб под их жизнерадостным натиском.
- Спасибо, барышни, спасибо, - отбивался он. Лицо его перемазалось в креме, на щеке застыли шоколадные потеки. - Но я не люблю сладкого.
- И меня не любишь? - спросила блондинка с молочно-белой кожей.
- Ты слишком бела, снежная королева. Боюсь заерзнуть.
- А я? - сурово спросила рыженькая с морщинками у глаз.
- Не люблю ржаных сухарей.
- А я? Я?
- Помилуйте, - отступил Хоакин. - Не все сразу!
- Никто ему не нравится, - огорчились девицы. - Привереда. Сноб! Эй, красавчик, кого ты к нам привел?
- Мой дружок влюблен, - объяснил Ойлен. - Его сердце занято, занято. Эй, красотка, что ты прячешь за спиной?
Старшина гулящих девчонок - бойкая брюнетка с вьющимися волосами - подступила к Ойлену вплотную.
- А вот что. - Она выхватила стилет. - Выбирай одну из нас, и немедленно! Не то запущу в штаны стальную осу.
- От стали - несварение желудка. Убери нож, красавица. Моя шпага и крепче, и длиннее.
- Сейчас проверим!
Ойлен ухватил за талию первую попавшуюся девушку, поцеловал:
- Сколько вас! Это что - все на ужин? А чем я буду завтракать?
- Да у тебя глотка шире штанов! - захохотали девицы. - Оставайся с нами, стрелок. Зачем тебе эти состязания? В наши мишени попасть легче.
Поцелуи посыпались градом:
- Выкуп! Выкуп! - захохотали девушки. - Никуда не отпустим! Плати выкуп за себя и товарища.
Рыженькая вгляделась в лица стрелков повнимательнее и ахнула:
- Постойте! Я знаю вас: вы бежали из Базилисковой Камении. Ты, - она указала на скульптора, - изваял каменного уродца и тем ославил герцога на весь мир. А ты, - палец девушки указал на Хоакина, - Ланселот.
- Ланселот? Ланселот! - загалдели ее подруги. - Герцог вас повсюду ищет. И берегитесь Греты - она шпионка!
- Спасибо за предупреждение, красавицы. Мы идем на соревнование стрелков, - отвечал Хоакин. - Розенмуллен будет искать нас повсюду, но не там.
- Безумцы! Не пустят вас соревноваться. Без рекомендации господина Кельке Плуна, старшины огородников, никто не может стать стрелком.
- Огородников?
- Почему огородников? - удивился Тальберт.
- Господа бюргеры ввели новые правила для вольных стрелков, -сообщила брюнетка.
А рыженькая добавила:
- Огородники выращивают лук, который дает стрелки. А еще делами заправляет клуб Храбрых Портняжек (они делают стрелки на брюках) и гильдия Застрельщиков-стекольщиков.
- Которые строят стрельчатые крыши? - догадался Хоакин.
- Да. Именно так.
- Где же сидит этот Кель Каплун? - спросил Тальберт.
- Кельке Плун, - затараторили девицы. - И не вздумай путать его имя.
- Хорошо, хорошо. Каков он?
- Узнать его легче легкого. Ищи самого злобного, ревнивого, мелочного безумца…
- …и продувную бестию. Это он!
- …Засел в «Бородароссе», раздает рекомендации на турнир…
- …обжирается и пьянствует.
- В «Бородароссе»? - Глаза Тальберта заблестели. - Ну так считайте, что мы уже на турнире.
Перед тем как идти в «Бородароссу», Ойлен принял кое-какие меры предосторожности. В одной из лавок он разжился костюмом вольного стрелка и черной повязкой на один глаз. Хоакину купил накладную бороду, бесформенную нищенскую шляпу и камзол, украшенный накладными заплатками.
Переодевшись, стрелки стали выглядеть в самый раз для карнавала. Бороду приклеили криво, чтобы никто не сомневался - фальшивая. Великий маскарад Доннельфама поглотил разбойников. Так золотая монетка теряется в блестках из фольги.
Город заполняли «вольные стрелки». Сказалось извечное стремление доннельфамцев бунтовать «вполклюва, помаленьку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84