Этим утром она забрела сюда из примыкавшей к ее гостиной спальни без всякой определенной цели - так, на всякий случай. Постояла на пороге, прислушалась, а потом уже вошла. Большие, отливавшие серебром красивые глаза Адели сейчас переполняло тревожное ожидание. Она быстро переводила взгляд с одного стоявшего в комнате предмета на другой, крепко вцепившись длинными нервными аристократическими пальцами в края своего белого шелкового пеньюара в серебристую полоску. Прижимая к телу прозрачную ткань, Адель как бы пыталась защитить себя, в то время как взгляд ее, снова и снова, метался по комнате, желая убедиться, что там никого больше нет и в темном углу не прячется кто-либо из прислуги, вытирая пыль или подметая, а на самом деле просто нарушая ее уединение.
Высокая, грациозная, Адель, однако, была настолько замедленна в своих движениях, что порой казалось, будто она пребывает в полудреме. Именно такое впечатление она произвела бы на любого, кто оказался сейчас в гостиной, куда она после некоторого колебания все же вплыла, решившись покинуть свою спальню - единственное место в доме, служившее для нее безопасной гаванью. Ее светлые волосы, рассыпавшиеся мягкими локонами и тонкими прядями по плечам, были почти серебристого оттенка; сзади волна почти сливалась со снежно-белым серебристым шелком, окутывавшим ее тело, так что отличить одно от другого казалось почти невозможным. Остановившись у окна, Адель бросила взгляд на расстилавшуюся внизу долину - выражение ее глаз было отсутствующим, словно она смотрела и не видела.
Ландшафт за окном за последние несколько недель разительно изменился: пыльно-серые и мрачные черные тона, еще недавно господствовавшие тут, уже уступали место первой весенней зелени. Черная земля стала мягче - повсюду видны были приметы пробуждения жизни, наполнявшие собой дрожавший от поднимавшегося тепла воздух. Адель, однако, видела все это как бы сквозь мутную пелену, погруженная по обыкновению в свои мысли и заботы. Ушедшая в себя, в глубины своего внутреннего мира, она жила в отрыве от мира, который ее окружал, странно отгороженная от всего внешнего, всего, что было для нее посторонним. Ее собственная душа была той единственной реальностью, какую она признавала.
Но вот на ее неподвижное лицо упал солнечный луч, высветив гладкую кожу и очертания, которые скорее могли принадлежать молодой девушке, а не тридцатисемилетней женщине. Впрочем, девичьи черты Адель Фарли были обманчивы красотой мраморного изваяния, совершенного, но неживого, как если бы высеченная рукой скульптора статуя хранилась под стеклом долгие годы и ее ни разу не согревала чья-нибудь любовь, не мучили собственные горести и не трогали чужие страдания.
Вдруг, с несвойственной ей обычно порывистостью, Адель отпрянула от окна - в глазах ее засветилась решимость. Она быстро пересекла комнату и подошла к стеклянному шкафчику французской работы, стоявшему у дальней стены, в котором были выставлены разные вещицы, собранные ею за годы их с Адамом совместных путешествий. Когда-то Адель по-настоящему гордилась этой своей коллекцией, доставлявшей ей неизменное удовольствие, но теперь интерес ее давно угас.
Остановившись перед шкафчиком, она с беспокойством огляделась вокруг и только тогда решилась извлечь из кармана небольшой ключик. Ее прекрасные глаза при этом превратились в две щелочки, в которых посверкивала хитрость, а лицо исказилось гримасой тайного злорадства, так портившей ее выразительные красивые черты. Она с осторожностью вынула из шкафчика графин темно-красного венецианского стекла. Блестя от игравшего на нем солнечного луча, он светился мириадами радужных бликов, но Адель совсем не обращала внимания на игру света, когда-то так радующую ее. Поспешно вытащив стеклянную пробку, она поднесла графин к холодным бледным губам трясущимися руками. Адель пила жадно, припав к горлышку так, словно речь шла о том, жить ей или нет, и она умирает от душившей ее жажды. Сделав несколько больших глотков (чувствовалось, что к этой процедуре она прибегает не впервые, и в ее движениях сквозила привычная уверенность), она благодарно прижала графин к груди, закрыв в блаженной истоме глаза и глубоко дыша. По мере того, как жидкость спускалась все ниже и по всему телу разливалось благословенное тепло, постоянно мучивший ее ужас начал отступать вместе с тревогой, появлявшейся у нее, как только она просыпалась поутру. Эйфорическое чувство покоя овладевало ею - алкоголь постепенно делал свое дело. Она снова оглянулась вокруг - прежнего страха и враждебности комната ей уже не внушала, только сейчас смогла она разглядеть мягкие солнечные лучи, лившиеся в гостиную, яркий огонь, пылавший в камине, первые весенние цветы в настольной вазе.
Адель улыбнулась самой себе и еще раз поднесла графин к губам и снова с жадностью прильнула к нему. Лишь тоненькая струйка коснулась ее языка. Тогда она отвела руку с графином, потрясла его в явном нетерпении, зло поглядела на графин и, не веря собственным глазам, покачала головой. Графин был пуст.
- Проклятье! Проклятье! Проклятье! - трижды вскрикнула она в ярости, искажавшей ее голос.
Затем Адель снова пристально поглядела на графин. Руки ее при этом опять затряслись, по телу внезапно пробежала холодная дрожь. „Я что, много пила вчера вечером?” - спросила она сама себя. Больше всего ее ужаснуло, что она решительно ничего не помнит. Она сразу же запаниковала, и тут ей сделалось по-настоящему страшно. Она осознала всю безвыходность своего положения. Подумать только, у нее больше совсем не оставалось алкоголя! Мысль об этом почти парализовала ее. Даже если бы ей удалось справиться с искушением выпить в течение дня, то все равно она должна знать, что на ее половине остаются хоть какие-то запасы спиртного. Это придавало ей чувство уверенности. А теперь она не могла больше чувствовать себя в безопасности.
Пошатываясь, Адель, словно слепая, почти на ощупь, добралась до стула и буквально упала на него. В голове у нее была полнейшая пустота. Все еще не выпуская графина из рук, она обхватила свою грудь и принялась раскачиваться взад-вперед, тихонько поскуливая, как побитая собачонка, мучимая невыносимыми страданиями.
- Господи! Господи! - бормотала Адель. - Скажи, что мне теперь делать?..
И, закрыв глаза, чтобы по своему обыкновению бежать от реальности, она начала дрожать безостановочной мелкой дрожью.
Кровь отхлынула от ее лица, которое стало сразу же мертвенно-бледным: Адель откинула голову на спинку стула, чтобы хоть немного унять дрожь, и ее волосы рассыпались по плечам - сейчас она больше всего походила на измученную девочку, каковой в сущности и была. Несмотря на всю свою красоту и дорогой утренний наряд, в который она была облачена, Адель выглядела жалкой и потерянной в этой огромной комнате, где витал призрак надвигавшейся трагедии, готовой вот-вот разразиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138